- Разворачиваемся на первый курс! - весело сказала она штурману.

Поплыли внизу укрытые снегом поля и перелески. Они долго еще видели Волгу, но потом она ушла в сторону и скрылась в дымке. До аэродрома, где предстояло пополнить горючее, было около двух часов полета, а может быть, немного больше при сильном встречном ветре. Было ясно, что сегодня им не попасть на прифронтовой аэродром - зимний день короток. Но Марина не жалела об этом, пусть отдохнут экипажи, улягутся волнения дня. Осмотрим самолеты, а завтра дальше в путь.

Иногда Марина оглядывалась, и глаза ее лучились в улыбке: самолеты шли, строго выдерживая заданный строй. Хорошо! А завтра, быть может, эти грозные боевые машины пойдут уже бомбить вражеские укрепления и примут первые воздушные бои. Какое это большое счастье и ответственность!

Самолеты, поблескивая на солнце крыльями, летели все дальше на север.

Аэродром около засыпанной снегом деревни был виден издалека.

- Как, штурман, хорошо вышли?

- Да, вышли точно, - ответил капитан Хиль.

Через несколько минут Раскова дала команду на перестроение, и летчики, выдерживая интервалы, пошли на посадку. Их встречали техники из передовой команды, которая вылетела раньше, и командиры штаба. Казаринова, хмуря брови, докладывала:

- Аэродром плохо укатан, да и полоса для взлета короткая. Общежития для летного техсостава не подготовлены. Я уже приказала командиру батальона обслуживания навести порядок.

- Правильно, товарищ капитан. Я завтра и сама с ним поговорю.

Марина распорядилась, чтобы с утра все были готовы к вылету.

Но погода спутала все планы. Разыгралась метель и засыпала и самолеты, и стоянки, и аэродромы. Замела до крыш деревню, а землянки, где жили летчики, можно было найти только по дыму, вившемуся из труб.

Каждое утро летчики гуськом пробирались через сугробы на аэродром, чистили стоянки машин, помогали техникам. С самолетов пришлось слить воду неожиданные морозы могли привести в негодность моторы. А в случае вылета новые трудности встанут перед техниками - для заправки самолетов нужна будет горячая вода.

Прошел день, другой, а погода не улучшалась - по всей верхней Волге гуляли метели.

Каждое утро рождало надежду, но рассветало, и тот же снег сыпал со всех сторон, наметая причудливые заструги.

Десять дней мела метель. Наконец она выдохлась. Однажды на рассвете Марина вышла из землянки и увидела над головой синее небо с робкой россыпью звезд.

- Ну вот, кажется, и праздник! - обрадовалась она и, не теряя времени, отдала команду готовить самолеты к вылету. Потом пошла на взлетную полосу проверить, как ее укатывают. Работы еще не закончили, и Марина сердилась:

- Опять задержка будет! Надо было с ночи начать, когда появилась надежда на погоду.

Наконец взлетная полоса готова. Но тут возникла еще одна проблема: стало ясно, что заправщик не успеет подвезти горячую воду всем самолетам. Ее хватило только для первой эскадрильи.

- Сделаем так, - решила Раскова, - сегодня отправим эскадрилью Федутенко; начальник штаба встретит ее на месте назначения. А я побуду здесь, пока всех не выпущу.

Один за другим уходили в небо самолеты. Вот они построились и четким клином ушли на запад.

Командир второй эскадрильи Женя Тимофеева ворчала, еще заметнее "окая":

- Вот так всегда: кому - первой эскадрилье. А мои - все как золушки.

- Ну, твои-то золушки кого хочешь перегонят, - смеялась Раскова. - Не досадуй, Евгения Дмитриевна, завтра и мы улетим.

- Завтра - не сегодня, товарищ майор, - сказала Женя.

Ее сомнения подтвердились: погода словно пошутила с ними, улыбнулась краешком солнца, а наутро снова закрутилась, завихрилась метель. Засыпала снегом расчищенные стоянки, укрыла пышным покрывалом самолеты по самые плоскости.

Временами метель прекращалась, затихала словно в изнеможении. Тогда ползли густые туманы, скрывая все вокруг. Снова с утра до вечера расчищали от снега стоянки и самолеты. Вечерами сушили промокшую одежду у раскаленной печки и мечтали о солнечном утре. Когда наконец все укладывались на длинных дощатых нарах, Марина садилась около пышущей жаром печки и сидела тихо и задумчиво, изредка подбрасывая в печку трескучие поленья.

Где-то в углу слышался тихий говор, смех.

Марина думала о доме. Месяц назад Анну Спиридоновну и Таню перевезли на самолете в Москву. Как она волновалась за них! Она вспомнила, как писала Тане о том, чтобы не высовывалась и сидела тихо, чтобы не трогала ничего в кабине. Марина улыбается, вспоминая свои волнения. Хорошо бы попасть в Москву хоть на несколько часов!

Ведь она не видела дочку уже полтора года и, кто знает, увидит ли скоро.

"Ах, уймись ты, буря, не шумите, ели..." - тихонько напевала Марина, а Женя Тимофеева, улегшись на нарах и подперев голову руками, смотрела на нее нежно и с любовью. Она восхищалась этой хрупкой женщиной, едва перешагнувшей свое тридцатилетие, которая взяла на себя; такую огромную ответственность, такой тяжкий груз забот и тревог. Что толкало ее на это? Жажда славы? Но она была у нее, заслуженная, громкая слава. Просто она, кадровый командир, коммунист, не могла поступить иначе в дни, когда над Советской страной нависла смертельная опасность.

Однажды, когда Раскова была на дальней стоянке, прибежал посыльный - ее срочно вызывали на связь с Москвой. Теряясь в догадках, она почти бежала к землянке оперативной связи и, только открыла дверь, услышала:

- Вас срочно вызывают в Москву.

Погода все еще была плохая, но она приказала готовить свою "уточку".

- Возможно, речь будет идти о передислокации, - говорила Раскова Тимофеевой. - Вы должны быть готовы отправиться по моей команде в указанное место, а я к Федутенко в первую эскадрилью. Командование возлагаю на тебя. Вылетай только при благоприятной погоде, не торопись, хоть и хорошие у тебя летчики, а все-таки еще "детский сад".

Женя сама как-то сказала Расковой, что вот у Федутенко летчики - асы, а ей детский сад достался.

Вот почему Марина иногда подсмеивалась над ней, хотя знала, что летчики Тимофеевой не уступят другим.

"Уточка" блеснула белой птицей среди темных туч и скрылась. Женя, тяжело загребая снег меховыми унтами, пошла к землянке. Что-то неясное и грустное нахлынуло на нее. Любимый командир улетела, о детях ей давно уже ничего не известно...

Из Москвы Марина возвращалась за неделю до Нового года. Самолет летел низко над притуманенной землей. Внизу мелькали темные полосы дорог и вереницы автомашин на них, железнодорожные станции с сотнями вагонов и платформ, загруженных боевой техникой, редкие деревни среди сумрачных, утонувших в снегу лесов. Марина везла полку приказ на перебазирование. Под Сталинградом шли упорные бои, командование сосредоточило там много авиационных частей, решено перебросить туда и полк Расковой. Командиру второй эскадрильи она уже дала указание на самостоятельный перелет, а с первой эскадрильей решила лететь сама. Срочно надо выбивать транспортные средства, чтобы перебросить штаб полка и передовую команду техников; в штабе ВВС обещали выделить два транспортных самолета, но когда? Снова предстоит много дел, которые, казалось, уже позади.

В разрывах облаков мелькнул кусочек голубого неба, холодного и блеклого. Но была в его синеве надежда на приход весны и светлых дней.

Эти дни в Москве промелькнули как сон... Танюшка так выросла, худенькая только... Удивительно подумать - Марина была в театре! Узнав, что она в Москве, артисты МХАТа пригласили ее к себе. Она рассказывала им о девушках-летчицах, о их жизни. Ее слушали с интересом и восхищением. И год спустя, уже на фронте, они увидят сами, как воюют летчицы Марины Расковой...

На аэродроме Марину ждали. Капитан Казаринова собралась было по всей форме отдать рапорт, но Марина остановила ее.

- Хорошо, хорошо, товарищ капитан. У нас сейчас срочные дела. Ни минуты не откладывая, надо послать кого-то в Москву. Пусть проследит, чтобы не задержали присылку транспортных самолетов, и получит карты нового района боевых действий. Я думаю, что лучше Мигуновой с этим делом никто не справится. Оформите ей командировку. Как, Катя, не возражаешь? - сказала она находившейся рядом Мигуновой.