Капитан Гребенюк вздохнул и наклонился к переметаемому поземкой снежному покрову.

- Вот, товарищ подполковник, - сказал капитан, - это - заячьи следы, а это - лисьи. И так по всему заливу. Никаких других следов здесь нет…

Гребенюк замолчал, а Кайманов подумал, что много раз во время пограничного поиска, как раз в те минуты, когда уж готовы были дать отбой и сесть по машинам, нарушитель и проскакивал, и снова начинался поиск, только в гораздо худших условиях…

Некоторое время все трое обследовали снеговой покров, затем Аверьянов спросил:

- Что скажешь, Яков Григорьевич?

- Пока ничего. Но уж больно приметное здесь место: остров - ориентир, елка - ориентир, под высоким берегом - «мертвая зона» - локатор не берет. Даже тот, кто первый раз сюда выйдет, отлично найдет по описаниям эти ориентиры и в темноте ночью… А давайте-ка вокруг острова на лыжах обойдем, - предложил Кайманов. - Кататься мне не часто приходится: у нас снег не каждый год, да и то все больше в горах…

Отталкиваясь палками, Кайманов медленно заскользил по льду, обходя островок по дуге со стороны моря. Аверьянов, Гребенюк и солдаты последовали за ним. Кайманова занимала мысль: если предположить, что остров действительно ориентир, то какие ориентиры могут быть на берегу, в отыскании которых невозможно было бы ошибиться и в темноте?

Все время посматривая на силуэт ели, возвышавшейся над островом, Кайманов скользил взглядом по линии протянувшегося с юго-востока на северо-запад берега, выискивая такой же безошибочно-приметный предмет на поднимавшемся в километре от острова семидесятиметровом обрыве.

«А вот и ориентир!» - мысленно воскликнул он. Заметить его было нетрудно. Господствующее положение над всей округой занимала труба какого-то завода в поселке. Снизу виднелась только ее верхняя часть, но и этого было вполне достаточно. Труба торчала как палец. Даже ночью, когда вся эта картина вырисовывалась неясными силуэтами, заводская труба, сливаясь с линией берега, все равно оставалась самой высокой точкой - прекрасным ориентиром, заметным на фоне неба и в ночную темень.

Продолжая обходить на лыжах остров, Кайманов остановился в том месте, где верхушка трубы попадала в створ с верхушкой ели на острове. Остановившись, внимательно осмотрелся.

На снежном покрове - все те же лисьи следы, но заячьих, что он видел у островка, как не бывало.

- Так что же может делать лиса в открытом море, Дмитрий Дмитриевич? - спросил он.

- Понял тебя,- ответил Аверьянов.- Хочешь сказать, а не проверить ли нам в створе с заводской трубой и елью вон те дальние торосы? Так, что ли?..

- Именно. И давайте двинемся туда рассредоточившись, хотя едва ли там кто-то есть.

Все трое в сопровождении солдат двинулись к дальним торосам. Погода заметно портилась. Встречный северный ветер дул порывами, гнал по темному небу низкие лохматые тучи. Сильней завихрилась поземка. Но на открытом месте было еще достаточно светло. Вот уж и островок стал исчезать за мельтешащими снежинками, зато отчетливо проступили сквозь метель ледяные торосы, оказавшиеся на одной линии с елью на островке и верхушкой заводской трубы на берегу.

Шедший впереди Аверьянов наклонился и поднял клочок какой-то бумаги, затем - разорванную полиэтиленовую пленку. Оттолкнувшись палками, поехал быстрее. Кайманов и Гребенюк последовали за ним. Что-то белое в расщелине нагроможденных льдин заставило насторожиться. Но это «что-то», почти занесенное снегом и обложенное кусками льда, отнюдь не напоминало человеческую фигуру.

- Рюкзак,- сказал Аверьянов.- А вот и лыжи и палатка. Спасибо, значит, лисе-покойнице, надоумила…

- Что говорить, поработала рыжая тут на славу, - сказал и майор. - Ясно, что это место показалось ей ненадежным: кругом лед. Она и решила перетащить найденный клад к острову…

Рыжая разбойница выволокла на лед все, что могло ее заинтересовать. Тут были консервные банки, надорванные пачки галет, сверток с теплой, видимо шерстяной, одеждой, рыбацкие, смазанные жиром высокие сапоги, обертки от плиток шоколада. Немного поодаль валялись зимние удочки, рассыпанные рыболовные крючки, леска.

- Так что ты обо всем этом думаешь, Яков Григорьевич? - спросил Аверьянов.

- Думать нечего. Оставляем наряд и - как можно скорее обратно,- ответил Кайманов.- Теперь-то уж можно предположить, что именно здесь планируется нарушение границы… А разбираться будем завтра днем со специалистами-саперами, не торопясь: еще неизвестно, какие взрывчатые сюрпризы приберег здесь для нас тот, кто все это оставил…

- Ефрейтор Калабухов, вы старший,- обращаясь к солдатам, распорядился капитан.- Все четверо остаетесь с радиостанцией здесь в наряде. Ничего не трогать. С двадцати одного часа каждые пятнадцать минут включать рацию на прием.

- Отправляемся, - ответил подполковник, - К берегу идем без палок; чтоб ни скрипа, ни шороха. Метель скроет нашу лыжню, но та же метель весьма на руку и нарушителю, который, судя по погоде, может появиться и сегодня ночью…

Кайманов десятки и сотни раз участвовал в пограничных поисках, многими руководил сам, во многих выполнял те задачи, которые ставили перед ним старшие начальники. Он вовсе не собирался ограничиваться ролью наблюдателя, но пока лишь внимательно слушал, как, командуя мангруппой, подполковник Аверьянов из помещения пункта технического наблюдения четко отдавал приказания по телефону.

Капитан Гребенюк доложил, что застава развернута по тревоге. Поступали доклады и от других командиров подразделений.

Разгулявшийся «норд» зашел с северо-запада, нагнал еще больше туч и стал швыряться такими снежными зарядами, что вся округа окуталась сплошной снежной мглой.

- Видимость - ноль, - сказал Аверьянов.- Условия идеальные для нарушителя, самые тяжелые для нас. Главное - перехватить «его» до подхода к берегу, не дать выйти к транспортным магистралям.

- Через море-то и на лыжах сейчас идти не очень уютно,- вспомнив свой выход на лед, сказал Кайманов.

- Его могут высадить с подлодки у кромки льда: море-то не все замерзло, только в Финском да Ботническом заливах, а чистая вода от нас всего-то в километрах двадцати-тридцати. Ветер с северо-запада, нам в лицо, под острым углом к берегу, ему почти попутный.- Аверьянов посмотрел на часы:

- Время,- сказал он.- Выезжаем встречать мангруппу на шоссе…

Кайманов, хоть и понимал, что в такой буран едва ли пригодится его искусство следопыта (и свои-то следы не увидишь), тем не менее сел вместе с Аверьяновым и двумя радистами в вездеход.

Через несколько минут были на шоссе.

Аверьянов развернул на коленях карту и стал методично отдавать приказания командирам машин - кому какой занимать участок дороги, в каком направлении и в каком квадрате выставлять наряды. Сам, руководствуясь картой, занял место в непосредственной близости от оцепленного района.

Один за другим поступили доклады от командиров машин о готовности подразделений.

Наблюдавший за подполковником Кайманов не мог не оценить ту оперативность, с какой Аверьянов взял под контроль огромный район. Но, как назло, метель все усиливалась. Сыпал и сыпал снег. Щетки стеклоочистителя едва успевали сметать его с ветрового стекла, на которое тут же садились мохнатые снежинки. Такой снегопад означал, что целая мангруппа, рассредоточенная от берега в глубину погранзоны, может не заметить нарушителя. Лучше было бы задержать его еще до подхода к берегу, на ледяном поле. Но кто может поручиться, что пойдет он точно к торосам, где спрятан рюкзак, а не в каком-нибудь другом направлении?

Кайманов, полузакрыв глаза, мысленно перебирал в памяти события прошедших суток, сопоставляя и сравнивая самые незначительные эпизоды, встречи, разговоры, вспоминая лица людей, реплики, интонацию, жесты. Он еще не мог сказать ничего определенного, но думал все об одном: если в Средней Азии действовала целая группа, то и здесь наверняка должны быть пособники, встречающие нарушителя, а то и отвлекающие на себя внимание пограничников. Одна за другой летели минуты. Метель все усиливалась. Ветер швырял в ветровое стекло пригоршни снега. Стоило выйти из машины - стегал по глазам, забивал дыхание.