— Мне кажется, следовало бы отложить эту деликатную тему и перейти к повестке дня, — вмешался Крейн. — Группа рекламодателей желает обсудить сегодня передачи мистера Джина Гарднера. Вчера мы долго совещались с ним…

Все уставились на меня. Я молчал и облизывал пересохшие губы. И вдруг словно кто-то включил кнопку у меня в мозгу, и я почувствовал прилив вдохновения.

— Джентльмены, — заговорил я, обращаясь к Мейбери и Вимсу, — вы ждете новых высоких показателей РТП. Поверьте, я тоже. Пришло время переместить акценты. Пора подчеркивать универсальность обстоятельств, а не характеров. Я расскажу вам о том, что мы будем репетировать сегодня, а завтра уже записывать. Я исполняю роль человека с устойчивым социальным положением, состоятельного и в меру счастливого, живущего вдвоем с женой в отдельной квартире, человека, который удовлетворяет свои низменные инстинкты коллекционированием огнестрельного оружия. Психологически это осмысленно. Кто из нас тайно не мечтает разбогатеть и позволить себе такое хобби? Но жена этого господина — роль ее, конечно, предназначена для Дениз Делароз пускает в ход всю силу соблазна и, подорвав его самоконтроль, добивается, к ужасу мужа, зачатия.

Я взглянул на брата Луи. Его глаза метали молнии.

— Вечная тема! — воскликнул он. — Женщина — источник зла! Замечательно придумано, мистер Гарднер!

Я продолжал свою речь:

— Так должен ли человек страдать всю остальную жизнь лишь потому, что он единожды поддался соблазну? И вот в припадке отчаяния он совершает единственно правильный поступок и убивает свою жену, а после, признавшись во всем, отдает себя в руки правосудия. Итак, мы больше не будем играть таких людей, как мы сами. Теперь прототипами наших героев будут лишь те, кому нам хотелось бы подражать: удачливые, богатые и все-таки, несмотря на жизненный успех, испытывающие такие же трудности, как и любой бедняк.

— Это просто гениально, Джин! — сказал Крейн, и по лицам остальных я понял, что произвел на них впечатление. Но мне стоило больших усилий не выдать своих настоящих чувств.

Когда Дениз, бледная и двигаясь будто во сне, явилась днем на репетицию, я бросился к ней и обнял обеими руками.

— Детка моя, все чудесно! Ты подсказала мне замечательную идею! — Я посвятил ее в общих чертах в то, что мы будем делать. Ал принес карабин, и я даже сымпровизировал несколько мизансцен и диалог. Единственное, что меня смущало, это реакция Дениз. Я полагал, что ей, как и мне, собственные переживания сделают сюжет близким. Однако она оставалась все такой же безжизненной, и я возмутился:

— Что тебя гложет? Встряхнись, Дениз, слышишь! Ведь это же из твоего собственного опыта! Я мог бы с одинаковым успехом обращаться к манекену!

— Так ты и обращайся к манекену! — отрезала она. — Какая тебе разница? Если мой муж не может отличить меня от манекена, кто же тогда сумеет?

— Не беспокойся, с тобой наедине я уж не ошибусь! — и я притянул ее к себе, чтобы поцеловать.

Но она оттолкнула меня.

— Не забывай, что ты играешь социально ответственную личность!

…Как всегда, мы снимали двумя камерами — подвижной и стационарной. В студии висел большой экран, отражавший то, что снималось, и из стеклянного режиссерского аквариума можно было все это наблюдать. У Дениз совсем прошло дурное настроение, и, приближаясь к сцене гибели, она играла свою роль с большой увлеченностью. Она метала на меня взгляды, исполненные такой злобы и ненависти, что слова застревали у меня в горле. К началу пробной записи мы уже все отрепетировали и сделали перерыв на обед.

Когда мы вернулись в студию, меня поджидал Ал Бейзли. С ним рядом стояла маленькая, простоватого вида женщина с круглым лицом и нервными движениями. Я видел ее впервые.

— Можно вас на пару слов, Джин? — спросил Ал. Я подошел к нему. — Джин, помните, я говорил вам насчет моей жены? Так вот, я привел ее, чтоб познакомить с вами и с Дениз и чтоб она узнала все из первых уст. Надеюсь, вы не сердитесь?

Дениз стояла возле кресла и внимательно разглядывала свой манекен. Я изложил ей просьбу Ала. Ее лицо просветлело.

— Я буду счастлива, — сказала она таким приветливым тоном, какого я от нее за весь день не слышал. — Это она там рядом с Алом?

Но в это время Ал мне крикнул:

— Джин, погляди, кто к нам пожаловал в аквариум!

Я поглядел. Крейн, ну и что? Он часто заходит к нам на репетиции. Но за ним я увидел входящих брата Луи Грейвмена, Джексона, Вимса и Мейбери.

— Фу, черт! — ругнулся я сквозь зубы, но сразу сделал вид, что ужасно рад.

Мейберй откашлялся:

— Говорят, вы требуете реализма в своих постановках. То есть вы пользуетесь настоящими ножами и настоящими револьверами, а не бутафорскими. Правда это?

— Сущая правда, — подтвердил я.

— А как бы посмотреть оружие, которое вы собираетесь сегодня применить? — не отставал Мейбери.

— Сейчас я прикажу принести карабин, — сказал за меня Крейн.

Ал принес карабин, и нам пришлось продемонстрировать его достоинства этим жадным искателям сенсаций, на что ушло не меньше десяти минут, после чего я вежливо напомнил, что мы задерживаем съемку. Я все время не спускал глаз с Дениз и Вероники Бейзли, занятых беседой, но так как аквариум был звуконепроницаем, мне оставалось лишь догадываться, о чем они говорят. Один раз Дениз указала рукой на манекен, сидящий в кресле; гостья посмотрела в ту же сторону и изумленно всплеснула руками. Я от души надеялся, что Дениз говорит этой женщине именно то, о чем просил Ал. И мне казалось, что это так, ибо, отойдя от Дениз, Вероника Бейзли выглядела спокойно и решительно.

Жена играла убедительно. Но события неумолимо следовали одно за другим. Близилась развязка. Я подал знак, чтобы выключили камеры и посадили в кресло Дениз манекен.

И вот кульминационный момент! Я хватаю автомат и, словно толкаемый дьявольской силой, медленно поворачиваюсь к Дениз. Она, прочитав в моих глазах приговор, с немым криком откинулась на спинку кресла. Сейчас Хэнк должен будет снять сцену убийства, но у него фантастическая зрительная память, и он не снимает, пока не убедится, что манекен сидит точь-в-точь, как Дениз.

— Давай! — скомандовал я. Служители подхватили манекен. Дениз вскочила с места, а я направился к аквариуму, улыбаясь в ответ на одобрительные кивки шефа и гостей. Я всегда предпочитал двигаться, пока производилась замена, чтобы потом естественнее продолжать прерванное действие. Опыт, ничего не скажешь!

В эту минуту раздался страшный крик, и все, в том числе и я, мгновенно повернули головы в ту сторону, откуда он исходил. Вероника Бейзли, крича, размахивала руками и вдруг упала в обморок. Все бросились к ней, даже Крейн и компания. Переполох длился минуты три. Потом два парня из сценарной группы вынесли бесчувственную женщину в коридор. Ал последовал за ними, но вскоре он вернулся, видимо, успокоенный.

— Ей уже лучше, — сказал он. — Ее напугало это невероятное сходство манекена с живой Дениз.

В студии опять установился порядок. Прежде чем дать сигнал Хэнку, я взглянул на манекен, и меня охватил страх. Недаром эта женщина так испугалась! Однако, судя по ее реакции, РТП на сей раз будет весьма успешным. Я поднял карабин, Хэнк включил камеру. Я напряг все мускулы лица, изображая дьявольскую решимость, и прицелился в грудь манекену, повыше сердца. Воцарилась такая тишина, что, упади сейчас булавка, и то было бы слышно.

Я видел устремленный на меня взгляд и открытый рот, и я нажал гашетку. Неожиданно раздался громкий выстрел. А ведь я стрелял уже из этого оружия и готов был расписаться под заявлением фирмы, что оно действует бесшумно! На миг я оцепенел. На груди манекена появилось девятимиллиметровое отверстие, вокруг него стало расти кровавое пятно.

Медленно, будто лишь сейчас осознав свои действия, я опустил карабин. Меня била дрожь.

Манекен улыбнулся.

Это была торжествующая улыбка, пожалуй, презрительная. Она держалась всего несколько секунд. Потом веки дрогнули, и помутневшие прекрасные глаза закрылись.