Затем начинается волшебство – описывая "писательскую кухню", я настаиваю именно на этом термине. Еще на таких: магия, паранормальное действо, переселение душ, внечувственный транс. Суть же состоит в том, что вы должны слиться со своим героем; на время сочинения вы становитесь им, впадая в упомянутый выше транс. Это достигается предварительными раздумьями о герое, его характере и внешности, возможных реакциях и поступках, сильных и слабых сторонах, пристрастиях и тайных мыслях; и эта метаморфоза происходит тем легче, чем больше герой похож на вас. Очень опасная ситуация! Вы ведь не хотите тиражировать только себя, любимого, в своих сочинениях? Конечно, нет – и потому вживайтесь в различные образы! Станьте женщиной, суперменом, великим ученым, бандитом, мерзавцем, мелким трусливым человечишкой; станьте кондуктором, продавцом, таксистом, домохозяйкой, пиратом, полководцем и любовницей полководца; станьте французом, арабом, японцем и готтентотом из пустыни Калахари. Так или иначе, но вам придется это сделать – ведь кроме героя, в которого вы полностью перевоплотились, у вас есть еще десяток персонажей, и с ними тоже надо сливаться, как только вы вводите их в действие. Надо, поверьте! Не с такой полнотой, как с главным героем, но хотя бы отчасти – и сделать так, чтобы все они были разными и не похожими на вас.

Вот это и есть счастье и проклятье писательского труда. Пишешь о людях и постоянно «ныряешь» то в одного, то в другого, и «выныриваешь» обратно… Это требует колоссальных душевных сил, и потому я предупреждаю вас: писательское занятие не только мерзкое и грязное, но еще изматывающее и тяжелое. Когда вы в трансе, любое внешнее воздействие будет вас раздражать, а острая реакция на него приведет к ссорам с домашними. Если же вы, завершив дневной труд, не выйдете из образа и не вернетесь к реальности, последствия могут быть трагическими. В самом деле, представьте, что ваш герой – насильник, извращенец и маньяк-убийца, и вот вы в таком состоянии ложитесь в постель с любимой женой. Хотя кто знает? Может быть, ей понравится…

То, о чем сказано выше – система Станиславского в действии, и ее применяет каждый приличный писатель, чтобы вдохнуть в своих героев жизнь. А если герой таков, что вы не можете в него перевоплотиться? Вы обычный человек, сейчас писатель, а были врачом, инженером или рабочим; кем вы можете стать еще, кого сыграть? Мерзавца – безусловно (все мы чуть-чуть негодяи), а также лицо своей профессии, или тупоголового качка, или продавца, или таксиста… Если не хватает знаний в какой-тот области, вы можете последовать примеру Ильи Штемлера, которого я очень уважаю: он, чтобы вжиться в образ, поработал и продавцом, и таксистом.

Но сумеете ли вы перевоплотиться в искусного детектива или многоопытного политика? Сомневаюсь, ибо эти люди – не таксисты и не продавцы, и чтобы «сыграть» их, требуются профессиональные знания, опыт, талант. И вот мы с вами приходим к мысли, что надо выбирать героя себе "по плечу", исходя из собственного жизненного опыта. Если вы прокурор или следователь, ваш опыт велик и, при наличии писательского дара, вы станете детективом, зэком, барменом, и даже – чем черт не шутит! – заделаетесь политиком. Но вам никогда не представить с достоверностью крупного ученого – скажем, физика или математика. Мне это легче, я сам – физик, но лишь смутно догадываюсь, как вертятся мозги у великих ученых, какая мощь интеллекта таится временами за скромной непрезентабельной внешностью. Поэтому берегитесь изображать личности гигантского масштаба! Если вам двадцать лет и вы пишете фантастику, не берите главным героем гениального ученого – у вас, скорей всего, получится болван и недоумок. А в сорок лет, набравшись ума, вы сами не рискнете на этот шаг, а сделаете гения второстепенным персонажем, который появляется пять-шесть раз, бросает загадочные фразы и смотрит на остальных героев как на семейку резвящихся шимпанзе.

Напомню вам, что в реальной жизни люди говорят по-разному, и речевая характеристика ваших героев и персонажей тоже должна быть разнообразной. У кого-то речь энергичная, уверенная, кто-то тянет фразы, шепелявит, заикается, вставляет любимые словечки, ругань – или, наоборот, научные термины; один пользуется «феней», другой – молодежным сленгом, а речь третьего вполне интеллигентна. Учтите, вам придется говорить за всех! А теперь представьте, что ваш герой очутился в австралийском буше и встретил там аборигена из племени ням-ням. Что ему скажет туземец? Как поздоровается, какие сделает жесты, в каких словах предложит проследовать в котел?

Под занавес этого раздела я хотел бы поговорить о еще более чудесном явлении, чем рассмотренная выше метаморфоза «писатель-герой». Пусть, предположим, вы успешно перевоплотились и живете в пространстве своего сочинения как сыщик Не-Попадайся-На-Мушку, как экзотическая стриптизерша Сунь-Доллар-За-Бюстгалтер или как средний помощник младшего техника при трансгрессионной межзвездной тяге. Разумеется, вы запланировали, как должен действовать ваш герой, что говорить, с кем он подружится, кому перережет глотку, кого пощекочет в интимном месте. Все вроде бы идет по плану, и вдруг вы чувствуете – не играет! Не может ваш герой так поступить и такое сказать! А должен он сделать совсем другое и молвить иные слова…

Происходит чрезвычайно загадочная вещь, которую я называю "бунтом героя": герой «выламывается» из сюжета и вроде бы приобретает власть над автором. Неопытный литератор в этом случае творит насилие, загоняет героя в предписанный характер, жмет его, беднягу, давит, и в результате получается чушь. Опытный же отмечает успех рюмкой коньяка и меняет сюжет под действия героя. Это ведь чудо – герой начал жить и проявлять собственный нрав! Так не мешайте ему, и пусть он делает то, что ему хочется; пусть он будет не меланхоликом, а насмешником, не храбрецом, а трусом, не добродетельным истуканом, а извергом, зато живым. Следуйте за ним, и он приведет вас туда, куда надо, куда вы не дойдете один.

Я думаю, что именно так писала Ли Брекетт – просто начинала с первой строки и шла дальше вслед за своим героем.

8. Текст

Всякий превосходный замысел, всякий отличный сюжет и самый проработанный план можно погубить плохим текстом.

Что значит – плохим?

Это такой текст, где нет разнообразия в словах, где постоянно повторяется «был», "была", «было», "эта", «этот», где некрасиво рифмуются глагольные окончания, где автор не имеет понятия о ритме и темпе, использует фразы примитивной конструкции, злоупотребляет прилагательными, и где все персонажи говорят одинаково. К тому же в эпизодах, которые должны устрашить читателя, автор десять раз повторяет «ужасно», а читатель нисколько не боится; в боевых сценах идут сплошные «удар» и «ударил», а эротические эпизоды выписаны так, что ничего не оживает. Ну абсолютно ничего!

Текст можно испортить и неудачными сравнениями, нелепыми «наукообразными» ремарками, плохими метафорами, неправильным выбором глаголов для описания некоторых действий. Приведу несколько примеров из фантастического романа Гаррисона и Скаландиса "Возвращение в Мир Смерти", который является продолжением известной (и любимой мной) трилогии Гарри Гаррисона о неукротимой планете Пирр, хитроумном Язоне динАльте и его возлюбленной, могучей пиррянке Мете. Продолжение – увы! – литературным событием не стало. Цитирую:

«…кристалличекая структура небывалого льда отличалась от обычной так же, как алмаз отличается от графита. Это была вода, замерзшая по совершенно иным физическим законам…»

"Замороженный мир не обратил никакого внимания на группу вторгшихся в него пришшельцев".

"Луч выбрал цель и напал, что называется, с помощью подручных средств".

"Мета рвалась к свободе, словно собака, ориентируясь на запах, да еще на какое-то не имеющее названия шестое чувство".

Ну что тут скажешь? Мысль маститых авторов, конечно, ясна, но уж больно коряво изложена… А вот вам эротический эпизод:


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: