— А каким богам по-твоему служим мы? — поинтересовалась Ми.
— Вы служите демону этого ледяного рая, — сказал Дин, — и теперь, когда этот демон уже создан, трудно понять, то ли вы выбрали его, то ли он — вас. Одно очевидно: он удерживает всех вас здесь, в этом маленьком теплом оазисе, силой вашего страха перед лежащим по ту сторону ледяной пустыни внешним миром. Тем сложным, скучным и дебильным внешним миром, который вы так охотно покинули.
— Откуда ты это взял?
— Неважно. Я ведь не ошибся?
— Дин, все-таки, какого черта ты здесь ищешь? — спросила Ми.
— Уже никакого, — ответил Дин, — все, что мне было надо, я уже нашел. Так что давай забудем, что я вообще что-то искал.
…На следующий день Дин заметил, что обитатели биостанции смотрят на него несколько по-другому, чем вчера или позавчера. Видимо, это что-то значило. После обеда Ми подошла к нему в баре и предложила прогуляться к скалам. Дин, согласился не задавая лишних вопросов.
Они отправились почти в то же место, где встретились накануне, но прошли еще метров на триста дальше по вьющемуся между скал естественному коридору. В нагромождении скал была скрыта небольшая каменная площадка, куда вел единственный путь — тот, по которому они пришли.
Луч фонарика выхватил из темноты сидящий на плоской каменной плите промерзший труп, одетый в оранжевый комбинизон. У его ног лежала пара уже замерзших, но явно довольно свежих алых тюльпанов.
— Энджел Фишмен, — произнес Дин.
— Значит, ты знал и об этом, — отозвалась Ми.
— Догадывался, — поправил Дин.
— Места здесь хватит на всех, — сказала Ми, — и мы с течением времени будем приходить сюда, чтобы остаться здесь навсегда. Это наше твердое решение и мы исполним его, чего бы это не стоило. Теперь, пожалуй, ты знаешь все.
— Как обещал один знаменитый проповедник: "вы узнаете истину и истина сделает вас свободными", — заметил Дин, — но он не обещал ни что это покажется нам приятным, ни даже, что мы сможем после этого выжить. А может, это было не столько обещание, сколько угроза?
— Что это значит? — спросила Ми.
— Я постараюсь сделать так, чтобы это ваше решение не обошлось вам слишком дорого, — пояснил он.
На следующей встрече в Паго-паго Дин скажет: дайте им возможность оставаться там, где они есть, до самой смерти и после нее. А Элисон спросит: зачем?
Дин не будет рассказывать ему про ледяной рай, а просто ответит: такова моя рекомендация.
Тогда Элисон укажет на возможные правовые проблемы. Дин выскажет предположение, что "Санвинд Лимитед", вероятно, найдет способ справиться с этими проблемами. Для этого существуют юристы. А вот справиться с проблемами, которые могут возникнуть при дальнейшей эрозии управления на так называемой "Южной биостанции", будет гораздо сложнее.
Решение правления по этому поводу было, таким образом, предопределено и на следующий день это решение, в форме "дополнительных гарантий персоналу, работающему в особых климатических условиях", стало совершившимся фактом.
А вечером Дин получил месседж следующего содержания: "Если Вам потребуется место последнего приюта — оно ваше. Здесь всегда найдется тот, кто положит рядом два алых тюльпана."
20. Возвращение в Трою (20–23 мая)
Дин толкнул воротца под изображением глумливого синего краба с дымящейся трубкой в клешне. Как обычно в это время, клубная публика веселилась кто во что горазд. И, как обычно, в оранжевом углу сидела компания, половина которой состояла из хорошо знакомых физиономий.
Компания о чем-то шумно спорила и появление Дина по началу осталось незамеченным.
Взяв по обыкновению стакан красного вина со льдом, он подошел к ним и ласково сказал:
— Берт, будь другом, сдвинь свою задницу на фут вправо.
— Дин! Привет, волчара, где это тебя носило?
— Везде, — ответил Дин, усаживаясь и закуривая сигару, — что это вы так лихорадочно обсуждаете и что здесь делает этот промыватель ожиревших обывательских мозгов?
— Окончательно одичавший тип, — поставил диагноз Ник Мастерс, страшно обидевшись на «промывателя», — он, наверное, даже не слышал про новый билль: "о защите прав несовершеннолетних."
— Каких прав? — поинтересовался Дин, отхлебнув вина, — на пых косяка, бах шнапса и трах баб? Так это право они давно и сами взяли.
Макс, подтверди пожалуйста, что права не дают, а берут.
— Подтверждаю, — ответил адвокат Венде, сосредоточенно разглядывая пену в своей кружке, — но это касается тех прав, которые субъект хочет иметь, а здесь речь идет о контр-правах, то есть правах, в известной степени обременяющих их носителя в его собственных либо в общественных интересах.
— Макс, хотя бы вне суда ты можешь говорить на нормальном человеческом языке? — спросила Эдна.
— Извини, моя прелесть. На нормальном языке это значит, что лица, не достигшие 18 лет, получат право на государственную защиту от нетрадиционных средств, методов и технологий, влияющих на сознание, ощущения и психику. Например, от технологий виртуальной сенсорики.
Билль обсуждается в палате представителей.
— То есть готовится акт о запрете виртуальной реальности для подростков? — уточнил Дин.
— Приблизительно так, — согласился Венде.
— Ник Мастерс занимается, так сказать, общественным мнением по этому поводу, — добавил Фрей, — на сколько я понимаю, готовится что-то вроде теледиспута, верно Ник?
— Завтра, в семь вечера. Это будет круглый стол. Проблема — найти хорошего представителя противоположной точки зрения, который сам не был бы тейлменом. Хочу созвониться с одним колоритным типом из «гринписа». Он считает, что тейлмены наносят наименьший вред природе — меньше других ездят, ходят и гадят.
— А кто на другой стороне? — поинтересовался Дин.
— Там проблем нет. Во-первых, олдермен из Пимбо, во-вторых, один пастор, в-третьих, Берт договорился с президентом национальной ассоциации колледжей, ну и наконец пригласили Лиз Хатт.
— Это еще кто такая?
— Ну и дремучий же ты тип, — заметил Берт, — она играет Розмари в "заливе любви".
— Наверное, я действительно дремучий тип, — согласился Дин, — что такое "залив любви" я тоже не знаю.
— Дремучий? — повторила Эдна, — да ты просто музейный экспонат!
Этот сериал идет уже полгода.
— Буду знать, — задумчиво произнес Дин, разглядывая Эдну сквозь стакан с вином, — Ник, ты говорил, что у тебя нехватка оппонентов? А может, я подойду?
— Черт! — воскликнул Ник, шлепнув ладонью по столу, — ты же профессор, верно?
— Доктор, — поправил Дин, — доктор этологии.
— Да какая разница, — отмахнулся Мастерс, — это будет классно!
Яйцеголовые — всегда в оппозиции, и зрителям это нравится.
— Как ты меня назвал, паразит?
— Это сленг такой, не обращай внимания. У тебя есть какой-нибудь здоровый университетский значок?
— Есть, кажется, эдинбургский.
— Отлично, не забудь его нацепить. Я закажу тебе билет на Тингард на 16 часов, окей?
— Валяй, заказывай, если не боишься, что я перебью там все горшки и наплюю во все кастрюли.
— Много ты понимаешь в ТВ, — сказал Мастерс, — ради этого все и устраивается. А если кто-нибудь разозлиться и обложит оппонента матом, так штраф ерундовый, а цена на рекламу подскочит на верных процентов двадцать.
В тот же вечер пришел первый месседж от Айши.
"Привет, Дин, — писала она, — слышала, что у вас опять что-то происходит. Интересно, чем там у вас кончилось и что ты об этом думаешь.
Целую. А. Нкона."
… Рамки приличий продержались первые пять минут, пока пастор не заявил о том, что новый билль положит конец попранию свободы воли. Тут Дин не выдержал:
— Хоть вы бы постыдились, святой отец. Если вы понимаете свободу воли, как необходимость делать то, что нужно нации, то смените свой крест на свастику и не позорьте религию, которой служите.