Я удивлённо смотрю на Тома. Из-за того, что мы ведём этот разговор. Из-за того, что у Тома есть эта сторона.
Но больше всего я удивлена потому, что я говорю ему эти вещи. Открываюсь ему. И теперь, начав, мне кажется, что я не хочу останавливаться.
— Но сейчас с Джейком всё хорошо, — говорю я.
— Да, но не благодаря мне, — он проводит рукой по волосам.
— Не принижай себя. Ты хороший парень, Том.
— Тебе лучше быть осторожной, Фейерверк. Мне нравятся эти комплименты, и я начну требовать их всё время.
— Ты мут, — ухмыляюсь я.
— Лучше, — подмигивает он.
— Я не хороший парень, ну, раньше не был, но я работаю над тем, чтобы стать им.
Я смотрю на его искреннее лицо, немного шокированная его откровенностью и честностью.
— Ты не плохой парень. Плохой парень — это тот, кто пересылает через четырёхлетнюю дочерь документы, предназначенные для её матери.
Черты лица Тома напрягаются, гнев зажигается в его глазах.
— Он сделал что? — вскипает Том.
Я скрываю свою боль, потягивая кофе и задаваясь вопросом: почему, чёрт возьми, я просто сказала ему это. Но теперь я должна рассказать и остальное.
— В первый раз после своего ухода, когда Ралли пришёл забрать меня... ну, моя мама... она была потерянной, когда увидела его. Умоляла его вернуться, — я съёживаюсь, вспоминая и ненавидя то, как Ралли принижал мою мать.
— Конечно, мама расстроилась, так что я начала плакать. Ралли взял меня на руки, унёс оттуда и посадил в свою машину. Я не переставала плакать, так что он повёз меня за мороженым. Целый час мы просидели с этим мороженым, и всё это время он разговаривал по телефону. Затем он сказал, что у него сделка, на которой он должен присутствовать, и отвёз меня домой. Он остановился перед моим домом, но не выходил. Только протянул коричневый конверт и сказал, чтобы я отдала его своей матери. Оказалось, что в конверте были документы на развод, а он использовал меня, чтобы передать их ей.
Я помню, как шла к двери, а моя мать ждала внутри. Ралли уехал прежде, чем я открыла дверь. Я протянула ей конверт, а её рука начала дрожать, когда она взяла его у меня. Я до сих пор слышу опустошённый тон в её голосе, когда она сказала мне, чтобы я пошла в свою комнату. Но вместо того, чтобы послушаться, я спряталась на лестнице, наблюдая за тем, как она вскрывает конверт и достаёт бумаги. Она привалилась к стене, и на мои глаза снова навернулись слёзы.
До сих пор помню разбитое и опустошённое лицо моей матери.
— Чёрт, Лила. Я знаю, что ненавижу этого парня по уважительной причине.
— Да. Это был последний раз, когда Ралли приходил повидаться со мной. С детства мои отношения с Ралли — это разговоры с его личным помощником; подарки, карты — всё это делал его ассистент. Это послужило очень хорошим поводом, чтобы возненавидеть его, — я смотрю на Тома. — Знаешь, он даже не пришёл на похороны моей матери. Не позвонил, чтобы узнать, в порядке ли его восьмилетняя дочь после смерти матери.
— Некоторые люди не заслуживают того, чтобы иметь детей. Я всегда говорю, что семья на первом месте.
Я улыбаюсь.
— Моя тётя Стеф и дядя Пол замечательные, — я намеренно не упоминаю Декса. Это ещё один говнюк в моей жалкой истории жизни, о котором я не готова рассказать Тому. — Мне повезло, что они у меня есть.
— Что они думают о том, что ты занимаешься музыкой?
— Они действительно поддерживают меня.
Затем во мне поднимается беспокойство. Я рассказала Тому то, что знают лишь немногие люди. Люди, которым я доверяю.
Волнуясь, я прикусываю губу и говорю ему:
— Том, все эти вещи, что я рассказала тебе о Ралли и маме, знает лишь горстка людей. Только те, кому я доверяю.
Так почему же я рассказала ему?
Он улыбается. Тепло и искренне.
— Остальной мир не узнает об этом разговоре. Но для меня это случилось. Если ты когда-нибудь захочешь снова поговорить, то приходи ко мне.
Он откидывается на спинку сиденья, закидывает одну ногу на бедро другой и помещает руку на спинку сиденья, его сильные мужские пальцы постукивают по древесине.
— Вчера вечером у меня не было шанса сказать, но вы чертовски раскачали это место.
Он меняет тему. Я ценю это.
Я улыбаюсь, оборачивая пальцы вокруг остывшей кружки кофе.
— Спасибо. Это многое значит.
Я вспоминаю, почему он не смог сказать мне это прошлой ночью, и улыбка исчезает с моего лица.
Я поделилась с ним своей жизненной историей, и он был таким милым, что это заставило меня забыть о том, что я только что вспомнила.
Он делает глоток кофе.
— Ты весело провела время после концерта?
Да, но я уверена, что не так интересно, как ты.
Кивнув, я говорю:
— Да, всё в порядке.
— Вы поздно вернулись?
— Ага. Ты спал.
Кивнув, он потирает ладонью гладкий подбородок.
— Я был выжат.
Оттого, что трахал брюнетку.
Прекрати, Лила.
Нежелательная картинка мелькает у меня в голове.
Тьфу. Картинки Тома с брюнеткой, пропадите!
— Ты побрился, — говорю я, пытаясь направить свои мысли в другое русло.
Я опускаю взгляд на свой кофе, а когда поднимаю его, он напряжённо смотрит на меня. Я должна остановить дрожь, которую ощущаю.
Он снова потирает рукой подбородок.
— Да, это не работает на меня. Оказывается, когда я с бородой, женщин тянет ко мне ещё больше. Поди разберись, — усмехается он.
— Как прошлой ночью?
Вот оно.
Почему я не могу просто промолчать? Тем более, когда это то, чего я знать не хочу.
Как будто у меня в мозгу есть кнопка пыток.
Том наклоняет голову и вопросительно смотрит на меня.
— Как прошлой ночью?
Я подношу кружку к губам и отпиваю, прежде чем сказать.
— Да, поклонница-брюнетка, с которой ты разговаривал после концерта. Та, с которой ты ушёл.
Он потирает лоб, раздумывая, и смотрит на меня. Я вижу что-то в его глазах, но не могу расшифровать это. У меня нет шансов, потому что, чтобы это ни было, оно исчезает, и его глаза проясняются.
— Ах, — говорит он, кивая. — Ты имеешь в виду ту, с длинными тёмными волосами, бесконечными ногами и самыми большими поддельными сиськами, которые я когда-либо…
— Да, та самая, — я перебиваю его, когда он изображает руками бюст напротив собственной груди.
Он встаёт и отходит от стола.
— Да, но я не уходил с ней.
— Нет? — я с трудом сдерживаю удивление в голосе.
— Нет, я этого не сделал. Я остался один, вернулся сюда и лёг спать. — Он поворачивается ко мне лицом. — Ты пела удивительно.
— Нет. Ну, может быть.
— Более того, ты выглядела... свободной, — он опирается большими руками на стол и наклоняется близко ко мне. — Это так?
Его близость превращает мои мозги в кашу.
— Что?
Он наклоняется немного ближе.
— Ты свободна.
— Конечно, я не свободна, — я делаю равнодушное лицо.
Но он знает, что я свободна, потому что таковой я и являюсь. Это написано на моём несовершенно безразличном лице.
— Тогда, думаю, что это хорошо, — его голос звучит хрипло. — Если бы ты была свободна и не хотела думать о том, чтобы я был с другой женщиной, то это означало бы, что ты беспокоилась… обо мне. А если бы ты беспокоилась, это означало бы, что ты хочешь…
— Мне всё равно, — быстро говорю я. — И, конечно же, я ничего не хочу, — я поднимаю подбородок, пытаясь показаться ещё равнодушнее, но терплю неудачу.
На самом деле, мне удалось лишь приблизить своё лицо ближе к его. Ну, технически мой рот ближе, на расстоянии поцелуя.
Я чувствую его горячее дыхание и мятный запах, смешанный с кофе. Это как афродизиак.
Мы просто смотрим друг на друга. Том дышит глубоко и быстро. Я ещё быстрее. Мои трусики мокрые, а он даже не прикоснулся ко мне. Я настолько влажная, что мне будет неловко, если я встану.
Его взгляд опускается к моим губам. Я ёрзаю, когда вижу, как он прикусывает губу.