Дарья Васильевна с помощью детей развела огород, как у себя дома, на Шелони. Постепенно созревали овощи. Появились ягоды, потом — грибы. Ребята поздоровели.

— Почему же ты, мама, так плохо выглядишь? — приставала Надя к Дарье Васильевне. — Ты опять стала бледной.

— Пустяки, — отвечала Дарья Васильевна, — это пройдет…

Осенью Надя уехала сдавать экзамены в соседнее село, где находилась семилетка. Выдержала их неплохо, и была принята в седьмой класс. Останавливалась она у родственников Ани. Те предлагали ей жить у них и зимой.

Надя возвращалась пешком. Солнце склонялось к закату. Между темными елями, как свечки, стояли березки. Их золотые листья переплетались с темно-зеленой хвоей и еще ярче горели среди леса.

Придя домой, Надя никого не застала в избе. Побежала в огород. Геня первый увидел сестру. Бросился к ней.

— А мы картошку копаем! Смотри, какая крупная выросла!

Здороваясь с матерью, Надя подумала: «Она еще больше похудела! Нельзя ее одну здесь оставлять. Надо самой заниматься, а экзамены экстерном держать…»

Рассказывая матери о школе, она промолчала о предложении Аниных родственников.

— Без вас мне будет скучно, — сказала она. — Да и вам без меня труднее. Лучше я опять дома стану заниматься!

Все, даже мать, были довольны таким решением. Дарья Васильевна на людях старалась держаться бодро, но сама уже видела, что с каждым днем слабеет. Не любила она ходить по докторам, но несколько сердечных припадков заставили ее пойти в больницу.

Доктор, выслушав ее, сказал:

— Что же вы, матушка, так запустили? Надо бы раньше показаться!

После посещения врача мать больше месяца сидела дома. Она лечилась так же упорно, как умела работать. Через месяц вышла на улицу. На чистом, морозном воздухе силы быстро восстанавливались.

Дарья Васильевна опять взялась за работу. Младшие ребята учились в школе, Надя — дома. Девочка скрыла от матери полученное из госпиталя письмо. Даже детям не сказала, что отец ранен. Знала одна Аня. Теперь, когда мать стала ходить, Надя хотела рассказать ей, но все откладывала.

Однажды мать вернулась с письмом в руках. У Нади тревожно сжалось сердце.

«Почему я не сказала ей?» — думала она.

Читая, Дарья Васильевна долго не могла понять, почему муж пишет о госпитале: "… Я уже поправился и вернулся в свою часть…»

— Значит, он был ранен? — строго спросила она дочь. — Почему ты не сказала мне?

Аня выручила друга:

— Это я посоветовала Наде не волновать вас.

Заметив, что мать не на шутку рассердилась, Надя сказала:

— Ты, мама, тоже не велела писать ему о своей болезни!

— Яйца курицу не учат! — ворчала мать, но голос ее уже не был сердитым.

Геня всегда приносил из школы массу новостей самых необычайных. На этот раз его сообщение поразило всех. Он кричал на весь дом:

— Красная Армия разбила фашистов и погнала их!

Дарья Васильевна и Надя побежали в правление. Они понимали, что выдумать сам Геня не мог. «Наверно что-то есть!..»

В правлении собралось много колхозников. Весть о победе под Сталинградом уже разнеслась по деревне. Все ждали почты из города. Когда принесли газеты, их сейчас же начали читать.

— Мы наступаем! — слышалось всюду. Радость, как электрическая искра, пробежала по всем избам.

Теперь каждый день ездили или ходили в город. Все с нетерпением ждали последних известий. Если в газетах или письмах было что-нибудь новое о фронте — каждое сообщение горячо обсуждалось.

Войска наши уже окружили гитлеровские армии под Сталинградом. В ответ на сообщения с фронта люди в колхозе старались работать так, как если бы они были там, на передовых позициях. Ребята, как и взрослые, жили войной.

Перед Новым годом Геня, придя из школы, заявил:

— Сталин велел для всех ребят сделать елки. И завтра мы с механиком поедем в лес. Привезем для школы большую-большую елку.

Практичная Валя спросила:

— А свечи откуда возьмут?

— Мы с механиком сделаем из воска, — не сомневаясь во всемогуществе механика, сказал Геня.

Елку в школе решили зажечь в первый день Нового года. Вместе с ребятами были приглашены и колхозники.

В деревне готовились к празднику. Мыли, чистили. Аня была занята в яслях. Надя взялась вымыть пол на ее и своей половине. Торопилась сделать это до прихода ребят.

Она схватила ведро и побежала за водой. Мороз. Говорят — близко к сорока градусам. Руки примерзают к железу, дух захватывает. Тяжелое ведро едва ползет наверх. Надя схватила его за край — обожгло холодом пальцы. Ведро выскользнуло из рук и полетело обратно. Быстро вертится ручка, развертывается на валу веревка. Девочка пытается удержать, ловит ручку, наклонилась к ней, а та ее с размаху ударила по лицу! Надя на ногах не устояла. В глазах темно, кровь хлещет из носа.

Немало труда стоило остановить кровь. Нестерпимо больно и обидно: как она в таком виде встретит Новый год?

К вечеру лицо распухло. Один глаз даже закрылся. Всю ночь Надя плохо спала: все прикладывала мокрую тряпочку к носу. К утру стало лучше, опухоль почти спала. Надя все-таки пошла в школу.

— Надо же помочь учительнице! — говорила ей Аня. — Мы обещали. А на твой нос даже внимания никто не обратит.

На елке было шумно и необычайно весело. Вести о победе на фронте радовали всех. Спокойные, малоразговорчивые колхозники были оживлены и настроены по-праздничному. Они присоединились к хору ребят. Вокруг скромной деревенской елки закружились два хоровода. Колхозники веселились, как дети.

После победы под Сталинградом все почувствовали перелом в войне. Надо было добить, уничтожить врага. И люди не жалели сил. Работали самозабвенно.

Дарья Васильевна не хотела отставать от других. У нее все кипело в руках. И сама она была веселая, какая-то праздничная. Одним словом умела подбодрить, воодушевить людей. Она совсем забыла про свою болезнь…

— И надо же, какое горе случилось! — рассказывала скотница. — Дарья Васильевна одна в хлеву была. Должно быть она хотела сдвинуть кадку с водой и надорвалась. Сердце у нее, видно, зашлось. Упала…

Надя вместе с председателем колхоза отвезла мать в городскую больницу. Знакомый доктор, успокаивая, говорил:

— Ничего! Поставим на ноги!..

Оставшись же наедине с председателем, не скрыл, что положение очень серьезно.

На обратном пути Надя правила как-то порывисто: то гнала лошадь очень быстро, то опускала вожжи. Лошадь еле плелась. Председатель колхоза Мария Кузьминична с грустью смотрела на девочку. «Что с ними делать? — думала она. — Одни останутся!.. Колхоз, понятно, поможет, но у них есть родные. Надо известить бабушку. Может, она сюда приедет. Отец — на фронте. Его не надо тревожить…»

Разговаривая с Надей, Мария Кузьминична незаметно выведала у нее адрес бабушки. Вернувшись домой, отправила ей письмо.

Медленно тянулись дни. Надя несколько раз ездила в город. Мать заметно слабела. С приходом дочери бодрилась, расспрашивала о детях. Просила, чтобы Надя следила за их ученьем и сама занималась. Девочка обещала и старалась выполнить данное матери слово. Она очень за нее боялась.

Однажды, совсем поздно вечером, кто-то громко постучал в ворота. Надя еще занималась. Она выбежала во двор. Вошла колхозница. Она ездила в город и, не заходя домой, замерзшая, ввалилась в избу. Надя подала ей стул. Колхозница тяжело опустилась на него, что-то хотела сказать, но только пристально и с глубокой жалостью посмотрела на спящих ребят. Надя громко спросила:

— Вы, наверное, были в больнице? Что мама?..

В это время проснулась Валя. Она с недоумением глядела на позднюю гостью. Женщина молча встала. Уходя, попросила Надю проводить ее… и уже у калитки обняла девочку.

— Сиротка ты… Мамка твоя вчера скончалась.

— Мама?!

В глазах женщины сверкнули слезы.

Надя молча вернулась в избу. Она не хотела говорить ребятам, но скрыть от Вали было невозможно. Ее громкий плач разбудил Геню. Он не понимал непоправимости того, что случилось, но плакал сильнее других. Вошла Аня.