- Всем отрядом нагрянули бы в поселок. Сразу бы нашли.

- Тебя послушаешь, так получается, что я Андрею враг, и Григорий враг, один ты - друг, - хмуро сказал Володя.

- Слишком у вас все правильно, все рассчитано, продумано.

- Слишком правильно не бывает. Или правильно, или неправильно. А тебе бы хотелось, чтобы весь отряд, орда в сто человек, взорвались, побежали... А потом? Что бы дальше получилось? Да и вообще, баш на баш меня не устраивает. Я не хочу, чтобы такие люди отделывались одними синяками. Они обязательно должны быть в тюрьме, и они там будут. Только так. Как ты считаешь, Андрей?

Но Андрей разговора не слушал.

* * *

Утром Наташа забежала лишь на минуту: спешила на работу.

Андрей ждал Григория, который обещал прийти скоро, но все почему-то не шел. Болела голова, настроение было дрянное.

- Здесь, что ли? - послышался за дверью басок Лихаря, а через мгновение и сам он вошел в комнату, положил на кровать голубую битком набитую сумку с надписью "Аэрофлот" и, указав на нее пальцем, коротко разъяснил:

- Харч. Высококалорийный.

Андрей хотел было произнести обычные в таких случаях слова: "Ну, зачем... Стоило ли беспокоиться". Но Лихарь понял все и рта не дал раскрыть.

- Перестань, - недовольно сморщился он и, присев на стул возле Андрея, закурил: - Вот помню, тридцать лет назад, молодой, здоровый, - он распрямился, горделиво демонстрируя свою тощую стать, - попал я в больницу. Так, веришь ли, все запасы у соседей по палате подчистил за два дня. О-о-о!

И уже совсем другим голосом, далеким от бодрости спросил:

- Что? Попало? - и, пригнувшись, заглянул в глаза Андрею. - Вот так. Ладно, найдем их. Не миллионный город. Вот какие кадры у нас есть. В три шеи бы гнал, если б нашлась замена. Ну да ладно про них, ну их к черту...

- Проекты не пришли, Антон Антоныч?

- Во! Это разговор... Нету, нету пока... И сейчас тебе неймется, проекты подавай.

- А как же, строить надо.

- Строить, - Лихарь улыбнулся, провел по лицу ладонью, разглаживая морщины, которые тотчас же вернулись на свое место. - Строить, строить... Андрей, дорогой! Я вас понимаю. Болтать зря не хотел, не хотел обижать... А ведь понимаю. Заработать всем хочется. И приодеться, и поехать к морю, и девушку в ресторан повести. Но и вы нас поймите. Откровенно ведь говоря, на одном "даешь" держитесь. Сейчас у вас два дома да склад. Вроде спокойно идет, и то капиталку переделывали. А если еще объекта три. Не начнете горячку пороть? Быстрей, быстрей? Там фундамент мельче положенного, там не прошпаклюете как следует. Разве за всем уследишь? А ведь здесь не Ялта Сибирь...

- Вы, Антон Антонович, говорите такое... Будто мы все сволочи, обиделся Андрей.

- Ты не лезь в бутылку. Мы ведь не себе амбар строим.

- И мы тоже. И вообще, худо кроме себя честных людей не видеть! - зло бросил Андрей.

Лихарь схватил его за плечи и, глядя пристально, глаза в глаза, спросил:

- Это ты правду говоришь?.. Или так, из книжки... А?

Андрею вдруг стало зябко от неморгающих, в упор на него смотрящих глаз, и он вздрогнул, но сказал твердо, отвечая не столько Лихарю, сколько себе:

- Да, правду.

- Ну, спасибо, - распрямился Лихарь. - Верю, - подчеркнул он. Выздоравливай, - и пошел к двери, но, уже ступив на порог, остановился, повернулся к Андрею, сказал:

- Старею я, брат. Старею... Веришь ли, раньше человека с одного взгляда видел. Не знаю... А сейчас... Старею. А может, люди другие пошли. Непрозрачные насквозь. - И ушел.

Григорий забежал на минуту.

- Не умер еще? - спросил он.

- Живу.

- Вызвали участкового. Приедет. Но как будет искать... Ты ничего не вспомнил?

- Чего я могу вспомнить? Если бы узнал кого или услышал, так вчера сказал.

- Народу было много в поселке. Воскресенье. Ребята приезжали из Комсомольского. Ленинградцы со своей базы приезжали. Буровики были. Так что... Все ясно?

- Как белый день.

- Тогда сиди. Я в бега.

Следующим посетителем был Степан. Он в комнату заглянул, спросил: "Туточки?", а потом долго отскребывал сапоги у вагончика. Андрей ему крикнул: "Брось вылизывать!".

- А как же, - вошел наконец Степан. - У вас бабов нету, чистоту наводить. Моя жинка всегда меня гоняет. Скидай, говорит, сапоги у коридорчике. А у меня они тесные. Я говорю ей, на руках лучше буду ходить, чем скидать их каждую минуту.

Степан внимательно оглядел Андрея, спросил:

- Ничего не поврежденное внутри? Не отбили?

- Вроде нет.

- Тогда ничего. Нашему брату по молодости достается. На меня как жинка зарыпит, я ей всегда говорю: сколько я за тебя, пока ухажером был, чубуков принял, тебе за жизнь не рассчитаться.

Степан сегодня был выбрит. И потому еще более веснушчат. Светло белели стриженные затылок и виски.

- Я в отгуле, - сказал он. - Рождение вчера праздновал. Еще в субботу сказал, что понедельник отгуляю. Подлечусь. Чего на похмелье выходить?! Тут тебе жинка вареников прислала, - развязал он объемистый белый мешок. - Я их у полотенчик замотал, чтоб горячие были. Поешь. Я как по общагам жил, помню. Тушенка да тушенка, да каша-концентрат. А это с вишни вареники. У прошлом году в отпуске закрутили. Боле сотни банок. Контейнер брали, сюда везли.

Он размотал полотенце и поставил перед Андреем кастрюльку.

- Огурчики... Тоже своя закрутка. А вот тут, - шепнул он заговорщицки, - самогоночка, - и, отвернув полу пиджака, показал горлышко бутылки. - Жинка моя слова не сказала. Говорю, Андрюшку какие-то гады побили, треба подлечить. Хороший парнишка, студент, уместе работаем. Она слова не сказала, сразу налила, вареников наложила.

- Да мне же нельзя, Степан, - улыбнулся Андрей. - Сухой же закон.

- У болезни можно, - убежденно сказал Степан. - У болезни даже врачи советуют. И никто не може запретить. Нет такого закону.

- Нет, Степан, я тебе честно говорю, не уговаривай зря. Лучше за мое здоровье сам выпей.

Степан рассмеялся удовлетворенно.

- Я так и располагал. Она мне наливае, жинка-то, малую стакашку. А я сам себе кумекаю: жмись, жмись, Андрюшка-то пить не буде. У них закон такой. Я и опохмелюсь. А тебе я у магазине соку купил. Наш, хохлячий сок, - вынул он из мешка литровую банку. - Видишь, по-нашему написано: сик яблучни. Сладкий. Я за твое здоровье самогоночки...

Степан сидел долго. Он понемногу пьянел и начал говорить туманно, загадочно:

- От, може; и знаю, кто тебя побил. А може, и не знаю. Здесь такое дело. Скажешь на человека, а, може, это не он. Человек пострадае...

Степан, видимо, ждал, что Андрей его выпытывать начнет. Но так и не дождавшись, поманил пальцем: мол, подвинься ближе.

- Они на рождении у меня были...

- Кто они?

- Ну, ребятки вот эти... А може, и не они. Хорошо выпили, посидели. Сашка с Федором к девкам собираются. А Китыч над ними подсмеялся. Говорит, сидите, не рыпайтесь. Там уже студенты места заняли. Они грамотные, девки на них кидаются. Вот уедут, тогда все будут ваши. Вот он так подсмеялся. Это я слыхал. А ребятки пьяные... И я выпивши недопонял. Шутка да шутка... А, может, эта шутка боком обернулась. А може, и не они. Тут дело такое. Скажи на человека, а он невиноватый. Вот я когда за жинкой своей бегал, она добрая была девка. И вот, надо же, тоже получилась такая история...

Степановым разговорам, верно, не было бы конца. Но пришла Рита на своего пациента поглядеть и гостя спровадила.

После обеда в комнату необычно робко заглянула Зоя и спросила:

- К тебе можно?

- Чего это ты!?. - рассмеялся Андрей. - Вроде я помираю.

Вздох облегчения был ему ответом.

- Я вчера-то все проспала. А утром девчонки такого понарассказывали... Я к вам заглянула, а ты спишь. Лицо... страшное, черное. И мне не по себе как-то стало. Честное слово.

Она постояла еще возле Андреевой кровати, а потом присела у окна на корточки и, ясно глянув на Андрея снизу вверх, сказала: