С улыбкой вырывалось… наконец, рукою

Она смешала карты пред собою.[148]

4 (16)

(166) Она была затейливо мила,

(167) Как польская затейливая панна.

(168) Но вместе с этим гордый вид чела

(169) Казался ей приличен. Как Сусанна

(170) Она б на суд неправедный пришла

(171) С лицом холодным и горящим взором.

(172) Такая смесь не может быть укором,

(173) И вы должны поверить мне в кредит,

(174) Тем боле, что отец ее был жид,

А мать, как слышал, краковская полька, —

И странного по мне тут нет нисколько.

5 (17)

(177) Когда Суворов Прагу осаждал,

(178) Ее отец служил у нас шпионом;

(179) И раз, когда украдкой он гулял

(180) В мундире польском вдоль по бастионам —

(181) Неловкий выстрел в лоб ему попал,

И он был рад, что умер не под палкой,

Что, признаюсь, мне право очень жалко.

(184) Его жена пять месяцев спустя

(185) Произвела на божий свет дитя —

(186) Хорошенькую Тирзу… имя это[149]

(187) Дано по воле одного корнета…

Дальнейший текст (стихи 23–44) Ефремов ошибочно считает вариантом стихотворения «Памяти А. И. Одоевского» и указывает, что он опубликован в «Библиогр. записках» 1859 г.

Строфа 3-я (2)

(23) Он был мой друг; уж нет таких друзей…

(24) Мир сердцу твоему, мой милый Саша!

(25) Пусть спит оно в земле чужих полей

(26) Не тронуто никем, как дружба наша

(27) В немом кладбище памяти моей!

После 4-го стиха 4-й строфы (3):

(38) Как отгадать, что может в миг такой

(39) Исполнить сердце, жившее так много

(40) И так недолго, смутною тревогой?[150]

(41) Один лишь друг умел тебя понять,

(42) И ныне может, должен рассказать

(43) Твои мечты, дела и приключенья

(44) глупцам в забаву мудрым в поученье.[151]

………………………………………….

(12)

(122) Калитка скрип. Двор грязный. Подошли.

(123) Идти неловко. Вот насилу сени

(124) И лестница, но снегом по местам

(125) Занесена. Дрожащие ступени

(126) Грозят мгновенно изменить ногам.

(127) Взошли. Толкнули дверь, и свет огарка

(128) Ударил в очи. Толстая кухарка,

(129) Прищурясь, заграждает путь гостям

(130) И вопрошает: что угодно вам?

(131) И услыхав ответ красноречивый,

(132) Захлопнув дверь, бранится неучтиво.

(6)

(57) Я враг Невы и невскому туману:

(58) Там новый век развил свою чуму —[152]

(59) ……….[153] вредны русскому карману,

(60) Занятья вредны русскому уму;

(61) Там жизнь тяжка, пуста и молчалива,

(62) Как плоский берег Финского залива.

(63) Москва не то! Покуда я живу —

(64) Клянусь, клянусь не разлюбить Москву!

(65) (Там я впервые, в дни надежд и счастья,

(66) Был болен от любви и любострастья.)[154]

Кто дни свои воспоминаньем губит.

Пою смеясь. — Герой мой добрый малый.

И был ли то привет стране родной,

О наслажденьях знает лишь как слух

И сам лишь ест и пьет, да давит мух?

Но, услыхав ответ красноречивый,

Раскладывали карты и гадали

Она была затейлива, мила,

Вы в том должны поверить мне в кредит,

Огонь горел в очах, без цели томной;

В ланитах рдел, и белый полукруг

И ножка, разрезвясь, не знала плена.

Бесстыдно обнажаясь до колена.

Поспорю, мудрено ее понять, —

Ей было трудно сердце приковать,

Как баловня ребенка. Надо было

Но души их сливалися в едину

Она на жертву прелести несла,

Ласкать умела бойко, горячо

Она звалась Варюшею… Но я

Желал бы дать другое ей названье:

После этих стихов в первопечатном тексте издания сноска:

«В подлиннике имени не выставлено, а только стоят точки. П. В<исковатов>»

Скажу, при этом имени, друзья,

Как труп давно остывшего вампира,

Так что едва не уронила стула.

Не знаю, мук иль бурь последних след.

Презренье, гордость; хоть он был не горд,

Герой мой, друг мой, Сашка! Жаль для нас,

Ощупал тихо кончик башмака.

Стихи с Меж тем рука всё далее ползет, … по Вот очутились на двойном кургане…отсутствуют.

И славу позабыл бы… Я не смею

Я был на бале! «— Что это такое?» —

«Невежда милый! — говор, шум и стук,

Соперниц гордо презирать и в свете

Блистать, да ездить четверней в карете.

(со слова Груди,) Отсутствуют.

И только раздавались иногда

Да мышь в тени родного уголка

С бессонницей. В теченье длинной ночи

Как лазарони, а по-русски — нищий…

Светили ей двоюродные братья,

Да иногда имеют в добрый час

Люблю я с колокольни иль с горы

Теряться взорами средь цепи их огнистой, —

Покойной ночи! Вы ж, читатель милый,

Пожалуйте, — иначе принужден

Я буду вывесть вас отсюда силой…

Роман, вперед!.. Не хочет? — Ну так он

Неумолимо требовал поклон

К строфе 53 в первопечатном издании и в копии сноска:

„Эта строфа, а также строфы 63, 69, 82, 83, 84 и 108 в подлиннике Лермонтовым зачеркнуты“.

Ведь в наших жилах — кровь, не молоко,

Ну, и краснеть умеете уж кстати

Читать любила нежные романы,

А искушенью только б подобраться!

Но в брачной жизни Марья Николавна

Что долг супруга только лишний труд

Мужья у жен подобных (не в обиду

Будь сказано), как вывески для виду.

И кое-где в тени ограды, днем,

Уютный двор, обсаженный рябиной,

Натянутый.[155] Краснеющий закат

Из-за горы кидал свой луч прощальный

На гребни сизых волн и берег дальний.

И странный говор грубых голосов

Казался вечер, день был на закате,

С французской книгой, часто, сев к окну.

Какая радость в мысли: Я отец!

Прошел давно, как тучка над степями;

Осталось сердцу, вместо слез и бурь тех,

Пишу, что мыслю, что придется,

Два года миновало. Третий год

Не верить вместе тайнам и Гамлету?..

Затем, что сам был в детстве часто сечен.

И что отец, нимало с ним не споря

Цветы ж на нем незнаемы увянут…

На дружный зов не встретил он ответа

Как талисман, носил в кармане он

И голова отторгнута от шеи…

И клеветой героя не унижу, —

Хоть похвалы порою и достоин,

Но от кадильниц, дыма и свечей

Не каждому здоровилось, ей-ей!

И, длинным одам внемля, поневоле

Зевал кто в комнате, кто на престоле.

Его заманит. Медленно придет

Я, выпив яд по капле, ни одной

В моем лице ни страха, ни печали

Тем самым ядом, а по праву мести

Но, совершим скорее переход, —

Вновь обратимся к нашему герою.

Всех философов мира. Пять систем

Рассеянно в тетрадях над строками

Вздыхал он и хранил его прилежно

Идя во след известного Фоблаза.

Но кто она? — Не модная вертушка

Он догонял их пошутить порой.