Крупный усатый детина сидел, полуприкрыв глаза, закинув ноги на стол. Манера, приличествующая всем тиранам. Это и был мой Манта. Он сидел и наслаждался покоем, еще не ведая, что судьба прислала к нему худшего из гонцов. Лицо его отражало безмятежность, в левой руке искрилась сигара, от которой тянулась ленивая синусоида дыма. Знакомый тип с лошадиными зубами поскрипывал в кресле-качалке, читая вслух какую-то книжонку.

-- И тогда они обхватили виски руками, крепко задумавшись...

-- Пропускай, -- сипло выдохнул вожак.

-- Понял! -- обладатель неприятных зубов зашуршал страницами. -- Во! Кажется, тут уже того... Интереснее. Пришел мэн с бластером...

Ни тот, ни другой не заметили моего появления. Я стоял, вероятно, добрую минуту, разглядывая пепельные черты главаря банды. И вероятно, что-то в конце концов он почувствовал. Когда ТАК глядят, рано или поздно что-нибудь да ощутишь. Тяжело повернув голову, Манта вонзил в меня свой дьявольский взгляд.

Он оказался альбиносом, и только сейчас, изучив его как следует, я в полной мере осознал страх Читы. Два недобрых демонических глаза неотрывно следили за мной. В них было все, кроме тепла и света. И это "все" повергало в шок. Я смотрел на него, не моргая, мы оба молчали. Чуть позже примолкло и кресло-качалка. Суетливо, делая массу ненужных движений, чтец начал вытаскивать из-за пояса револьвер. Книжка упала к его ногам. Он безусловно узнал незванного гостя и наверняка перепугался.

-- Я пришел за тобой, Манта! -- объявил я. -- Собирайся.

Револьвер уже смотрел на меня черным стылым зрачком, и губы вожака тронула снисходительная улыбка.

-- Кто ты есть, зайчик?

-- Я пришел за тобой, -- повторил я. Выдумывать что-либо новое мне не хотелось.

-- Я перед тобой, братишка, -- пропел он. -- Что дальше?

Справа бодренько хихикнуло кресло-качалка. Я повернулся к револьверу, и любители чтения вслух с удивлением пронаблюдали, как выныривает из-под полы плаща по-змеиному длинное тело палаша. В лицо хлопнул выстрел, но слишком уж заполошно, чтобы быть точным. Пуля шмелем обожгла голову, срикошетировала от стены и унеслась в окно, к далекому горизонту, может быть, надеясь зацепить по пути еще что-нибудь живое и теплое. А мгновением позже победно сверкнул палаш. Лошадиный оскал распахнулся в скрежещущем вопле. Кисть, обвившая револьверную рукоять, отлетела к столу вместе с оружием. Я посмотрел на побледневшую физиономию Манты и отчего-то вспомнил нашего давнего перепуганного шофера. До чего же равняют нас всех эмоции. Радость, тоска, страх... Один испуганный человек чрезвычайно похож на другого испуганного... В тот памятный и роковой день наш водитель тоже боялся. Боялся НЕ останавливаться. И все же мы заставили его это сделать.

Манта видел, как я замахиваюсь, но так и не шолохнулся. Может быть, поэтому я дрогнул. Я ударил плашмя. Откинув голову, он с хрипом осел в кресле. Он был жив, и ненавистное мне сердце, живой насос из мускулистых пазух, по-прежнему трепетало, перегоняя его ледяную кровь по мириадам сосудов.

Обойдя стол, я выволок Манту из кресла, тряпичной куклой сбросил на пол. Тупо взглянул на корчащегося от боли чтеца. Стоя на коленях, зубастый литератор подвывал и раскачивался подобно метроному. Пол под ним жирно поблескивал. Если культю не перетянуть, то через пяток-другой минут он попросту истечет кровью... Я поискал глазами что-нибудь, что заменило бы мне жгут, но ничего подходящего не нашел. Значит, так тому и быть. Судьбе не прекословят... Криво улыбнувшись лошадиному оскалу, я устало опустился в кресло. Я уже знал, что совершу с Мантой.

###Глава 16

Особый автобус, особое время. Я еще помнил те прыгающие буквы на пропусках, что могли оказать нам неоценимую услугу. И я успел.

На тихой, ничем не примечательной улочке, куда должен был подкатить автобус, толпилось десятка два бродяжек. На бетонных тумбах, завезенных сюда в незапамятные времена, воседала банда. Теперь уже моя банда...

Можно в равной степени смеяться и плакать, но это действительно было так. Капризный выверт судьбы сделал меня атаманом этих отщепенцев. Квелый небритый парень помог дотащить тело вожака до этой улочки. Они не знали, что я собираюсь с ним делать, как не знали ничего и об автобусе. Тип с лошадиными зубами умудрился выжить и приплелся вместе со всеми. Удивительная живучесть!.. Как и все, он посмеивался над убогими шутками, как и все, безоговорочно зачислил меня в преемники Манты. Я не разубеждал их в этом. Не было ни сил, ни желания.

Усевшись на пыльный портик, я закурил. Я курил уже двое суток. Почти беспрерывно. Едкая, проникающая в легкие отрава входила в кровь и в мозг, не оставляя места для горьких мыслей. Я вытравливал свою тоску, как умел. Мне следовало завершить начатое. Стоило опиумному туману развеяться, как со всех сторон меня обкладывала гулкая пустота. Холодная, заполненная собачьим воем. Я делал глубокие затяжки, и спасительная пелена колышущимся щитом восстанавливалась между нами...

Пленник чуть пошевелился, и я повернул к нему голову.

-- Лежать, -- равнодушно приказал я. Манта послушно замер.

До сих пор я даже не задумывался, чего стоила ему эта двухдневная неподвижность -- в мешке, без пищи, без возможности поговорить, оправиться по-человечески. Чувствовал он себя, должно быть, скверно, но это меня ничуть не беспокоило. Это была малая малость, ничтожная доля того наказания, которое он заслуживал. Манте оставалось жить совсем недолго. Равнодушно, а это являлось главным определением всех моих нынешних поступков, моих атрофированных чувств, я отметил про себя приближение моторного гула. Фыркая выхлопами, из-за низеньких домишек вынырнул помятый автобус и резво покатил в нашу сторону. Бродяжки радостно загалдели. Увидеть специальный транспорт -- вот так, на случайной улочке, означало редкую удачу. Правда, затишье не обещало быть долгим. Слухи о подобных спецрейсах проносились по городу со скоростью света. Через минуту-другую наша тишина могла превратиться в оглушающий шторм.

Я заметил, что бандиты спешно собираются в кучку, о чем-то возбужденно перешептываясь. Тот же квелый парень, разматывая на ходу толстый капроновый шнур, услужливо подбежал ко мне.