— Нелли. — Как он произносит моё имя! От звука его голоса оно становилось таким нежным! — Что вы такое говорите? Бросьте, девочка моя. — Когда он назвал меня своей, я почувствовала, что умираю. — Ну, подумайте, зачем я вам нужен? Именно, незачем. И ваше чувство не настоящее, а просто вы ещё не встретили своего человека в этом мире, поэтому невольно перенесли свою потребность любить на подходящий на ваш взгляд объект. Это просто любовь молодой девушки ко взрослому мужчине и не более того.

— Я бы что угодно отдала, чтобы всё было так, как вы говорите, — ответила я, стараясь сдержать рыдание. — Но то, что я сказала правда. — Я подошла ближе к нему, и теперь мне отчётливо было видно его лицо: карие глаза, тонкие морщинки в уголках глаз, чуть курносый нос, тонкие губы. Он недавно подстригся, и его так любимые мной кудряшки не успели ещё отрасти. — Я люблю тебя! — Я подошла совсем близко к нему и, чувствуя себя совершенно безумной, положила ладони ему на плечи. То, что он не сбросил мои руки и не отступил от меня, придало мне силы. — Жить без тебя не могу! Пусть все осудят мои чувства, мне всё равно, лишь бы с тобой! — горячо говорила я, глядя прямо в его глаза. — Можешь думать обо мне что хочешь, можешь хоть сейчас вызвать охрану, мне нечего терять. Да, я сумасшедшая, но разве не все люди сумасшедшие? — И, не дав Вадиму ответить, я коснулась поцелуем его губ. Он не отстранился от меня, просто стоял. Когда я закончила поцелуй и отступила от него на шаг, Вадим заговорил:

— Нелли. — По его лицу я видела, что он был готов ко всему, но только не к этому. Не к моей звериной смелости. — Что вы делаете? Пока не поздно, опомнитесь! — И, не дав мне время, что бы что-либо ответить, он быстро продолжал: — Не для этого вы на этом свете живёте, не для меня. Сколько вам лет?

— Девятнадцать. — Мне было трудно говорить, к горлу подкатил комок, слёзы душили меня.

— Вот видите. Я старше вас на тридцать два года. Вам ещё жить и жить, и незачем хоронить себя заживо своими чувствами. У вас ещё всё впереди, а эта… любовь будет только мешать.

— А если я скажу, — тихо ответила я, поднимая на него глаза. — Что мне всё равно, что меня не смущает разница в возрасте, потому что её придумали лицемерные людишки, чтобы как-то оправдать своё жалкое существование. Я не смогу и дальше жить вот так, не в силах отречься от своего чувства. Я честно старалась, поэтому я здесь. Но я не смогла. И, честно сказать, я устала, да и не хочу больше бороться! Понятно вам! — Я заплакала и отвернулась от него.

Прижав руки к лицу, я плакала, как ребёнок, сотрясаясь от всхлипываний, не останавливая поток слёз. Мне сейчас было всё равно. Я призналась этому человеку в любви, а он даже бровью не повёл, всё твердит о каком-то будущем. Как он не понимает, что нет у меня будущего, нет без него. Я понимала, что на большее я не могла рассчитывать, что то, что он поговорил со мной уже хорошо, другой на его месте уже вышвырнул бы назойливую девчонку вон, а Вадим оказался лояльным, известность не испортила его, и он остался человечным. Но сейчас, когда я стояла, сотрясаемая рыданиями, посреди комнаты, мне было всё равно. Моё сердце разрывалось от дикой боли, что я сама, собственными руками лишаю себя возможности любить кого-то другого, но поделать с этим ничего не могу.

И в этот момент, когда мне уже не оставалось ничего, и лучше было бы провалиться сквозь землю, я почувствовала, что кто-то обнял меня, крепко прижал к себе и успокаивающе гладит по голове. Я подняла своё мокрое от слёз лицо и посмотрела на этого человека. Это был Вадим. Он смотрел на меня, и в его взгляде не было ничего отталкивающего, только участие и жалость, смешанная ещё с чем-то, чего я не смогла разобрать.

— Ну, хватит, успокойся, — тихо и ласково говорил он, проводя ладонью по моим растрёпанным волосам. — Ты же взрослая девочка, зачем так убиваться, не случилось ведь ничего.

— Тоже мне, ничего! — возмущённо проговорила я. — Я призналась тебе в любви, я понимаю, что сама себе вырыла яму, что через всю оставшуюся жизнь пронесу это чувство неразделённой любви. А так, действительно, ничего! — Новый приступ слёз заставил меня опустить голову и уткнуться лицом в грудь Вадима, ещё больше заливая слезами его чёрную майку. — Потому что жизнь — боль! — единственное, что удалось сказать мне, в перерыве между всхлипываниями.

— Посмотри на меня, — сказал Вадим.

Я подняла голову и посмотрела на него. В ответ на мой взгляд, Вадим наклонился ко мне и поцеловал прямо в мокрые, солёные от слёз губы. У меня закружилась голова, мир поплыл пред глазами и я, чтобы не видеть, как всё рушится, закрыла глаза, сильнее прижимаясь к нему, единственной опоре в этом сошедшем с ума мире. Я подумала, что свихнулась, когда Демчог поцеловал меня. Я ответила не поцелуй, запустила пальцы в коротко подстриженные волосы Вадима и молила Бога о том, что если это сумасшествие, то я согласна быть сумасшедшей, лишь бы это не кончалось.

Наконец, когда он оторвался от меня, я задала один — единственный вопрос:

— Зачем? С какой целью?

— Не знаю, — его голос звучал глухо, — это пришло само собой, как только я обнял тебя. Я не планировал поцелуй, просто хотел тебя успокоить. Ты не сердишься?

— Нет, — тихо ответила я, продолжая смотреть ему в глаза. Они не лгали. — Я, наверное, сошла с ума.

— Тогда и я тоже. Но настоящие сумасшедшие никогда не признают себя больными.

— Я действительно больна. Больна давно и серьёзно. И твой поцелуй сейчас ускорил развитие этой болезни. — Меня отчего-то потянуло на метафоры, видимо, сказалась стрессовая ситуации и выброс эндорфинов. — Что делать? — Я посмотрела на Вадима, полностью ему доверяясь.

— Что делать? Вечный вопрос, — ответил он, садясь на диван. Я тоже села рядом. — Ты сама что хочешь?

— Я не знаю, — честно ответила я. — Я не думала, что когда-нибудь окажусь в такой ситуации. По моим расчётам, всё должно было закончиться ещё два часа назад. Но всё пошло не так, где-то я просчиталась. Наверное, не учла, что личная встреча может только разжечь огонь, а не потушить его. Выход один: я должна уйти! — Я поднялась с дивана и уже собиралась направиться к выходу, как вдруг рука Вадима легла на моё предплечье.

— Ты же хочешь остаться, признайся. — Он, казалось, читал мои мысли. —А если хочешь остаться, оставайся.

Я снова села, и в комнате повисла тишина, нарушаемая лишь колыханием тюля на окне. Я посмотрела на профиль Демчога, выделяющийся на фоне окна. В темноте было трудно понять, о чём именно он думал, но на его лице застыло сосредоточенное выражение. Я опустила голову. Терять-то нечего. Тихо подвинувшись ближе к нему, я взяла его лежащую на коленях руку в свою. Он ничего не ответил, только перевёл взгляд на меня. Наконец, Вадим нарушил молчание:

— Что же ты хочешь, Нелли? — Видимо, ему стоило больших усилий задать мне этот простой вопрос.

— Тебя, — ответила я. Это было первое и единственное, что пришло мне в голову. — У тебя есть то, что мне нужно, что мне необходимо как воздух: ты сам. Я уже говорила и повторю ещё раз: я люблю тебя и мне всё равно, что будет.

— Тебе точно это нужно?

— Ты мне нужен. Да. — У меня пересохло в горле. Я отлично понимала, на что иду, но была готова на всё. Я зашла слишком далеко, чтобы теперь повернуть назад.

Он снова поцеловал меня, на этот раз более крепко, но в тоже время нежно. Я с радостью ответила на поцелуй, не отпуская его руки, а Вадим тем временем взял мою вторую руку, слегка сжимая её в своей. Он продолжал целовать меня, медленно переходя на шею, откинув мою голову назад, запутываясь пальцами в моих волосах. Закрыв глаза, я прижимала его к себе, стараясь дотронуться до каждого участка его тела. В этот момент Вадим прервал поцелуи и бережно снял с меня тунику. Мне стало как-то неловко, вот так сидеть перед ним полуголой, но я поспешила отогнать от себя эту мысль, в свою очередь стягивая с него майку. Я не верила в происходящее. Ещё три часа назад я считала, что то, что я скажу Вадиму всё, будет пределом моих возможностей. Оказалось, что нет. Судьба-злодейка подбросила мне новое испытание: я получала то, что столько раз видела во сне. Я с некоторым испугом и внутренней дрожью провела ладонями по обнажённому торсу Демчога, проследив контуры его довольно широких, как оказалось, плеч. Должно быть, я покраснела, потому что Вадим вдруг спросил: