Он примерился, чуть присел и легко спрыгнул вниз. Мягкие мокасины, на днях специально приобретенные для такого случая, погасили удар. Тихий шлепок - и он стоит на дорожке, проведенной вокруг "Ван-ван".

Оглядевшись, он отправился через сад - к дальней его стене, отгораживающей таверну от сада соседнего дома.

Через четверть часа он добрался до одной из улиц Старого города - там, где он оставил купленную позавчера темно-синюю "Хехду". Она так и стояла с тех пор здесь, поджидая его. Марахов за эти дни сделал довольно много всего - в числе прочего он купил сразу три машины разных моделей и в разных магазинах. Одна из них скучала в подземном гараже в Порту, одну он оставил на платной стоянке на севере Нового города, а одна ждала его здесь, в одном из бесчисленных тупичков города Старого.

Он вновь надел сканер, издалека внимательно рассмотрел машину, затем прошелся мимо нее - все было нормально. Ни один из тех малозаметных знаков, которые он оставил на машине, не был нарушен. В ультрафиолетовой подсветке сканера слабо светились тонкие пластиковые нити, налепленные им на стекла и двери.

Все было хорошо.

Он с облегчением вздохнул. Все же привычные ему средства здорово облегчают жизнь. Не зря он пару дней назад рискнул и добрался до тайника, оставленного в горах. Несколько ссадин на руках, ушиб колена и потраченный день - но теперь он мог выполнить свою часть сделки с ханзаку.

Серж распахнул дверцу "Хехды" и завел машину. Сонно рыкнул усилитель, набирая обороты, затем вышел на рабочий режим и тихо заворчал, иногда тихо взревывая, когда аккумулятор подбрасывал ему новую порцию питания.

"Хехда" тихо тронулась с места. Марахов осторожно вывел ее тупика. Свисающие через низкий забор ветви шафранных деревьев гладили стекла и новенький лак машины. Серж включил панель инфоцентала - в машине раздался голос диктора, зачитывающего сводку погоды. Затем в эфире пошел концерт известной в городе группы. Звонкие голоса флейт перемежались с резкими щелчками неизвестного ему инструмента, и все это на фоне мерного рокота барабанов, в котором угадывался свой, отличный от флейт ритм.

Очень необычное ощущение. Оно стало еще более странным, когда раздался голос певца. Было в нем нечто изумляющее - удивительно, что голос человека мог издавать такие низкие вибрирующие звуки.

Под звуки этой и еще нескольких песен, Марахов выехал из города. По дороге он на минуту остановился, и купил в придорожном магазине несколько бутылок вина, сыр, копченое мясо в фольгированном пластике, килограмм яблок. Когда певца сменил голос диктора, рассказывающего о программе на выходные дни развлекательных заведений Нового города, Серж выключил звук. Инфоцентрал медленно подмигивал ему цифрами времени. 21-47. Несколько минут до полуночи. Середина периода Летучей Мыши.

Если он не поторопится, то тот, к кому он направляется, может и не пустить его в дом.

Он нажал на педаль, и машина заворчала, радуясь притоку мощности. Серж вывернул на окружную дорогу и разогнался. Спустя четверть часа он притормозил на пустынном шоссе, свернул направо и проехал с полкилометра по неровному бетону.

Впереди, в свете фар, замелькали деревья и низенькие заборы. Это была та деревня, через которую он когда-то прошел, спустившись с Плато сушеной рыбы. За последние дни Серж бывал здесь не раз - и пешком, и на машине. Но все время он проходил мимо деревни. Может быть сегодня ему удастся здесь переночевать.

Он остановился у крайнего дома, свернув с дороги и оставив машину прямо у забора. Захватив с заднего сиденья сумку, он вылез из машины и подошел к дому. Окна дома не были видны с дороги, но теперь…

Он видел, что они пусты и темны.

Перепрыгнув через забор, он обошел вокруг дома. Ни одно окно не светилось. По словам соседей Нобунага ложился поздно, очень поздно. Что же, видимо, старика опять нет дома - отправился к кому-то из многочисленных детей и внуков. А ведь ему уверенно говорили, что сегодня, в эту пятницу, Нобунага обязательно будет дома, верьте, уважаемый господин!

Выругавшись и помянув вслух всех Кокума, он повернулся к машине.

Не успел он пройти и пару шагов, как жесткая ладонь зажала ему рот, а по спине ударили палкой. Хотели ударить. Там, где секунду назад был Серж, никого уже не было.

Он вывернулся из крепких морщинистых рук, крутнулся, отпрыгнул на несколько шагов в сторону и развернулся в сторону нападавшего. В слабом свете от далекого фонаря, и в еще более слабом свете объеденного Небесной мышью полумесяца, Марахов увидел перед собой светлый балахон, крепкую палку и сильные руки.

Их обладатель был в сильной ярости.

- Как я вижу, вы хорошо прыгаете, господин археолог! Но вам не следовало упоминать некие имена, тем более здесь, и ночью!

Человек сбросил с головы капюшон и оказался Итиро Нобунагой, тем самым бывшим работником Архива, к которому и приехал Серж. Марахов скривился - такая ошибка!

Как неприятно!

Он вежливо поклонился и произнес:

- Вина моя безмерна, уважаемый Нобунага, я прошу меня простить. Моя ошибка не по злу, а лишь по незнанию.

Старик лишь яростно прошипел нечто непонятное. Сильным ударом вбил свой боевой посох на пол-локтя в землю и ухватился обеими руками за его середину. Постояв пару минут в молчании, он легким движением левой руки выдернул посох.

Когда он обратился к Сержу, его голос был уже спокоен:

- Хорошо, что вы готовы признать свою ошибку. Когда мы расставались в прошлый раз, я не предполагал, - тут он повторил несколько язвительно, - я не предполагал, что мне придется ударить вас палкой по спине.

Серж промолчал и слегка пожал плечами. Нобунага ведь промахнулся? Старик увидел движение и понял его правильно:

- Кэра! Я же не сказал, что попал! - тут он расхохотался.

Серж улыбнулся. Старик ему явно начинал нравиться.

- Зачем же бить меня по спине? От этого ума не прибавится.

- До головы я не дотянулся, - проворчал старик, - а если бы дотянулся, то было бы еще хуже. Вряд ли после этого в ней осталась хотя бы одна мысль.

Серж хмыкнул.

- Неужели уважаемый Нобунага готов признать, что его палка не дает умных мыслей? А я уже решил, что он настоящий ямабуси.

- Ямабуси - это сказка, - возразил старик, - а мой посох - очень даже настоящий. Как-нибудь я это вам продемонстрирую, господин Марахов… не на голове, пожалуй.

Марахов слегка поклонился:

- Мне будет весьма полезно взять пару уроков у такого мастера, как вы.

- Льстец. Что же, я полагаю, господин археолог проделал столь долгий путь не просто так. Предлагаю вам свое гостеприимство - ужин готов, я ждал вас.

Марахов слегка удивился. Старик ждал его? Он поклонился и показал в сторону машины:

- Я сейчас подойду, только захвачу еду, которую купил к ужину.

Старик кивнул и растворился в тени. Через минуту окна его дома осветились и открылась дверь, из которой на землю лег светлый прямоугольник.

Еще через две-три минуты Марахов зашел в дом к старику. Тот запер за ним дверь, забрал два пакета с едой, подождал, пока гость сбросит у порога обувь, и отвел его в комнату у кухни.

Комната была невелика, в десяток татами. В центре ее стоял основательный деревянный стол и вокруг него четыре низких тяжелых стула. Старик набросил на стол квадратную скатерть в размер столешницы и принес из кухни два свернутых разогретых полотенца.

В центре стола он поставил железную подставку, на которую торжественно водрузил мелкую сковороду с еще шипящим жареным мясом. Рядом положил потемневшую от времени, треснувшую доску с полутора десятками приправ.

Марахов удивился сильнее - как старик сумел подгадать именно к его приезду? Он сам не был уверен, в какое время приедет к бывшему архивисту.

- Надеюсь, мое гостеприимство будет удачным, - проворчал старик, расставляя мелкие тарелки и положив на стол несколько яблок, привезенных Сержем, - кроме старого Токодзиры, да моих детей, появляющихся у меня раз в половину года, я уже давно никого не принимал в гости.