Его делами на фондовой бирже ведал теперь Джон Триллинг. Дела Парчеллинга шли далеко не блестяще, акции непрерывно падали; но можно ли в этом винить Триллинга? Ведь у него и своих дел было по горло. Мог ли он поэтому как надо уследить за делами своего друга?
— Лантар, замри!
И огромный пес-волкодав замирал, стоя на задних лапах. Джон наслаждался, глядя на пса, неподвижного, как статуя. Вдоволь налюбовавшись, он командовал:
— Ко мне! — И пес с радостным лаем кидался на грудь Джону, норовя лизнуть его прямо в губы. Частенько ему это удавалось, и тогда Джон притворно сердился, легонько шлепал пса. Видно было, что оба отлично понимали друг друга.
В этом грузном, обрюзгшем человеке, одетом в яркую шелковую пижаму, трудно было сразу узнать грозного Джона Триллинга. Большой Хозяин от души дурачился и веселился вовсю.
— К вам звезда, босс, — сказал неслышно вошедший дворецкий, фамильярно подмигивая. Будучи любимцем Триллинга, он позволял себе многое, на что, пожалуй, не мог бы осмелиться ни один человек в стране.
— Какая звезда? — не понял Джон.
— Знаменитая кинозвезда Мэрилин Гринги собственной персоной, — разъяснил дворецкий.
— А, Мэрилин! Что ж ты? Зови!
— Но… может быть, подать вам переодеться?
— Ну, вот еще! К чему эти церемонии? Ты ведь знаешь, что мы с Мэри давние друзья.
Оставшись один, Триллинг все-таки надел халат и застегнул его на все пуговицы. Затем он уселся за стол, приняв серьезный вид. Дверь отворилась, и в комнату стремительно вошла Мэрилин.
— Здравствуйте, Мэри, — сказал Джон, поднимаясь. — Рад вас видеть.
— Я также, — ответила Мэрилин.
Пес сдержанно зарычал, оскалив клыки.
— Лантар, ты не узнаешь меня? — сказала Мэрилин удивленно.
— Ничего странного, сударыня, — улыбнулся Джон. — Вас не было здесь так давно, что пес успел вас позабыть. Да и ваш покорный слуга тоже соскучился по вас.
— Да, я виновата перед вами, Джон.
— О, что вы, я не об этом! — быстро заговорил Триллинг. — Но уж, во всяком случае, я ведь считаюсь покровителем вашей студии, и хотя бы благодаря этому обстоятельству мы могли бы видеться с вами почаще. Садитесь, дорогая, садитесь! Лучше сюда, в кресло. У окна будет удобнее.
Мэрилин села, закинув ногу на ногу.
— Сигарету? — сказал Джон, щелкнув портсигаром.
— Благодарю. — Глубоко затянувшись, Мэрилин закашлялась. Успокоившийся Лантар подошел к Мэрилин и внимательно обнюхал ее ноги.
— Итак, что же вас привело ко мне? — спросил Триллинг. — Уж наверное, не просто желание повидаться, — добавил он с едва скрытой горечью. — Что? Увеличить съемочные фонды? Или ходатайствовать о предоставлении труппе отдельной ракеты для вылета на Марс, на новые съемки? Угадал?
— Нет, Джон, на сей раз не угадали.
— Ну и хорошо. Тогда, может быть, забудем о делах и прокатимся немного? Мне как раз вчера Мокомпания презентовала любопытную машину…
— Нет настроения, Джон. Я ведь пришла к вам с одной вещью, — негромко сказала Мэрилин.
— Ara! Значит, я все-таки оказался прав. Просто проведать Джона нельзя, обязательно надо к нему приходить «с одной вещью».
— Я пришла относительно Катиля Револьса, — так же негромко сказала Мэрилин.
— Вот как, — насторожился Триллинг.
— Револьс невиновен, он не имеет отношения к этим ужасным происшествиям.
— Но он сам признался.
— Ах, это не имеет никакого значения! Револьс психически болен, и это у него просто мания.
— Не думаю, — сказал Триллинг. — А почему, собственно, судьба Катиля Револьса интересует прекрасную Мэрилин Гринги?
— Лучшего Иоанна Крестителя нам не найти.
— Не беспокойтесь. Лучшие трагики страны будут к вашим услугам. Об этом я сам позабочусь.
— Револьс невиновен, — горячо повторила Мэрилин.
— Правосудие не ошибается.
— Джон, я прошу вас, лично вас: спасите ему жизнь!
— Вы обращаетесь не по адресу, — развел руками Триллинг, — я только частное лицо.
— Это ваше последнее слово?
— В части Револьса — да.
— В таком случае прощайте. — Мэрилин поднялась. — Откровенно говоря, я была о вас лучшего мнения.
После ухода Мэрилин Триллинг несколько минут сидел неподвижно. Подперев ладонями щеки, он думал. Не последнее место в его мыслях занимал Катиль Револьс. То, что Револьс непричастен к обоим покушениям на Парчеллинга, было отлично известно Джону Триллингу. Но в той большой игре, которую затеял Триллинг, инженер Револьс был пешкой, и эта пешка должна была погибнуть. Таковы неумолимые законы игры.
В глазах общественного мнения страны преступником является Револьс. Если есть еще сомневающиеся в этом, их надлежит убедить. И об этом позаботится Большой Хозяин. К его услугам весь огромный, отлично вымуштрованный аппарат, состоящий из газет, радио и телевидения.
Тяжело поднявшись, Триллинг подошел к пульту связи, поблескивавшему в неярких лучах сентябрьского солнца.
На выпуклом экране послушно возникло лицо начальника тайной полиции.
— Вы закончили дело Револьса? — спросил Триллинг тихим голосом, не предвещавшим ничего хорошего.
— Поверьте, босс, я сделал все…
— Почему же до сих пор нет обвинительного заключения?
— Но ведь у нас нет пока вещественных доказательств преступления…
— Револьс во всем сознался, его признание запротоколировано, чего ж вам еще?
— Это так, босс. Но, как вам хорошо известно, законодательство требует, чтобы в подобных случаях преступление было доказано документально. А кроме того, медицинская комиссия установила, что в психике Револьса имеются отклонения от нормы. И судить этого человека…
— Медицинскую комиссию я беру на себя, — нетерпеливо перебил Триллинг. — А вы должны разыскать эту чертову машину, с помощью которой этот Револьс усиливал биотоки, или как их там.
— Очень может быть, — осторожно сказал начальник полиции, что такой машины вообще не существует в природе.
— Так сделайте ее, — вспылил наконец Триллинг. — Неужели мне больше нечего делать, как только учить вас уму-разуму! Вы поняли меня?
— Да, — ответил начальник полиции после короткой паузы.
— Очень рад за вас. Доложите через двадцать четыре часа результаты. Все.
«Как бы Мэрилин не заварила кашу, — размышлял Триллинг. — От этой взбалмошной женщины всего можно ожидать. То она водится с левыми элементами, то бросает все и едет куда-нибудь на Амазонку, то выкидывает еще какое-нибудь коленце. А вдруг ей взбредет в голову развернуть кампанию в защиту Катиля Револьса? Знакомых газетчиков у нее пруд пруди. Правда, владельцы газет прислушиваются к мнению Джона Триллинга, но ведь за всеми газетами не уследишь!» И одна капля дегтя сможет испортить бочку меда, меда, в предвкушении которого у Триллинга уже теперь текли слюнки.
«Как там мой подопечный?» — подумал Триллинг, поворачивая ручку настройки. Перед ним на экране возникла большая комната с розовыми стенами и белоснежным полом. В комнате было пусто, если не считать узкой никелированной койки да ночного столика, уставленного лекарствами. На койке сидел, понурив голову, худой старик. Он поднял голову, и глаза его заблестели радостью.
— Здравствуй, Джон, — сказал старик, — спасибо, что не забываешь меня.
— Как самочувствие, Гуго? — участливо спросил Триллинг, внимательно вглядываясь в усталое лицо и синие мешки под глазами друга.
— Неважно, — махнул рукой Гуго. — Моторчик начинает портиться, — указал он на сердце. — А главное, я совсем потерял сон. Все боюсь, что во сне меня настигнет это проклятое облако.
— Ну, сам посуди, ты же только изводишь себя понапрасну. Если даже твое облако и существует в природе, то как оно может проникнуть в твою палату? Окна у тебя все время наглухо задраены, а в рамы вставлены бронированные стекла. Даже посетителей ты боишься принимать.
— Умом я все это понимаю, но все-таки ничего не могу с собой поделать, — голос Парчеллинга был тускл и безжизнен. — Ты уж, пожалуйста, Джон, последи за биржевыми делами моими…