Ее слова бьют по самому больному. Я выхватываю у нее свой телефон.

— Ну ты и стерва.

Даже во второй раз дом Себастьяна все так же пугает. Уже по фасаду можно все понять о семье, которая здесь живет. Дом белый и аккуратный, поддерживаемый в чистоте, но не чрезмерно. Выглядит гостеприимно и уютно, но при этом я словно могу его испортить: оставить где-нибудь отпечатки своих пальцев… например, на коже их старшего сына.

Внедорожник Бразеров стоит внутри незакрытого гаража, а на подъездной дорожке припаркован новый Лексус. Видимо, он принадлежит дедушке с бабушкой Себастьяна. Проходя мимо, я смотрю на свое отражение в пассажирском окне, и моя нервозность усиливается вдвое. Как мне выдержать ужин в обществе самой добропорядочной семьи в Прово, не показав себя при этом влюбленным по уши, коим, собственно, я и являюсь?

Может, Хейли действительно была права: это действительно плохая идея.

Собравшись с духом, я звоню в дверь. Звук эхом проносится по дому, после чего слышится голос Себастьяна:

— Я открою!

В груди стремительно нарастает волнение.

Дверь распахивается, и от одного его появления мне становится нечем дышать. После занятий я Себастьяна не видел — а тогда все было неловко и немногословно. И в тот раз он на меня даже не взглянул, но сейчас все наоборот. Каждый нейрон, который отвечал за беспокойство, стоит ли мне сейчас здесь находиться, растворяется в сером веществе мозга.

Закрыв за собой дверь, Себастьян выходит на крыльцо. На нем брюки и белоснежная рубашка с расстегнутым воротничком. Тот открывает вид на гладкую шею, ключицы и верх груди, большая часть которой скрыта. У меня текут слюнки.

Интересно, у него был галстук? Который он снял ради меня?

— Спасибо, что пришел, — говорит Себастьян.

Сердце бьется отчаянно быстро, а при попытке как-то ослабить это напряжение возникает чувство, будто между ребер всадили нож. Мне хочется как можно скорее сказать ему, что я планирую переписать всю книгу, но вместо этого из меня вырывается:

— Спасибо, что пригласил.

— Ага, — говорит он и, сделав шаг вперед, показывает на дверь. — Все это, скорее всего, окажется довольно скучным мероприятием. Решил предупредить заранее. И заранее прошу прощения, если они начнут говорить про церковные дела, — Себастьян проводит рукой по волосам, и я тут же вспоминаю, какие они были на ощупь во время нашей прогулки. — Удержаться они не смогут.

— Да ладно. Ты только взгляни на меня: я просто обожаю разговоры про церковные дела.

Себастьян смеется.

— Даже не сомневаюсь, — глубоко вздохнув, он приглаживает волосы, поправляет рубашку и поворачивает дверную ручку.

Я останавливаю его, положив руку ему на плечо.

— Ситуация действительно странная, или это только мне так кажется?

Я отдаю себе отчет, что пытаюсь поймать хоть какой-то намек на то, помнит ли Себастьян, чем мы занимались, и понравилось ли это ему.

Прозвучавший ответ компенсирует все тревоги недели.

— Не только тебе, — его взгляд встречается с моим, а на лице появляется самая потрясающая улыбка, какую я только видел. Ни на одном висящем внутри семейном портрете Себастьян так не улыбается.

Повинуясь импульсу, вдруг говорю:

— Я решил заново начать книгу.

Себастьян смотрит на меня с искренним удивлением.

— Правда?

— Да, — отвечаю я, тяжело сглатывая и почти задыхаясь от ускорившегося пульса. — Я не могу перестать думать о… Обо всем… но понимаю, что не смогу тогда сдать книгу, — живот скручивает от беспокойства из-за необходимости начать книгу по-новой и одновременно от радости его видеть. Из-за этой нервозности легко врать. — И я уже успел кое-что написать.

Кажется, он хотел услышать именно это, и выражение его лица мгновенно светлеет.

— Это хорошо. Я могу тебе помочь, — в течение нескольких секунд Себастьян смотрит на мой рот, но потом поднимает взгляд. — Готов?

Когда я киваю, он открывает дверь и подбадривающе смотрит на меня, после чего мы заходим в дом.

Внутри пахнет свежевыпеченным хлебом и жареной индейкой, а из-за прохладной погоды окна слегка запотели. Я иду вслед за Себастьяном мимо небольшой главной гостиной — привет тебе снова, фотография семнадцатилетнего Себастьяна, привет всем вам, Иисусы, привет и тебе, жестокая надпись на табличке, — к некоему объединенному пространству, где в одном конце семейная комната, а в другом кухня.

Там сидит мужчина — как я понимаю, отец Себастьяна — и смотрит телевизор.

Увидев нас, он встает. Епископ Бразер выше Себастьяна сантиметров на пять, но у него такого же цвета волосы и такая же расслабленная манера держаться. Даже не знаю, кого я ожидал увидеть — кого-то более пугающего, наверное, — но он застает меня врасплох, протягивая руку для пожатия и улыбаясь точно такой же улыбкой, как у сына.

— Ты, наверное, Таннер, — ярко-голубые глаза отца Себастьяна светятся радостью. — Я много о тебе слышал.

Он… Что он сейчас сказал?

Я неуверенно кошусь в сторону Себастьяна, который демонстративно смотрит в сторону.

— Да, сэр, — отвечаю я и тут же поправляюсь: — То есть епископ Бразер.

Он смеется и кладет руку мне на плечо.

— Я только в церкви епископ Бразер. Зови меня Дэн.

Мой отец ни за что бы не одобрил, что я называю по имени кого-то из родителей своих друзей, но спорить не решаюсь.

— Хорошо. Спасибо, мистер… Дэн.

По лестнице спускается пожилой мужчина. Его темные волосы вьются у ушей, но несмотря на строгость костюма и начинающие седеть виски, он выглядит моложе и даже немного по-хулигански.

— Аарону требовалась помощь с лего. А когда он спросил, как мне удалось сообразить, что нужно делать, я упомянул про свой диплом инженера. Теперь Аарон тоже хочет пойти учиться на инженера, чтобы строить из лего всю свою жизнь. Должно получиться, как мне кажется.

Себастьян подходит ко мне.

— Дед, это Таннер. Мой друг с Семинара.

На меня внимательно смотрят уже такие знакомые ярко-голубые глаза.

— Еще один писатель! — восклицает он и протягивает руку. — Я Эйб Бразер.

— Приятно познакомиться, сэр, — отвечаю я. — И это Себастьян писатель. Я же больше похож на мартышку, которую допустили к клавиатуре.

Дэн с его отцом смеются, а Себастьян смотрит на меня, нахмурив брови.

— Неправда.

Я сквозь смех бормочу что-то вроде «Ну ладно, как скажешь». Потому как, если честно, сам факт, что я могу писать лишь о происходящем день за днем, а потом даю ему прочитать урезанную версию глав, до сих пор довольно унизителен.

На кухне Себастьян знакомит меня со своей бабушкой Джуди, которая интересуется, поблизости ли я живу. Наверное, это завуалированный вопрос, из какого я прихода.

— Он живет недалеко от загородного клуба, — отвечает за меня Себастьян и спрашивает, надо ли чем-нибудь помочь. В ответ звучит отказ, и тогда Себастьян говорит, что в таком случае мы пойдем поработаем над моей рукописью.

Мою кожу словно окатывает ледяной водой.

— Хорошо, дорогой, — отвечает его мама. — Ужин будет готов минут через пятнадцать. Скажи сестрам, чтобы шли мыть руки, ладно?

Кивнув, Себастьян ведет меня по коридору.

— Я не взял с собой новую рукопись, — шепчу я, пока мы поднимаемся по лестнице. Мне стоит немалых усилий держать взгляд опущенным и не таращиться на Себастьяна сзади.

Наверху коридор разветвляется в две стороны.

Здесь расположены спальни.

Я наблюдаю за тем, как Себастьян подходит к комнате Фейт. Внутри ее спальни все пушистое и розово-фиолетовое, с намеками на уже начинающийся подростковый возраст со всей сопутствующей жутью.

Постучав в приоткрытую дверь, он заглядывает в комнату.

— Скоро ужинать, иди мой руки, хорошо?

Она что-то ему отвечает, и Себастьян уходит.

— Ты меня слышал? — на этот раз чуть громче шепчу я. — Никакой рукописи у меня с собой нет.