Во время ланча я без конца хожу взад-вперед, пытаясь сообразить, какое сообщение ему отправить, чтобы дать понять (и при этом не выдать нас обоих): беспокоиться не о чем.

— Ты ведешь себя как чокнутый, — раскладывая на столе овощи и хумус, говорит Отем. — Сядь.

Плюхнувшись рядом, чтобы ее отвлечь, я краду у нее морковку, которую съедаю в два укуса. Но беспокойство по поводу Себастьяна резиновым шнуром плотно стягивает грудь. Что, если он действительно расстроился из-за моей книги? Могу ли я начать ее по-новой?

Да.

Я могу. И должен.

Моя нога начинает дергаться от нового приступа паники.

Кажется, Отем ничего не замечает.

— Тебе нужно пригласить Сашу на выпускной.

— Опять этот выпускной, — сунув кончик большого пальца в рот, я покусываю ноготь. — Не уверен, что хочу пойти.

— Что? Ты должен пойти.

— Но я не хочу.

Одди пинает меня.

— Кстати… Меня пригласил Эрик.

Повернувшись, я таращусь на нее.

— Что-что? И почему я ничего об этом не знал?

— Понятия не имею. Я написала про это в Инстаграме.

— То есть теперь мы вот как обмениваемся новостями? Через посты в соцсетях? — я достаю телефон. И правда, у нее в ленте фотография ее гаража, обклеенного стикерами в форме слова «Выпускной?».

Невероятно креативно, Эрик.

— Пригласи Сашу. И мы пойдем все вместе.

Мое дыхание застревает в горле. Я беру ее за руку.

— Я не могу, Одди.

Она пытается скрыть расстройство. От этого я чувствую себя и хорошо, и ужасно.

Ну, то есть, Себастьян совершенно точно не пошел бы со мной. Но сейчас мое сердце принадлежит ему, и до тех пор, пока он не решит, что с ним делать, забрать его назад я не могу.

Отем смотрит на меня, и несколько следующих секунд мы странным образом синхронно дышим.

Высвободив руку, я хватаю еще одну морковку — на этот раз без чувства вины.

— Спасибо.

Отем встает, оставляет мне доесть ее ланч и целует меня в макушку.

— Мне нужно успеть пересечься с миссис Поло до шестого урока. Пиши, если что.

Кивнув, я наблюдаю, как Одди исчезает в здании, а потом беру свой телефон. После нескольких вариантов останавливаюсь на этом:

«Как прошли выходные?»

Себастьян тут же начинает что-то писать в ответ. Кровь по моим жилам несется со слишком большой скоростью.

Точки на экране то появляются, то исчезают, и я уже ожидаю целую диссертацию про футбол и переезды из Прово в Орем, но через пять минут получаю лишь:

«Хорошо! :(»

Он подшучивает, что ли?

Я смотрю на экран. Стук моего сердца уже не просто отдается в горле — оно словно пульсирует в каждом органе, заполняя все пустоты тела. Если закрою глаза, я его услышу.

И я никак не могу придумать, что ответить.

Так что отсылаю эмодзи с поднятым вверх большим пальцем и убираю телефон в сторону.

Съев еще четыре морковки, решаю проверить входящие.

Себастьян прислал гору, а спустя несколько минут еще два сообщения:

«В эти выходные из Солт-Лейк-Сити к нам приезжают мои дедушка с бабушкой.Мама сказала пригласить тебя на ужин. Наверное, для тебя это звучит ужасно, но они милые».

«И я бы хотел, чтобы ты пришел».

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Мне кажется, в приглашении Себастьяна скрыт какой-то секретный код. Возможно, так он напоминает мне о необходимости нам обоим быть осторожными. Или же это его единственный способ выразить свою тревогу из-за моей книги, ведь потенциально она может ему устроить аутинг. Потому что, ну, серьезно, ничто более ярко не могло продемонстрировать мне разницу между нашими жизнями, чем мой приход к Себастьяну домой; даже он сам заметил, как завороженно я таращился по сторонам.

Плюс ко всему это наше приключение в горах… Мы целовались, и это был не случайный чмок, а поцелуи с языком, прикосновениями и далеко идущими намерениями. Я даже вспоминать о них не могу без ощущения жара по всему телу, как от горячей ванны. Пока мы шли назад по тропе, Себастьян не мог на меня посмотреть, чтобы не покраснеть при этом. В какое же безумие превратится ужин?

Что он творит?

Я стою в комнате и придирчиво разглядываю себя в зеркало. Одежда новая и хотя бы подходит по размеру — за последние несколько лет я вырос так сильно, что почти все стало коротковато: и рукава, и штанины брюк. Я перемерил семь вариантов одежды, а поскольку недавно сделал новую стрижку, выгляжу вроде бы неплохо. Меня беспокоит, что в рубашке «Квиксильвер» с коротким рукавом я кажусь чересчур небрежным. С другой стороны, в рубашке с длинным рукавом и галстуке я выглядел бы слишком самоуверенно, будто пришел на свидание или на знакомство с родителями своей половинки.

Что, конечно же, не соответствует действительности. По крайней мере, я так не думаю…

— Так что, вы как бы… теперь встречаетесь?

Прислонившись к дверному косяку и сложив руки на груди, Хейли окидывает меня оценивающим взглядом.

Я снова смотрю в зеркало.

— Черт его знает.

Неодобрительно поцокав языком, сестра идет к кровати и неуклюже плюхается на нее.

— Твоя манера выражаться им не понравится.

Я снова тихо чертыхаюсь, потому что, блин, она права. Мне следует следить за своим языком.

— Ты не знаешь, вместе вы или нет, но идешь на ужин с его семьей? Странно.

— Откуда ты про это знаешь?

— Если это должно было остаться в тайне, тебе не стоило так громко обсуждать это с мамой и папой посреди дома.

— Это не совсем тайна, но…

Но все-таки тайна.

Хейли кивает. Ей явно не требуется мое пояснение, и видеть ее не сконцентрированной на самой себе приятно. Когда мы решили сюда переехать, родители посадили сестру на стул и ясно дали понять, что ее осмотрительность крайне важна. Даже я заметил панику мамы, когда она говорила Хейли, что если та (например, от злости) кому-нибудь обо мне расскажет, то последствия будут катастрофическими. Потому что люди не настолько понимающие и принимающие, как мы. Особенно в Прово.

Наклонившись поднять разбросанные вещи, я вспоминаю, что Хейли учится вместе с Лиззи.

— Сегодня я увижусь с Лиззи. Передам ей от тебя привет.

Хейли морщит нос.

Со смехом я раскладываю футболки обратно по ящикам и вешаю в шкаф все остальное.

— Ты удивишься, но они все такие.

Застонав, она перекатывается на спину.

— Она постоянно улыбается и здоровается со всеми подряд.

— Какой кошмар.

— Как кого-то может радовать быть мормоном? — в словах Хейли я сейчас впервые слышу всю нашу предвзятость. — Я бы сама себя за такое поколотила.

Я мало общался с Лиззи, но чувствую острую потребность встать на ее защиту.

— Ты говоришь как необразованная тупица.

Увидев лежащий на ночном столике заряжающийся телефон, она берет его и вводит пароль.

— Спорим, ее радость поутихла бы, узнай она, что ты хочешь залезть в штаны к ее брату?

— Заткнись, Хейли.

— А что? Думаешь, они все равно пригласили бы тебя на ужин, если бы узнали? Для них ты дьявол, пытающийся заманить их сына в ад.

— Вообще-то, в ад они не верят, — протянув руку за телефоном, говорю я. — Так что не говори ерунду.

— Это тебя Себастьян уже учит мормонизму?

— Это мама говорила. Я просто пытаюсь узнать его получше, а значит, мне надо понимать, во что он верит.

Но Хейли умеет смотреть сквозь мое лицемерие.

— Да-да, о чем и речь. Он уже говорил тебе, что мормоны, конечно же, вот-вот одобрят гей-браки? Или что готовы признать конверсионную терапию ужасной ошибкой? — с сарказмом интересуется она. — Никаким чудесным образом Себастьян не поймет, что ты нравишься ему больше Бога, Иисуса или Джозефа Смита. Все это плохая идея.