Моя сестра где-то в одиночестве ищет себе одежду, дав нам приятную передышку от ее постоянной потребности препираться. Отем с мамой хорошо ладят, и, когда они вместе, на какое-то время мне не нужно фокусироваться на общем разговоре; они сами себя неплохо развлекают.

Мама прикладывает к моей груди отвратительную ковбойскую рубашку.

На это я не обращать внимания не могу.

— Нет.

Проигнорировав меня, она снова смотрит на Отем в ожидании вердикта. Но Одди всегда на моей стороне, поэтому неприязненно морщит нос.

Повесив рубашку обратно, мама спрашивает:

— Как твое расписание в этом семестре?

— Мне очень нравится, — Одди дает маме синюю рубашку с коротким рукавом RVCA. Я незаметно поднимаю два больших пальца. — Правда, придется поменять современную литература на Шекспира, а матан, наверное, станет моей погибелью, но в остальном — хорошо.

— Уверена, Таннер будет рад тебе помочь с ним, — отвечает мама, и я чувствую, что Отем закатывает глаза. — А как у тебя, дорогой?

Я облокачиваюсь на стойку, скрестив поверх нее руки.

— После ланча добавил биологию, и теперь на последнем уроке мне хочется спать.

Мама собрала свои прямые светлые волосы в хвост и перед выходом переоделась из рабочей одежды в джинсы и свитер. Так она выглядит моложе, и если Хейли снимет свою жуть в стиле Уэнзди Аддамс, то они с мамой будут выглядеть как сестры.

Словно читая мои мысли, позади меня в ту же секунду материализуется Хейли и сгружает маме целый ворох черной одежды.

— Штаны мне ни одни не понравились, но эти футболки крутые, — говорит она. — Может, пойдем поедим? Я умираю с голоду.

Мама смотрит на кучу тряпок у себя в руках, и я вижу, как она мысленно считает до десяти. Сколько себя помню, родители всегда поощряли каждого из нас быть самим собой. И когда я начал задаваться вопросом относительно своей сексуальности, они сказали, что их любовь ко мне не зависит от того, куда я суну свой член.

Ладно, они выразились несколько иначе; просто мне нравится так говорить.

В прошлом году, когда моя сестра решила выглядеть как труп, они прикусили язык и сказали, что она может самовыражаться, как ей того хочется.

Мои родители святые, когда речь заходит о терпении, но я понимаю, что оно у них уже на исходе.

— Три рубашки, — говорит мама и отдает кипу тряпок обратно Хейли. — Я сказала тебе выбрать три рубашки и две пары брюк. А черных футболок у тебя и так несколько десятков. Еще десять тебе не нужны.

Пресекая попытку Хейли поспорить, мама поворачивается ко мне.

— Значит, на биологии тебе хочется спать. Какие еще новости?

— Одди стоит оставить себе современную литературу. Это стопроцентная пятерка.

— О! Наш помощник учителя на Семинаре суперсекси! — говорит ей Отем.

Будто инстинктивно желая меня защитить, мама скользит взглядом в мою сторону, а уже потом смотрит на Одди.

— И кто он?

— Себастьян Бразер, — с придыханием отвечает Отем.

Стоя позади нас, Хейли издает стон, и мы оборачиваемся в предчувствии неизбежного.

— Его сестра Лиззи в моем классе. Она вечно такая счастливая.

Я усмехаюсь.

— Какая гадость, да?

— Таннер, — предупреждающе говорит мама.

А моя сестра толкает меня в плечо.

— Заткнись, Таннер.

— Хейли!

Отем решает сменить направление нашего внимания.

— Себастьян учился на Семинаре в прошлом году. Видимо, его книга на самом деле была хороша.

Мама протягивает мне футболку с узором пейсли, которая настолько ужасна, что я даже не готов это вслух произнести. Она прикладывает ее к моей груди и строго на меня смотрит.

— О, значит, он ее продал, да? — спрашивает она у Отем.

Та кивает.

— Надеюсь, по ней снимут фильм, причем с ним в одной из ролей. У него такие мягкие волосы и такая улыбка… Господи.

— Он часто краснеет пятнами, — не думая, добавляю я.

Мама застывает, но Отем, кажется, в моих словах не замечает ничего странного.

— Точно.

Мама вешает рубашку и сдержанно смеется.

— Кажется, нас ждут проблемы.

При этих словах она смотрит на Отем, но я не сомневаюсь, что имеет в виду меня.

Мой интерес к внешнему облику Себастьяна Бразера к пятничному занятию не уменьшился. Впервые с тех пор как переехал сюда, я стараюсь ничем себя не выдать. Если бы я увлекся помощником учителя женского пола, то не было бы ничего странного, если кто-нибудь поймал меня на взглядах в ее сторону. Но с ним мне попадаться никак нельзя. И, откровенно говоря, поддержание нейтрального выражения лица сильно утомляет. Фудзита с Себастьяном обходят аудиторию, пока мы записываем идеи всеми возможными способами — план-конспект, отдельные фразы, тексты песен, рисунки, — я же на чистом листе бумаги рисую спирали, лишь бы не следить за его передвижениями. Сидящая рядом со мной Отем стучит по клавиатуре со скоростью тысяча слов в минуту, не поднимая головы для передышки. Это отвлекает и раздражает. Абсурд, конечно, но мне кажется, будто она каким-то образом высосала из меня всю творческую энергию. Но когда я встаю, чтобы уйти в другой конец аудитории и побыть одному, едва не сталкиваюсь с Себастьяном.

Грудь к груди, мы стоим и смотрим друг на друга, прежде чем отойти на шаг.

— Извини, — говорю я.

— Да нет, это ты меня извини, — его голос низкий и тихий, с каким-то гипнотизирующим ритмом. Интересно, когда он начнет давать проповеди, будет ли его голос звучать менее осуждающе, чем у других?

— Фудзита сказал, что я должен поработать с тобой более тесно, — говорит Себастьян, и я понимаю, что он шел поговорить со мной. Его щеки раскрашивает румянец. — Он сказал, что ты немного… м-м-м, отстаешь по части планирования идеи, и мне стоит обсудить это с тобой.

Внутри формируется готовность защищаться. Прошло всего три занятия, а я уже отстаю? Да и еще приходиться выслушивать это от него: застегнутого на все пуговицы религиозного шарлатана, которого я не могу выкинуть из головы! Я смеюсь — чересчур громко.

— Да все нормально. Серьезно. К следующей неделе догоню. Я не хочу, чтобы ты тратил свое время…

— Я не против, Таннер, — он сглатывает, и впервые за все это время я замечаю, какая длинная у него шея и какая гладкая кожа.

Мое сердце колотится сильней. Мне не нравится находиться под его воздействием.

— Мне нужно в уме разложить все по полочкам, — отвечаю я, а затем ухожу, сгорая от стыда.

Я ожидал, что Себастьян будет просто кратким увлечением, мимолетной фантазией на одну ночь. И все. Но я ошалело наблюдал всего лишь за его хождением по классу. А пока стоял рядом с ним, чуть в панике не разучился дышать. Он словно контролирует окружающее его пространство, но не потому что качок внушительных размеров или какой-нибудь агрессивный мачо. Складывается впечатление, что свет падает на черты его лица как-то иначе. Не так, как на остальных.

Несколько минут спустя подходит Отем и кладет руку мне на плечо.

— Ты в порядке?

Ни капли.

— Конечно.

— Не стоит волноваться, насколько далеко ушли остальные.

Нырнув из одного стресса в другой — написание книги, — я смеюсь.

— Вот спасибо тебе, Одди, за лишнее напоминание.

Она издает стон и, положив голову мне на плечо, смеется.

— Я не это хотела сказать.

Глянув в сторону, замечаю, что на нас смотрит Себастьян, после чего тут же отворачивается. Привстав на цыпочки, Отем целует меня в щеку.

— Вечеринка в честь дня рождения Мэнни по-прежнему в силе?

Лазертаг на восемнадцатилетие? Эксклюзивно, только в Юте.

— Не знаю.

Мне нравится Мэнни, но, если честно, я человек простой. И вряд ли смогу выдержать длинный вечер с лазертагом.

— Да ладно, Танн. Там будет Эрик. Мне нужен кто-то для поддержки, чтобы не только выглядеть по-идиотски в присутствии Эрика, но и заняться чем-то еще.

Школа — это такая кровосмесительная тусовка. Отем увлечена Эриком, который сохнет по Рейчел — сестре девчонки, которую я поцеловал на Хоумкаминг в прошлом году и с которой сейчас встречается брат лучшей подруги Хейли. Ткни пальцем практически в любого — каждый находится друг от друга на расстоянии шести поцелуев.