Я начал исследовать свою простуду со всем чувственным осознанием, которое мог собрать в этот поздний час. Я чувствовал ощущения в своем носу и пазухах. Ниже уровня ощущений насморка и чихания, чувственная суть моей простуды почему-то напоминала мне что-то наподобие лилового цвета. Поскольку я старался исследовать простуду чувственно, я не задумывался «почему лиловый?», а продолжал, не пытаясь этого понять. Заметив этот цвет, я соскользнул в царство лилового, в лиловый мир. Сначала я слегка нервничал; он был для меня чуждым. Но затем я решил следовать за своим осознанием, по мере того, как оно чувственно «нащупывало» свой путь в этом лиловом мире.

По какой-то неизвестной причине, это исследование прочистило мои ноздри, и они высохли достаточно, чтобы я смог заснуть. Проснувшись на следующее утро, я вспоминал сон о ярко-лиловой аптеке. Около красивого лилового здания был припаркован лиловый спортивный автомобиль! Я сразу же понял свой сон.

Этот лиловый автомобиль символизировал лиловый опыт моей простуды. Лиловый спортивный автомобиль давал мне, так сказать, лиловое «переживание путешествия».[44] Лиловая аптека в моем сне была лиловым опытом исцеления. Едва проснувшись утром, я уже знал, о чем этот сон, вследствие своего чувственного опыта накануне ночью.

Если бы я сосредоточился только на сне и занялся более обычной работой со сновидением применительно к автомобилю и аптеке, я бы мог спросить себя: «С чем у меня ассоциируется аптека?». Моим ответом могли бы быть «исцеление» или альтернативные методы в целительстве.

Со спортивным автомобилем у меня могла бы ассоциироваться «стремительная поездка». Мышление с точки зрения ассоциаций привело бы меня к пониманию моего сна как целительного путешествия. Думать с точки зрения ассоциаций и интерпретаций интересно; это придает смысл моей простуде. Сон и ассоциации объясняют мое Сновидение.

Но подобное мышление с позиции работы со сновидением обладает побочным действием. Оно уводит меня от Сновидения, от чувственного опыта. Очень полезно думать с точки зрения частей сна; с этой точки зрения можно сказать, что спортивный автомобиль — это символ моего переживания («путешествия») исцеления, а аптека — целительные способности моего тела. Можно сказать, что сон говорит: «Я начинаю осознавать эти части себя». Это интересно. Это делает меня сознательным.

Но такое сознание делает меня бессознательным по отношению к Сновидению, к чувственным ощущениям, которые у меня были и которые лежат в основе сна. Сознание заставило бы меня маргинализировать мой сопливый нос.

Если вы маргинализируете чувственный опыт, толкование снов может делать вас бессознательным. Я люблю толковать сны и постоянно этим занимаюсь. Однако, я осознаю, что с другой точки зрения, толкование может делать меня бессознательным по отношению к моей чувствующей Самости, моему Большому «Я», то есть, лиловому миру, который включает в себя аптеку, спортивный автомобиль и мой багровый воспаленный нос. Осознаваемость и способность замечать этот темно-лиловый опыт приводят меня в восторг, а это другое чувственное переживание, нежели толкование сна.

В то время, как я пишу эти слова «темно-лиловый», я замечаю, что у меня в голове начинает возникать песня. Как она называется? «Тёмный багрянец».[45] Как она звучит? Что-то вроде: «Темный багрянец за стенами сада…». Это очень романтическая песня. Красивые слова и романтическая мелодия этой песни возвращают меня к чувственному опыту. Ощущения песни почти заставили меня забыть, о чем я сейчас пишу. Песни описывают неописуемое. Они возвращают меня назад к «лиловому» Сновидению, и, быть может, с романтикой этой песни в своем сердце, я понимаю смысл своего сна. Суть той простуды состояла в достижении этого чувственного романтического ощущения, и обретение доступа к тому Сновидению было исцелением.

На этом примере вы можете видеть, что обретение осознаваемости путем сосредоточения на чувственном опыте очень отличается от сосредоточения на смысле сна. Сознание частей может делать вас бессознательным по отношению к вашему чувственному опыту и мешать вам достичь осознаваемости.

По контрасту с осознаваемостью еще не оформившегося опыта, сознание — как я его определил — подчеркивает осознание частей вас самих и вашего окружения таким образом, что вы можете соотносить себя с этими и другими частями. Сознание дает вам смысл, но сосредоточение только на сознании частей может делать вас бессознательным по отношению к Сновидению.

И наоборот, одна только осознаваемость, как у меня, когда я только что вспоминал песню «Темный багрянец», может делать вас бессознательным по отношению к обыденной реальности, миру двойственности и частей. Осознаваемость — это опьянение! Вы легко можете так пристраститься к ней, что начнете забывать о повседневной жизни (или смотреть на нее свысока).

Таким образом, важны и сознание и осознаваемость. Осознаваемость — это осознание всего досмыслового духа сновидения, который, развертываясь, ведет к смыслу его частей. Сознание ценит части и выискивает смысл и взаимосвязь между ними, но легко игнорирует поразительность Сновидения, которое предшествует понятию смысла.

Позвольте изобразить эти временные воздействия, которые оказывают друг на друга осознаваемость и сознание, в графическом виде. Представим осознаваемость в виде круга, а сознание в виде квадрата.

Просветление состоит их тех моментов, когда у вас есть и осознаваемость, и сознание. В данном контексте быть просветленным означает ценить чувственный опыт и части обыденной жизни, то есть, одновременно обладать осознаваемостью чувственной сферы и сознанием частей, как показано на рисунке ниже.

Этот рисунок, представляющий собой наложение квадрата и круга, изображает комбинированное многоуровневое внимание, состоящее из осознаваемости невыразимых чувств и сознания частей и фигур, которые развертываются из этих чувств.

Человек, обученный медитации, способен прослеживать «моменты» в ходе процесса наблюдения и замечать, как эти события возникают и угасают.

Согласно древним буддийским учениям, существуют семнадцать «моментов», предшествующих тому, что вы что-либо чувствуете, слышите или видите.

Чтобы сделать учения культуры аборигенов и буддийский анализ полезными для психотерапии, я говорю об очень слабой, слабой и большой силе объектов с точки зрения маргинализации, «бровок» и подавления.

Быть просветленным означает одновременно ценить осознаваемость чувственной сферы и сознание частей.

Когда хорошая повариха готовит, она не насилует продукты и не борется с ними. Как говорят китайские даосы, она занимается «не-деянием». Ее руки знают Дао индейки, знают как избежать костей. Она обладает осознаваемостью в отношении своего чувственного знания того, где провести разрез, где можно отрезать ломтик индейки, а где нет. Она следует пути, который подсказывает ей природа.

(Подпись к рисунку: режьте, а не рубите эту индейку)

Повариха в обыденном состоянии ума рубит и нажимает. Она напряженно трудится и тратит больше энергии, чем в состоянии ума, которое совершает «недеяние». В даосском модусе повариха обладает чувствительностью; индейка готовится как бы сама собой.

Достижение осознаваемости чувственного опыта при занятии какой-либо деятельностью, отчасти зависит от силы сновидения того, с чем вы работаете, равно как и от веса, размеров и консистенции этого объекта. В буддийской схеме вещей, изложенной в Абхидхамме, все события обладают той или оной силой. Из прошлой главы вы помните, что без соответствующей тренировки со стороны человека, слабые объекты не достигают сознания, тогда как сильные достигают. Объекты обладают определенной силой, посредством которой они взаимодействуют с вами и, в конечном итоге, достигают вашего сознания. Представления австралийских аборигенов также наделяют объекты силой. Один человек говорит, что мы должны смотреть на определенные деревья потому, что их сила заставляет нас смотреть на них.[47]