…Аглая Антоновна лежала на, кровати на спине, закинув руки за голову, и широко открытыми глазами смотрела в окно, за которым синела ночь. В глазах медленно набухали слезы, стекали по щекам на верхнюю губу. Аглая Антоновна слизывала их языком, совсем по-детски шмыгала носом…
…Мишка наконец выключил свет в своей каморке-лаборатории и, стараясь не топать, пошел в свою комнату. Она была как раз напротив комнаты матери, и дверь была полуоткрыта. Мишка покосился на нее и вошел к себе, включил свет. Маленький письменный стол завален учебниками, фотожурналами, фотографиями. Фотожурналы, наши и зарубежные, везде — на полу, на тумбочке с проигрывателем, на кровати. Мишка обвел взглядом комнату, сбросил с кровати журналы и начал раздеваться. И вдруг явственно услышал плач.
Мишка на цыпочках вышел в коридор, приблизился к полуоткрытой двери и замер… Плакала мать… Мишка стоял и слушал, прикусив губу, нахмурившись…
…По большому трамплину стремительно скользил лыжник в ярко-оранжевом с синими полосками спортивном костюме. Вот трамплин оборвался, и лыжник взмыл вверх, прижав руки к бокам, наклонившись вперед. Он парил в воздухе, медленно планируя к земле.
Вот приземлился, спружинив удар, потом выпрямился и, подняв победоносно руки, катил по лыжне.
А наверху готовился к прыжку следующий спортсмен. Поправил крепления, шлем, большие очки-«консервы», закрывавшие половину лица. Последовала команда наблюдателя-распорядителя, лыжник присел на корточки, оттолкнулся и покатил вниз, быстро набирая сумасшедшую скорость. Через несколько секунд он уже летел в воздухе.
Мишка стоял внизу с фотоаппаратом и раз за разом щелкал, выбирая интересные ракурсы. Рядом с ним была Аня, с детским восхищением следила за прыжками.
— Генка сейчас прыгает! Ну, снимай же, Мишка, снимай! — Она запрыгала на месте. — Смотри, полетел!
Мишка быстро щелкал, перекручивал пленку, опять щелкал. Аня захлопала в ладоши, крикнула, когда Генка парил в воздухе:
— Молодец! — И глянула на Мишку восторженными глазами. — Фантастика, правда?
— Каждый сходит с ума по-своему, — пожал плечами Мишка.
Но приземлился Генка неудачно. Подпрыгнул, не удержал равновесия и, завалившись набок, пропахал в твердом укатанном снегу глубокую борозду. Аня перепуганно вскрикнула и бросилась к нему.
Генка тяжело поднялся, морщась и ругаясь вполголоса. Мишка в это время успел его снять несколько раз. Аня, между тем, помогла ему подняться. Он отстегнул лыжи и, прихрамывая, отошел к низенькому заборчику.
— Болит, да? Может, вывихнул? — участливо спрашивала Аня.
— Ерунда… щас пройдет… — хмурился Генка.
— Ой, Генка, какой ты бесстрашный! У меня даже внутри все затряслось… А ты смог бы так, Мишка?
— Только под расстрелом, — ответил тот, подходя, и на ходу еще раз снял их. — Как говорили древние римляне: лучше ничего не делать, чем делать ничего.
А рядом с ними с хрустом приземлился следующий прыгун, хлестко ударил по снегу задниками лыж и покатил, торжествующе подняв над головой руки.
Генка тер ушибленную руку, присев на корточки, морщился.
— Надо фирменные лыжи покупать, на этих далеко не прыгнешь.
— Трудно достать? — спросила Аня. — Может, я отца попрошу?
— За башли ничего не трудно, — ответил Генка. — Только башлей таких нет… — Генка подобрал лыжи, стал счищать с них снег.
Подошел тренер в ярком костюме, серебристых «бахилах».
— На сегодня хватит, Геннадий. Отдыхай.
— Плохо прыгал, Всеволод Артемьевич. — Генка удрученно опустил голову. — Лыжи вот… паршивые. Скольжения никакого, устойчивость плохая…
Тренер осмотрел лыжи, весело хмыкнул, хлопнул Генку по плечу:
— Нормальные заурядные лыжи!
— Вот именно — заурядные…
— Первый разряд получишь — будут у тебя фирменные. Шведские! Лично обещаю!
— Сколько?
— Что — сколько? — не понял тренер.
— Сколько стоить будут?
— Да ничего, — пожал плечами тренер. — На общество получим сорок пар. Для мастеров и перворазрядников. Так что старайся, через месяц соревнования, получаешь первый разряд — и сразу фирменные лыжи, усек?
— Усек… — вздохнул Генка.
— А это кто? Друзья? — Тренер сперва оценивающе оглядел Аню, от удовольствия даже языком прищелкнул. — Болельщики? Или тоже хотят попробовать острых ощущений? — Он спрашивал вроде обоих, а смотрел при этом на Аню.
— Друзья… болельщики, — ответил Генка.
— Что ж, хорошие, значит, друзья. Приходите почаще. — Тренер подмигнул Ане и зашагал прочь, крикнув на ходу: — Голиков, твоя очередь, чего телишься? Или опять не слава богу? Ну прыгай же, чего ты?
— Я ему понравилась, — с торжеством констатировала Аня, — завидно, да?
— Прямо подыхаем от зависти. — Генка вскинул через плечо лыжи. — Ладно, пошли… — И зашагал первым.
Аня и Мишка потянулись за ним.
Отсюда, с высоты Ленинских гор, была видна вся Москва, уходящая за дымный снежный горизонт. Прямоугольники и параллелепипеды из бетона и стали, прямые линии проспектов, и только сверкающие купола Новодевичьего монастыря, зубчатая красная стена, белые узоры на узких высоких окнах нарушали эту геометрическую строгость. Мишка засмотрелся, невольно замедлил шаг.
— Как проведем остаток воскресенья, дамы и господа? — спросил Генка, когда они вошли во двор.
— А что ты предлагаешь? — спросила Аня.
Генка полез в карман, выудил оттуда две десятирублевки:
— Мишка, добавляй, и в кафе сползаем. Или в бар?
— Будем танцевать! — радостно подхватила Аня. — У меня тоже пятерка есть.
— Мы просто миллионеры, — улыбнулся Генка.
— Я не смогу, — сказал Мишка и повернулся уходить.
— Почему? — растерялась Аня.
— Денег нет. — Мишка неторопливо направился по утоптанной снежной дорожке мимо стоянки автомашин.
— У нас же есть деньги, Мишка! — крикнула ему вслед Аня.
— Извините, леди и джентльмены, на халяву не пью, — не оглядываясь, громко ответил Мишка.
Генка догнал его, остановил:
— Кончай выдрючиваться, пошли.
— Нет. Хватит и того, что твой папаша заявляет, что я плохо на тебя влияю. Ты из-за меня даже свой математический кружок бросил.
— Чего ты несешь? Офонарел, что ли? — Генка с недоумением смотрел на приятеля.
— Ты лучше у своего папаньки спроси, — сухо улыбался Мишка. — Желаю приятно провести вечер.
Генка стоял и растерянно смотрел вслед.
— Ну и дурак… — Он сплюнул. — Козел… строит из себя гения…
— Давно он стал таким щепетильным? — подошла Аня. — Обиделся на что-нибудь?
— Не знаю… — Генка пожал плечами. — Про отца что-то молол…
— Про своего? — удивилась Аня.
— Да нет, про моего… Да ну его! Печорин паршивый… Пошли, Ань!
— Ты машину водить умеешь? — вдруг спросила Аня, бросив взгляд на автостоянку.
— Могу. Только прав нету. А что?
— Ничего… — Аня улыбнулась. — А у меня ключи от отцовской машины есть. — Она вынула из кармана дубленки ключи, позвенела ими в воздухе. — Хочешь, прокатимся? До кафе и обратно, а?
Генка некоторое время колебался, соображая.
— Боишься? — насмешливо спросила Аня.
— Да ну! Чего тут бояться? Лабуда! — Он взял из ее руки ключи и зашагал к стоянке, обернулся. — Какая?
— Третья справа! Желтая «шестерка»!
— О’кей! — Генка подошел к машине, открыл ключом дверцу, забрался на водительское сиденье, крикнул: — Прошу, мадам!
— Ты сначала выведи ее!
Генка подтянул подсос, включил зажигание. Подождав немного, он выжал сцепление и включил первую скорость. «Жигули» медленно тронулись. От усердия Генка даже кончик языка высунул. Уже стемнело, и он включил габаритные огни, осторожно подрулил к воротам автостоянки, возле которых стояла будка сторожа. Окошко было освещено, но сторожа в ней не было.
— Ой, как здорово! — Аня плюхнулась на сиденье, глаза ее сияли. — Куда поедем?
— Куда прикажете, мадам, — нарочито равнодушным голосом ответил Генка.