Соседка расспрашивала и сама рассказывала.

— Нас уже много вернулось. Одни в своих домах живут, а погорельцы — в землянках. Поля засеяли. Понятно, не везде сразу. А строиться, конечно, будем. Материалы собираем. Встанет колхоз. Ты не горюй. Отец вернется. Опять председателем будет. Пойдем ко мне в землянку, чайком напою.

Надя только теперь заметила, что уже поздно. Ночные сумерки скрыли одиноко торчащие трубы. Едва слышно шумели деревья, и острее стал запах цветов.

«Уйти бы отсюда, и подальше!..»

Надя сделала несколько шагов, споткнулась и чуть не упала. Колхозница помогла ей идти, ласково говоря:

— Вишь, как истомилась! Пойдем, переночуй у меня.

— Нет, я обещала сегодня вернуться.

Но соседка и слушать не хотела. Она чувствовала, как Наде тяжело. Взяв за руку, она привела ее к себе.

Утром, выйдя из землянки, Надя даже зажмурилась, так ярок был солнечный свет.

Кто-то засмеялся рядом. Кто-то назвал ее по имени.

Немного привыкнув к свету, она увидела женщин и детей. Колхозники пришли повидаться с ней. Ее расспрашивали об отце. Говорили о нем с большим уважением. Надя поняла, как любили Павла Ивановича и как ждали его возвращения. Ее тоже уговаривали остаться здесь. Обещали помочь выстроить дом.

— Я сама еще не решила, где буду жить. Надо бабушку устроить. Не знаю, сохранился ли ее дом в колхозе?

— Как же, изба стоит нетронутая. Я недавно там была. С бабкой твоей мы подругами были, — заговорила старая женщина с ребенком на руках. Она укачивала его, а сама все рассказывала, называла имена бабушкиных соседей…

Надя уже не слушала. Ей не терпелось самой проверить, правду ли говорит женщина. Распрощавшись с колхозницами, Надя пошла в соседнюю деревню.

Она шла лесом, а потом берегом реки, такой тихой. Как прежде, была прозрачна вода, как прежде, горяч песок на берегу… Все здесь привлекало и казалось таким дорогим, близким. Она поняла тоску бабушки по родным местам. Сколько речек и лесов она сама повидала! Наверно, были и лучше здешних. Но эти ей казались милее всех.

Издалека она увидела дом бабушки. Он стоял на пригорке, залитый солнцем. Надя помчалась туда. Так бросаются к близкому существу, которое считали погибшим. Оказывается, дом стоит, дожидается их, и такой же, как и прежде.

«Да нет! он стал еще лучше!» — казалось ей. Она не заметила покосившегося крылечка и разобранной крыши сарая.

«А сад-то какой большой! И все цело, даже скворечник!..»

Девушка зашла к председателю колхоза. Сказала ему, что бабушка вернулась и на этих днях приедет сюда.

— Милости просим! Давно ждем своих обратно, — весело ответил председатель.

Довольная возвращалась Надя в поселок. Ее больше не угнетали поля, покрытые сорняками. Она видела, как всюду, за обгорелыми домами, заброшенными нивами, возрождалась новая жизнь. Ее захватила эта сила жизни, и так захотелось быть участником новой стройки, отдать ей все, все силы!

По-другому представляла себе Надя возвращение домой. У нее и прежде бывали сомнения, цел ли их дом, но что нет школы — она и мысли никогда не допускала. Все казалось таким ясным и простым: кончит школу в поселке и поступит в ленинградский вуз.

В жизни оказалось иначе. Надо было решать и очень быстро, как теперь поступить.

— Если останусь с бабушкой, о школе уж не придется думать. А учиться так хочется! Значит, надо уехать. Куда? — спросила она себя. — Понятно в Ленинград! Может быть, скоро и Люся будет там… Надо посоветоваться с Анной Николаевной!

По знакомым улицам Надя пошла к райкому. Здания райкома не было. На его месте что-то строили. Кругом леса, кирпичи.

— Где же теперь райком помещается? — спросила она у рабочих.

Те указали. Нерешительно открыла Надя дверь. Спросила Анну Николаевну. В приемной несколько человек тихо разговаривали между собой. Кто-то сказал:

— Анна Николаевна работает теперь в соседнем районе. И также первым секретарем райкома.

Такого ответа она не ждала. Спускаясь с крыльца, растерянно подумала:

«Хуже всего, что Анны Николаевны нет здесь. Некому рассказать, не с кем посоветоваться…»

Проходя мимо соседнего дома, она услышала шум голосов. Увидела молодежь, выходившую из широко распахнутых дверей. На небольшой дощечке — надпись:

«РАЙКОМ ВЛКСМ»

Она вошла в дом. Видимо, только что кончилось собрание. Девушка в военной гимнастерке что-то объясняла молодежи.

«Да это Лена! Неужели она секретарь? Мы же учились с ней вместе и у Анны Николаевны встречались! Она старше меня: тогда была в восьмом классе».

Лена подошла к Наде. Она тоже с первого взгляда узнала ее. До поздней ночи проговорили они. Сколько они испытали!

Лена с первых дней войны ушла на фронт медсестрой. Три раза была ранена. Последняя рана оказалась серьезной. Пришлось полгода в госпитале пролежать. Потом ее отправили домой. Приехала сюда — еще пожары догорали, трупы везде валялись…

И чем больше рассказывала Лена, тем незначительнее казалась Наде ее собственная жизнь.

Лена, а когда ты видела последний раз Анну

Николаевну?

— Перед уходом на фронт. В самые тревожные дни, когда отсюда все увозили, прятали, Анна Николаевна мобилизовала молодежь. Работа шла без суеты. Анна Николаевна по-прежнему требовала от нас тщательного выполнения заданий. Помнишь ее любимые слова: «На маленьком проверяется большое»? А ты знаешь, она здесь подпольную работу вела, связь держала с партизанами. Она орден получила за это и сейчас в большом соседнем районе секретарем… Заговорилась я с тобой, а мне еще заниматься надо. Днем-то совсем нет времени, а по ночам тихо, хорошо работать… А ты, как прежде, живешь в колхозе, Надя? Зачем в город приехала?

— Разве я не сказала тебе, что наш дом сгорел? И я теперь не знаю, как мне поступить… Правда, я могу жить с бабушкой, но учиться…

— Как тебе поступить? — задумавшись, переспросила Лена. — А ты оставайся здесь. Работы у нас много, людей не хватает.

— Я бы охотно осталась, но только до осени. Я твердо решила поехать в Ленинград учиться.

И, заметив, что Лена хочет ее перебить, Надя быстро заговорила:

— Нет, нет, Лена, не отговаривай меня! Это мое твердое решение. Я уж не говорю о том, что отец и мать просили меня учиться, я сама хочу. Я хочу быть педагогом. Понимаешь, воспитывать человека! Это так важно. Это самое важное теперь!

Надя не заметила, что она заговорила словами Люси. Они стали ее словами.

— И ты не думай, Лена, что я там останусь. Нет, я вернусь сюда же, но вернусь учительницей!

Горячность, с какой она говорила, передалась Лене. Она отлично понимала подругу. Сама собиралась учиться.

— Тогда мы сделаем гак, — сказала она. — До осени оставайся здесь. У меня и работа подходящая есть для тебя. Сегодня просили дать человека в библиотеку парткабинета. Это тебя устраивает?

— В библиотеку? Да лучше я себе и представить ничего не могу!

— Ну, значит, иди туда. Вот тебе записка к заведующей парткабинетом. А какую работу хочешь вести в комсомоле?

— Тебе это виднее. Завтра я свезу бабушку в колхоз, — ее-то дом сохранился. Сама вернусь сюда и пойду в парткабинет. А ты, Лена, можешь располагать всем моим свободным временем.

Устроив бабушку, Надя поселилась у Прасковьи Гавриловны. Спала на сеновале.

Коротки летние ночи. Солнце заглянуло на сеновал сквозь дыру в крыше. Запели петухи. Надя выкупалась в речке и пошла разыскивать библиотеку.

Случайно оставшаяся целой стена разрушенного здания совсем загородила небольшой домик, где помещался парткабинет. Надя явилась слишком рано. Она села на крылечко.

Как хорошо кругом! Фруктовый сад почти не пострадал. Птицы поют, как в детстве! Все такое родное, милое.

Незаметно прошло время.

— Вы кого дожидаетесь? — спросила молодая женщина, поднимаясь на крыльцо.

Надя протянула записку секретаря. Женщина открыла дверь и пригласила ее войти.

— Помогать мне станете. В этой комнате библиотеку устроим. Вас темнота смущает? Не бойтесь. Здесь должно быть очень светло. Это проклятые развалины мешают. Вы организуйте молодежь, разберите их по вечерам, в свободное время.