О́дин разгуливает передо мной, выписывая восьмерки, и наблюдает за приближением девушки. Я щелкаю пальцами возле бедра, он обходит, и становиться за мной. Потом садится на землю и выжидательно смотрит на меня.
Ее шаг замедляется, когда она приближается ко мне. Такое впечатление, что она немного съеживается, как будто у нее будет некоторое преимущество, если она в данный момент сделается невидимой. Ее взгляд направлен на винтовку в моих руках, она делает последний шаг вперед, останавливается и открывает рот.
— Хм…привет! — выкрикивает она. Ее взгляд бегает, показывая нервозность. Ее рука поднимается в коротком взмахе, но это не слишком убедительный жест.
Я осматриваю ее с ног до головы, переоценивая теперь, когда она ближе. Мои выводы все те же – она заблудилась, бродила около двух часов, и она приехала с юга. Ближайшая дорога на юг - шоссе 264, поэтому она определенно идет в неправильном направлении. Ей идти еще сорок километров, прежде чем она доберется до другой дороги. Если бы она сейчас не стояла передо мной, вероятно, умерла бы до наступления ночи.
— Хочешь умереть? — спрашиваю я ее. Мой тон, вероятно, немного жестче, чем нужно, но этот вопрос просто необходимо было задать.
Ее глаза расширяются, и она делает шаг назад от ствола винтовки. Я сопротивляюсь стремлению фыркнуть, и указываю в сторону открытой пустыни, где ее ждет страшный конец.
— Не самое лучшее место, чтобы искать место для пикника.
Она смотрит на пустынный пейзаж, затем на оружие в моих руках, которое направлено на ее голову. Она нервно смеется и обхватывает себя на уровне талии. Показываются ее верхние зубки и закусывают нижнюю губу, на лице появляется гримаса, и она на миг опускает взгляд на землю. Когда она поднимает на меня глаза, я вижу, как она сглатывает, прежде чем заговорить.
— Моя машина сломалась, — тихо произносит она. На секунду отводит глаза и смотрит в сторону грунтовой дороги. Мышцы на ее правой руке немного напрягаются, и пальцы дергаются в ответ.
Сомнений нет в том, что она лжет.
— Сейчас? — тихо спрашиваю я.
— Да, я полагаю, что она перегрелась, — соглашается она с немного большей уверенностью. — Я думала, что возвращаюсь назад в том же направлении, откуда приехала, но очевидно, что это не так.
— Хочешь воды, и я отвезу тебя обратно? — уверен, что справлюсь с небольшой проблемой в радиаторе.
— О! — ее глаза расширяются, и она начинает переступать с ноги на ногу.
Правильно, детка, я не куплюсь на твое дерьмо.
— Ты не обязан это делать, — она тянет руку вверх и теребит пучок волос на голове. — Можно, я просто воспользуюсь твоим телефоном? Мой не может поймать никакого сигнала, и я думаю, что, в любом случае, он сдох.
— У меня нет телефона.
— О. — Она опускает глаза и смотрит на землю.
Я продолжаю смотреть на нее, но она избегает моего взгляда. Хочу раскусить ее замысел, или вогнать ее в еще большую яму. В действительности, это не так уж и важно, так как решение полностью основано на моем желании услышать, что она скажет. Однако же, это не так уж и важно, так как я всё-таки хочу узнать настоящую правду.
— Ты скажешь мне настоящую причину, по которой ты здесь бродишь?
В этот момент ее зубы снова впиваются в губу, и мне интересно, собирается ли она истечь кровью.
— Это так очевидно, да?
— Да, в общем-то.
— Моя мама всегда советовала мне не вступать в тайные общества, потому что я самая неумелая лгунья в мире.
Я не отвечаю, потому что нет смысла реагировать на это. Я просто жду и наблюдаю. Она смотрит на землю и, кажется, вдруг теряется в своих мыслях, скорее всего вспоминая свою маму или какой-то другой момент ее детства. Когда спустя минуту она так ничего и не говорит, я перекладываю винтовку с одной руки в другую, и ее глаза расширяются.
По крайней мере, я снова привлекаю ее внимание.
— У меня произошел небольшой... спор... с моим водителем, — наконец бормочет она, — и меня высадили в чистом поле.
Это правда, но не вся. Полагаю, это все, что мне собираются сообщить, и так как мне действительно все равно, я меняю тему.
— Хочешь воды? — спрашиваю ее, размещая винтовку на плече стволом вверх.
— Да, пожалуйста, — ее облегчение очевидно, но она все также по вполне понятным причинам осторожна в своих движениях. Девушка нерешительно идет за мной к двери и останавливается прямо перед ней. О́дин обнюхивает ее ноги, и она похлопывает его по голове. Кажется, он не определился с ней, скорее всего, отражая мои собственные чувства.
— Она не особо холодная, — говорю ей, пока вытаскиваю бутылку из того, что могло бы стать холодильником, если его включить, — но она хотя бы мокрая.
— Все замечательно, правда, — уверяет она.
Я подхожу к двери и держу бутылку воды вне ее досягаемости. Мне интересно, понаблюдать за ее действиями. Войдет ли она в логово паука, чтобы получить воду, которая ей необходима, чтобы выжить? Или ее собственные страхи и паранойя заставят ее остаться на покосившемся крыльце отказываясь рисковать своей жизнью?
Прошло несколько секунд, пока она не поняла, что я не собираюсь двигаться, и вот она медленно делает два шага вперед. Наши пальцы слегка задевают друг друга, когда она берет бутылку из моих рук. На ее щеках появляется красный оттенок, которого не было раньше. Она смущена, но чем? Возможно потому, что она принимает воду от незнакомца или потому, что признает, что нуждается в помощи?
Быть может быть потому, что наши пальцы соприкасаются, и она понимает, что находится одна с каким-то незнакомым парнем.
Хочу посмеяться над этой идеей, но мне удается сдержать себя.
— Спасибо, — говорит она, а потом прочищает горло. Откручивает крышку на бутылке и подносит ее к губам. Затем начинает пить слишком быстро, и я немедленно хватаю бутылку, заставляя ее вздрогнуть.
— Не так быстро, — говорю я, — иначе будет плохо. Маленькими глотками.
Я кладу бутылку обратно в ее руку, и она медленно кивает. Делает небольшой глоток, останавливается, а затем делает другой. Я киваю ей, убедившись, что теперь она не собирается блевать на мой пол.
— Как тебя зовут? — спрашивает она.
— Эван, — говорю я ей.
— Я Лиа, — сообщает она с улыбкой. Не уверен, из-за того ли, что она продолжает нервничать или действительно просто хочет быть вежливой. Наблюдаю за ней, но никак не реагирую. — М-м-м… Лия Антонио.
Итальянка. Ее облик. Я должен был догадаться. Впрочем, у нее нет никакого акцента, так что она не из первого поколения.
Я продолжаю пялиться на девушку. Знаю, что это заставляет ее нервничать, но я не из тех, кто много болтает, и я не хочу, чтобы у нее сложилось впечатление, что она может остаться здесь и провести вечер, сплетничая со мной. Думаю, что надо вернуть винтовку обратно и дать понять, что ей надо скоро уйти.
Уйти куда?
Если я выгоню ее, она умрет до восхода солнца. И что мне теперь делать – предложить, блядь, куда-нибудь ее подвезти? Я даже не знаю – или мне все равно – куда она идет. И я должен оставаться там, где нахожусь, за исключением тех случаев, когда мне нужно куда-то пойти за припасами.
«Заканчивается бензин», - напоминаю я себе.
Блядь.
Я выталкиваю эту мысль из головы. Не хочу проводить и пару часов в грузовике с какой-то цыпочкой, которую я не знаю. Девушка идиотка, раз сунулась сюда.
И почти сразу пересматриваю свои выводы. Она идиотка, но это из-за того, что сама оказалась в этой ситуации, а не потому, что сейчас здесь. На данный момент у нее нет выбора. Возвращение в пустыню - самоубийство.
— Голодная? — я слышу, как спрашиваю это, и хочу стукнуться головой о стену.
— Хм…немного, но на самом деле тебе не нужно беспокоиться.
— Хорошо, — говорю я, — но мне пора ужинать, так что я собираюсь готовить. Если хочешь чего-нибудь, говори прямо сейчас.
Она пару раз переступает с одной ноги на другую, смотря на деревянные планки, из которых сложен пол.