— Пообедаем дома и снова вернемся в город, — говорила Надя. — Люся, ты таким представляла себе день победы и мира?

Люся задумчиво ответила:

— Не знаю… Но сегодня — совсем необыкновенный день. Мама все утро провела в городе. Она несколько раз прослушала по радио обращение товарища Сталина и говорила, что ее особенно поразили слова: «Отныне над Европой будет развеваться великое знамя свободы народов и мира между народами». Я слышала, как она объясняла колхозникам: «Если товарищ Сталин говорит: наступит мир — так и будет!»

Сегодня мама, да и все колхозники, только и говорят о мирной жизни.

Задумавшись, девушки тихо шли по дороге. Как далеко ушло их детство за эти годы!..

Ясно весеннее небо, солнце светит, а ветер резкий, холодный.

— Ты озябла? — спросила Люся. — До обеда еще есть время. Мама просила вскопать ей огород. Пойдем! Сразу теплее станет!

Подбрасывая на лопатах влажную землю, разбивая комки, подруги согрелись. Они работали вперегонки и быстро вскопали весь маленький участок. Обе устали, зарумянились. Дышали тяжело, но с удовольствием смотрели на подготовленный к посеву огород, на скворцов, рывшихся в мягкой земле, на пробивающуюся у забора зелень.

— Вот мы и начали с тобой мирную жизнь. Смотри, как хорошо, Надя!

Праздничное настроение царило кругом. Но девушкам нельзя было терять ни одного дня. Нужно было готовиться.

Окончен восьмой класс. Теперь им не придется вместе учиться. Бабушка получила, наконец, пропуск. Надя уезжает через три дня.

Рано утром в воскресенье Надя и Люся отправились в детдом проведать Валю и попрощаться с ней. И еще им хотелось провести последний день вдвоем. Они ведь расстаются надолго. Будут жить далеко друг от друга.

Но сегодня они вместе. Выйдя за город, свернули с дороги на узенькую тропинку. Шли полями, недавно вспаханными и засеянными. Еще мало где зеленели всходы и земля казалась фиолетовой… Вот молодой сосновый лесок. Прямые, как свечи, стояли сосенки.

Дальше — низинка. За ней березовая роща сверкала на солнце бело-розовыми стволами и нежными весенними листочками.

Чем дальше шли девочки, тем сильнее они чувствовали захватывающую силу весны. Они шли обнявшись, затихшие, счастливые. Им казалось, что все тяжелое, ворвавшееся с войной в их детскую жизнь, — уже прошло, а впереди будущее — широкое, светлое. Казалось, что это утро и дорожку среди полей они запомнят навсегда.

Вошли в сосновый бор. Вот и детдом. Девушек окружили ребята. Прибежала Валя в голубом платье с локонами, упавшими на плечи. Она обняла Надю, поздоровалась с Люсей и быстро заговорила:

— Посмотрите, какие мы грядки сделали. У меня уже салат большой и редиска!..

Девочка тащила Надю за собой. Она хотела показать все, что ей дорого. И старшая сестра видела, как хорошо жила Валя и как ее здесь любили и берегли. Бабушка уговаривала младшую внучку поехать с ней в родные места. Валя отказывалась и твердила одно: «Бабушка, позволь мне здесь остаться до окончания школы. У нас такие заботливые, ласковые воспитатели. Ребята живут так дружно! И кормят нас здесь хорошо».

Старушка сердилась на девочку, но понимала, что в детском доме ей лучше.

Вернувшись домой, Надя окончательно убедила бабушку оставить Валю в детдоме.

— Когда мы устроимся, выпишем ее к себе.

— А если мы потеряем ее, как Геню? Где он сейчас. Пишем, пишем всюду и никак не можем добиться толку!

— Найдем и его, бабушка! Вспомните, какие годы были. Сейчас — совсем другое. Война кончилась. Разыскивать будет легче. О Вале же мы все знаем. Да и она не маленькая, напишет нам сама.

Бабушка еще немного поворчала, но Надя видела, что она уже спокойно оставляет внучку.

Мать Люси не хотела возвращаться на родину.

«Наверно там камня на камне не осталось!» — думала она и решила поселиться в Ленинграде. «Все равно, Люся после окончания школы собирается поступить в институт имени Герцена. На две семьи жить нет смысла. Лучше подожду здесь, а потом все же устроюсь в Ленинграде».

Люсе тяжело было остаться одной, но она не удерживала Надю.

— Поезжай, — говорила она. — Тебе дома лучше будет. А на дружбу нашу расстояние не повлияет. Мне всегда будет казаться, что ты совсем близко, здесь… Мы обещали друг другу встретиться в Ленинграде и сдержим слово!

Мечтать о Ленинграде девочки любили, и последний вечер прошел необыкновенно хорошо. Потом — суета сборов. Машина пришла раньше условленного времени. Последний поцелуй. Крики:

— Пи-и-ши-и-и-и!..

И грузовик уже на шоссе.

«Кругом поля… Неужели я возвращаюсь домой?» — думала Надя.

Чем дальше шла машина, тем заметнее становились следы войны. Новгород… Одни развалины, они уже заросли бурьяном. Люди возвращаются в свой родной город. Где-то приютились, раскапывают, восстанавливают. На огородах даже зреют овощи. На лугу стадо коров. Их далеко не пускают: еще не разминированы поля. Чем ближе к родному дому, тем знакомее все, и тем мучительнее…

Вот и поселок. Проезжая по улицам, Надя узнавала знакомые места, хотя часть домов была разрушена. Школа сгорела.

«Где же я учиться буду?» — подумала Надя.

Такой же вопрос задала ей бабушка и прибавила:

— Хорошо, что Валю оставили там!

— Куда ехать? — спросил шофер. Бабушка дала адрес своей знакомой.

Машина остановилась у маленького домика на окраине города. Надя постучала в калитку. Ответа не было. Она дергала дверь, стучала ногами, кричала, пока кто-то не вышел. Когда Надя узнала открывшую дверь старушку, она бросилась к ней и крепко обняла ее. Та сперва даже испугалась. Бабушка подошла и расцеловалась со своей старой приятельницей. Прасковья Гавриловна очень обрадовалась гостям.

Утомленная дорогой, бабушка заснула сразу после обеда. Надя, отдохнув немного, решила пешком идти в свою деревню. Не терпелось узнать, что стало с их домом.

— Солнце еще высоко. Я успею вернуться, а если очень устану, — заночую там. Пусть бабушка не тревожится! — сказала, уходя, Надя.

Она легко нашла дорогу, с детства хорошо знакомую. Кругом — те же поля. Только теперь они заросли сорняком. Вспаханной и засеянной земли немного.

«А как прежде было! Во все стороны тянулись сплошные поля. Хлеба высокие тихо колышутся… И жаворонки над ними…»

И чем дальше шла девушка, тем ярче вставали перед ней картины детства, тем острее она чувствовала боль непоправимой утраты. Все это время ее успокаивали, говорили, что отец не погиб, он, наверное, вернется. Надя плохо верила этому. Не зря же тогда раненые в госпитале перестали искать отца. А сначала они так горячо принялись помогать ей… Горе все сильнее сжимало сердце, и дорога казалась длинной, очень длинной.

Надя, наверно, прошла бы мимо своего дома, если б ее не остановил знакомый поворот дороги и цветы, такие, какие сажала мать.

— Да это же они и есть! А где же дом?.. Осталась одна труба. А может она ошиблась и не туда попала?..

Надя медленно, по мелочам, убеждалась, что она дома. Это их сад. Вот и многолетние цветы. Они очень выросли. Особенно люпины — поднялись высокой синей стеной, закрыв безобразные развалины. Яблоня — без верхушки. Это тогда, когда бомбили, вершинку снесло. Деревья не погибли. Они только что отцвели. Наверно, яблоки будут… Вот и куст крыжовника… Как она рвала тогда и топтала ягоды!..

Все вспомнила девушка. Она стояла в буйно разросшемся саду. Не умолкая, пели птицы. Высоко поднялись молодые топольки — она сама их посадила.

Все говорило о жизни. А разве сама она, Надя, не выросла, как этот тополек, не победила страшную тяжесть, придавившую ее детские плечи?

— Я все гляжу на тебя… Ровно Надя?..

Девушка вздрогнула: человеческий голос среди развалин!

— Смотришь, что от дома осталось?..

Надя с трудом узнала в постаревшей женщине тетю Феню. А та продолжала:

— Не признаешь? Мы-то в землю идем. Вы растете. Видишь, какие цветы здесь расцвели!.. Ты не тужи! Дом новый поставишь лучше прежнего… Строить приехала? Жива ли мать? А отец где?