– Какую смелость надо было иметь, – восклицал Петр Арианович, – какими искусными быть мореходами, чтобы на таких суденышках совершать вылазки в Ледовитый океан!.. Недаром наш Ломоносов сказал: “Колумбы!.. Колумбы русские!..

Петр Арианович признавал, что сравнение удачно и есть много общего в двух этих, встречных людских потоках, почти одновременно с разных концов, огибавших землю. Но были и важные различия между западноевропейскими и русскими Колумбами.

Западноевропейские, по его словам, становились в случае удачи вице-королями, наместниками, губернаторами, получали богатую долю в доходах, награждались гербами, поместьями, титулами, русские же как были, так и оставались простыми людьми. Сам народ присвоил им общий скромный титул – “землепроходцы”.

– Конечно, и личная выгода имела значение, – пояснял Петр Арианович, – но забота о славе отечества была у русских открывателей земель на первом месте!.. До нас дошли слова Василия Тимофеевича Аленина, более известного под именем Ермака: “Постоим же крепко, я память наша не оскудеет в сих странах, и слава об нас пойдет во веки”.

Петр Арианович победоносно оглядывал класс.

– Мало того, – сказал учитель, таинственно понижая голос, – иностранные шпионы из кожи лезли вой, чтобы разузнать о морском пути в Индию вдоль Сибири. Большинство наших открытий поэтому сохранялось в секрете. Некоторым так и суждено было погибнуть в архивах. Даже о плавании Дежнева узнали только спустя сто лет. Петр Первый послал Беринга проведать, сходится ли Америка с Азией, не зная, что Дежнев уже решил эту задачу… Я прочту вам, что писал об этом русский мореплаватель Федор Литке… – Петр Арианович вытащил из кармана записную книжку. – “История первых покушений россиян в Ледовитое море, – прочел он вслух, – и постепенных открытий всех мест, оным омываемых, представила бы, конечно, не менее удивления и любопытства достойных подвигов, как и подобная история норманнов: но все они скрыты от нас непроницаемой завесой неизвестности…” Непроницаемой ли, вот вопрос!

Петр Арианович прервал чтение и, заложив пальцем страницу, многозначительно посмотрел на нас поверх очков:

– Не все архивы подняты, далеко не все. Много документов, относящихся к эпохе великих русских географических открытий, не опубликовано… Представьте: какому-нибудь счастливцу географу вдруг удалось бы приподнять завесу, на которую жаловался Литке…

Он замолчал, досадливо морщась и покашливая, как бы сердясь на себя за то, что сказал лишнее.

Несомненным было одно: из всех географических открытий XVI, XVII и XVIII веков больше всего интересовали нашего учителя открытия на Крайнем Севере России, и именно в той его части, что примыкает к, Америке.

Почему?

Ответ на этот вопрос дала исправница, первая вестовщица в городе, явившись к нам в гости с очередной новостью.

– Учитель-то! – не сказала, а выдохнула она, монументально возникая на пороге.

– Что учитель?.. Милости просим! Да входите же, Серафима Львовна!

Парадным шагом, как была – в шубе и ботах, исправница прошла по комнате и рухнула в кресло.

– Голубушка, Серафима Львовна! – всполошилась Тетка. – Что случилось? На вас лица нет!

Исправница торопливо расстегнула шубу, вытерла платком распаренное, багровое лицо и уставилась на слушателей.

– Учитель-то! Жилец мой! – повторила она.

– Что? Ну что?

– Человек с тенью!

– Как так?

– А так! Не то ссылался, не то привлекался… Его мать проговорилась вчера… В общем, верно вам говорю: человек с тенью.

– Позвольте, – усомнился дядюшка. – Если ссылался, то как же в училище преподает? Ему не разрешили бы.

– Не знаю, не знаю. Привлекался, подозревался… Что-то такое, в общем…

Дядюшка задумался и некоторое время барабанил пальцами по столу.

– Это, знаете ли, идея!.. – начал он бодро.

Но тут с колен у меня, к моему ужасу, со стуком свалилась книга. Потрепанные страницы Майн-Рида разлетелись по комнате.

– Опять ты здесь! – раздраженно воскликнул дядюшка. – Зачем ты здесь? Вот наказание с тобой!

– Наш Леша – странный мальчик, – пожаловалась тетка гостье. – Почему-то всегда со взрослыми, в гостиной… Будто в доме места нет.

Да, в доме было много места, но более уютного, чем здесь, не было.

Часы после уроков я предпочитал проводить в гостиной, укрывшись за карликовой комнатной пальмой. Возможно, что за фикусом или геранью я не чувствовал бы себя так хорошо. Все-таки это была пальма, хоть и в кадке. Шорох ее метелкообразных листьев наведал приятное настроение. Голоса взрослых доходили сюда, как бы пробиваясь сквозь густые тропические заросли.

Но слова исправницы я услышал ясно.

“Ссыльный?.. Вот как! – думал поспешно собирая с полу разлетевшиеся страницы. – Может, отбывал ссылку в Сибири? Может, бежал оттуда?..”

Это было важно. Это давало новое направление нашим с Андреем догадкам.

Я зашвырнул, книгу на самый верх этажерки, схватил первые попавшиеся под руку учебники и кинулся с ними к выходу.

– Леша, куда? – окликнула тетка из гостиной.

– К Андрею. Дали задачу на дом. Хочу проверить решение…

“Человек с тенью”… Петра Ариановича преследуют! Тень – это преследователь! Кто-то идет за Петром Ариановичем по пятам!

Мне представился наш учитель географии в своей развевающейся крылатке, перебегающий улицу. Ночь. Луна. Мгновенье улица пуста. Затем из-за угла, ярко освещенного луной, медленно выдвигается зловещий силуэт. Только тень! Самого человека не видно…

Кто же он такой – наш учитель географии? Почему его преследуют?

– Ссыльный, понимаешь? – втолковывал я Андрею. – Был ссыльным. Долго скитался по Сибири…

– Может, с рудника бежал?

– Ага! Прятался в тайге…

– Переплыл Байкал…

Мы то вскакивали с места, то снова садились, то снижали голос до шепота, то принимались кричать друг на друга. Все правдоподобнее становилась наша догадка-вымысел, разматываясь виток за витком, как волшебная, далеко уводящая нить.

И когда Андрей, прикинувшись простачком, вдруг спросил Петра Ариановича на уроке, не бывал ли он в Сибири, а тот, вздохнув, ответил, что за всю свою жизнь из Центральной России никуда не выезжал, мы только многозначительно и важно, переглянулись.

Еще бы! Станет он на уроке выкладывать всю подноготную!

С презрением поглядывая на одноклассников, мы надувались, как голуби-трубачи. Тайна переполняла нас. Никто не догадывался, почему учитель хорошо знает Север России, а мы с Андреем догадались. Два человека в Весьегонске, больше никто!

Но задача была решена неправильно.

Дядюшка решил ее иначе.

Он раньше нас проник в тайну учителя, причем, со свойственной ему суетливостью, забежал с задворок, с черного хода. Впоследствии Андрей утверждал, что не иначе, как дядюшке помогли его приятели из жандармского управления.

Возможно, что перехватывалась и читалась обширная переписка Петра Ариановича; возможно, что кое-какие сведения были добыты непосредственно в Москве.

Дядюшка, во всяком случае, был вознагражден за все, свои хлопоты. Приезжий явился украшением его коллекции.

– Вдумайтесь, вдумайтесь только, господа! – упрашивал дядюшка, простирая руки к сидящим на диване и в креслах удивленным гостям. – Живет учитель географии. И где живет? В Весьегонске в нашем, то есть посреди болот, за тридевять земель от всякой цивилизации. – В горле его что-то восторженно попискивало. – Нуте-с… И вот из дремучей глуши увидал вдруг острова. Не один, заметьте, – много, целый архипелаг! Новехонький, даже без названия, не открытый еще никем… Где же увидал? В Северном Ледовитом океане. Как увидал? Почему?

Весьегонцы ошеломленно смотрели на дядюшку.

– Через телескоп или в бинокль? Ничуть! Умозрительным путем. Силой мысли, так сказать.

– Это смешно!

– Уж так, то есть, смешно…

Входили новые гости.