- Беда, господин, - сказал старик. - О н и.

- Где? Сколько?

Старик пожал плечами. Помолчал и сказал нехотя:

- Много. За речкой. - Опять помолчал. - Я, господин, малость по-ихнему разумею. Тоже воевал. Смолоду. Ищут кого-то.

- Вот оно что.

Он сам удивился своему спокойствию. Значит, Риуз. Больше никто не знал. Еще один "верный" друг!

- Найдут?

Старик опять пожал плечами.

Глупый вопрос. Если их направили на след, то уже проводников дали. Я не из тех, кого безопасно предавать.

- Успеем уйти?

- Они не успеют.

Старик поглядел на женщин, и он тоже послушно повернул голову. Та, что кормила ребенка, проснулась. Села, зевнула, подняла руки к волосам. Ребенок скатился с подола на траву, но не проснулся. Он зачем-то торопливо взял малыша на руки.

"Уходить, - думал он. - Черта с два они меня поймают! А эти? Несколько женщин и старик, который уже не может воевать... если залечь у Сухого лога... там есть такое местечко за валуном... не скоро выковырят... Все успеют уйти. Глупости! Я им нужен, только я... не пойдут дальше..."

"Не дури! - сказал он себе. - Это Вальфару было можно. Нет, и ему нельзя. Несколько человек - и вся страна? Военный союз с Тиррином. Тысячи отчаянных, вечно голодных горцев... проклятая страна!.. но они уйдут... Тиррину нужны мы - маленькая живая страна между ним и империей. Это только я могу сделать. Я один, вот в чем подлость. Смирись. Наступи на душу. Есть долг. Только долг. Черт с ним, пойду напрямик к Альберну. Не посмеют через границу..."

Старик молча глядел на него. Ни гнева, ни надежды не было в этом взгляде, только бесконечное древнее терпение. Он был готов. Давно и ко всему. А младенец спал. Хмурил во сне свои реденькие брови, и на круглом подбородочке блестела струйка слюны.

Он протянул ребенка женщине, встал, стащил с плеча тяжелое кремневое ружье и пошел навстречу врагам...

Душно было в забитой приборами комнате, серый предутренний свет висел в окне. Владимир Аркадьевич открыл глаза, как-то удивленно огляделся и медленно потащил с головы тяжелый шлем. Встал, потянулся, подошел к креслу и долго глядел на спящего. Странное было у него лицо: радостное? смущенное? испуганное? И еще что-то в глазах... может быть, зависть?

- Ну вот, - сказал он, наконец. - Дождался. Человек, а? Старый я осел! - Он тихонько засмеялся, и все лишнее ушло с лица, как-то сразу оно ожило, помолодело, и даже серые тени бессонной ночи уже не старили его. А второго варианта он все-таки не вытянул... даже приятно... человек!

Усмехнулся и принялся торопливо снимать датчики и сматывать провода. Кончил, убрал за кресло шлем, достал из шкафчика ампулу с нашатырем, обломил кончик и сунул ее под нос Борису Николаевичу.

Борис Николаевич чихнул и открыл глаза. Испуганно огляделся - и вспомнил.

- А аппаратура у вас импортная, надо полагать?