— А кто еще приходил к Громовой?

— Нет, у нее почти не бывало гостей. Я имею в виду компаний. Она тихо жила. Ходил тут один, приличный такой. Довольно часто. Что их связывало? Но уж это не мое дело, правда? Может, еще кто бывал, только я ведь не сижу круглые сутки на лестничной площадке.

Занимательная была бы картинка, подумал я.

— Да, вспомнила! — девушка хлопнула себя по лбу. — Как-то встретила паренька на лестнице, он от Веры выходил. Вертлявый такой паренек.

— Не могли бы его описать?

— Это ж давно было. Ах да, меня что удивило: он как со мной столкнулся — как-то голову в сторону… Вроде потупился. А одет попсово. Такие наоборот — как девушку встретят, так рассматривать начинают, словно под юбку лезут. Я даже пришла к себе — сразу к зеркалу — неужели крокодилом стала?

— Ну а лицо, фигура?

— Нет, этого не опишу. Очки темные в руках были — он их потом надел. Сам стройненький, худенький. Хорошенький, но, будь мне шестнадцать, я бы с ним не стала — что-то в нем порочное было. Больше его не видела.

— А теперь давайте о недавних событиях. Вчера поздно легли спать, верно?

— Да. К занятиям готовилась. В понедельник. Семинар по логике мужик один ведет — ну прямо сексуальный маньяк… Над всеми девчонками измывается на экзаменах. Без короткой юбки можно не приходить. А у меня парень ревнивый. Вот и приходится зубрить.

— Сочувствую. Вы одна живете?

— Родители челноками в Стамбул мотаются, изредка видимся, А так — все время одна.

— Можно закурить? — спросил я.

— Конечно.

Любезно протягиваю ей пачку.

— Нет, не курю, — она машет рукой. — После сигарет изо рта плохо пахнет — Ну и правильно, — я киваю. — А теперь расскажите, что вы слышали? Вы что-нибудь слышали? Ну, как дверь хлопнула?

— Нет, ничего.

— Совсем?

— Совсем…

— А твой парень? Он тоже ничего не слышал?

— Какой парень? Вы что?

— Брось, — я грожу ей пальцем, — не морочь мне голову. Ты что, будешь меня уверять, что насобирала окурки в эту пепельницу на улице? Для интерьера?

— Ой…

— Вот тебе и «ой». Ты извини, что я с тобой по-простому. И давай начистоту. А то еще попадешь в переплет. Дело серьезное.

— Хорошо, я вам скажу, — девушка сосредоточенно рассматривала ногти. — Мы около шести собирались с моим приятелем выходить — надо было товар на ярмарку отвезти. У него мотоцикл. Когда в передней уже стояли — сапоги надевала, — слышу, у Верки дверь хлопнула. Она вообще-то рано на работу уходит, так что это в порядке вещей. И шаги женские по лестнице.

— Почему решила, что женские?

— Каблуки цокали. Да и походка женская, что я, совсем, не отличу? Может, конечно, и гомик какой…

— Не будем вдаваться в подробности. Дальше.

— А у меня, как назло, молния на сапоге заела. Приятель говорит — внизу подожду. Когда вышла — он бледный возле подъезда меня встречает — твоя соседка, говорит, из окна выбросилась. Я спрашиваю — ты что, какая? А он — молодая которая, светлая. Вон, на газоне лежит. Мне чуть плохо не стало. Но потом отошла — надо «скорую», говорю. Родители-то у меня раньше в мединституте работали, У нас полгорода в этом институте работало, пока он «оборонке» принадлежал.

— И ты вызвала «скорую»? — перебил я. Собиралась. Только ведь у нас телефон один единственный на весь квартал. На углу.

Пока мы туда дошли, видим — «скорая» в наш двор поворачивает.

Наверное, кто-то раньше нас вызвал. Приятель говорит, чего, мол, нам ждать теперь? А то затаскают потом с объяснениями. Ну, мы и двинули…

— Слушай, а где бы мне твоего приятеля найти?

— Зачем, он ведь ни при чем?

— Может быть. Я у него только кое-какие подробности спрошу. В частном порядке.

— Думаете, я вам наврала?

— Зачем же…

— Ладно, спрашивайте его, он вам то же самое расскажет. Заречная, три. Он там в мастерской работает. Хорошие бабки зашибает. И еще на заочном учится. А то бы стала я встречаться с каким-то сантехником, пусть он хоть на иномарке ездит.

— А как зовут?

— Вадимом. Лопаткин фамилия.

Я взглянул на часы. Было начало пятого.

— Ну что и, не стану больше задерживать.

— Ничего, даже интересно.

— То есть?

— Как вы меня подловили, а? Я что, ничего не поняла?

— В чем дело? Что ты поняла?

— Ладно не темните. И так сразу видно, что вы частный сыщик. Замешаны серьезные шишки, да? Вам большие деньги платят? — спросила она шепотом.

— Ясное дело, не маленькие, — пришлось согласиться.

Я добрался до гостиницы через два часа. Мне еще повезло — к вечеру перестало дождить, а пока я строил из себя сыщика, одежда в тепле почти высохла. Правда, прямо на мне. Переодеться было не во что. В запасе остались только хорошие носки, толстые и пушистые, ручной вязки. На прием в таких, конечно, не пойдешь. Зато для осеннего межсезонья они чудесны.

Это было мне единственным утешением.

Дом на улице Заречной, номер три, был сер и сир, а лепные львы над его подъездом плакали ржавыми слезами. Я спустился по стертым ступеням в подвал и познакомился с приятелем девушки. Потом просидел полтора часа в кафетерии на углу, поджидая, пока неутомимый Лопаткин наиграется с водопроводными кранами. Спешить некуда, я пил чай с хлебом, а официантка каждые десять минут подходила и протирала тряпкой мой столик.

К чему бы это?

Наконец вышел и мой подопечный, приглаживая колючие волосы. Он сказал, что спешит, и разговаривать пришлось на ходу.

— Мне сегодня уже пришлось обо всем рассказывать. Ваш сотрудник, из милиции, спрашивал. Что, согласовать действия не смогли? — Лопаткин старательно следил за правильностью ударений.

— Я не из милиции.

— Вот оно как? Значит, дело серьезное? Мне-то в общем плевать. Могу и вам рассказать. Веру, ну, которая погибла — давно знаю. Она в параллельном классе училась. Фирменная была деваха — полшколы за ней бегало.

— А вы?

— Я?.. Да как вам сказать? Не мой стиль, хотя, может, и просто случая не представилось. Она все больше с теми гуляла, кто там стишки пописывал, языком молоть умел. А мне батя еще тогда сказал — не языком, а руками работать учись. Я ему в гараже стал помогать. На мотоцикл копить начал. И к десятому классу купил. А скоро и «БМВ» куплю. Жизнь — она все по своим местам расставила. И всех.

— А как она после школы жила, не знаете?

— Откуда? Если только на лестнице сталкивались, когда я к Лидке ходить стал. Верка здорово изменилась за это время.

— Теперь вернемся к событиям сегодняшнего утра. Когда выходили от своей приятельницы, никого не встретили?

— Впереди шаги слышал, когда по лестнице спускался. А на улице увидел — парень в машину садился. Красные ««Жигули», за руль.

— Могли бы его узнать?

— Парня? Со спины если, то конечно. А вот машина — фара у нее побитая, это заметил.

— Он был один?

— Да.

— Что было потом?

— Я, значит, Лидку жду… Мотоцикл заводить не стал — спят все. Думаю, до реки пешком пройдем. Глаза наверх поднял: горит, думаю, у Лидки свет? Долго копаться будет? Вдруг окно рядом открылось. Мне казалось, Вера на работу уже ушла… А она стоит и за раму рукой держится. Хотел помахать, мол, привет… А она как-то назад оглянулась, вроде вскрикнула. Я решил — застеснялась — она в одном бюстгальтере была. Конечно, глаза сразу отвел, и тут слышу — словно мешок с машины бросили.

Гляжу… Потом Лидка вышла из подъезда. Что дальше было, она вам, наверное, уже рассказала.

Я расстался с Лопаткиным и спустился к набережной. Волны на реке были серые, с металлическим блеском. В воде не отражалось ничего.

Сзади кто-то осторожно откашлялся.

Я резко обернулся и увидел господина с седыми патлами до плеч, такого же цвета бородой, в папахе, красной куртке и кирзовых сапогах. Да к тому же он смотрел на мир единственным глазом.

— Прошу прощения, — господин притронулся к папахе, — закурить не найдется?