Мэдж (холодно). Должна сказать, что я крайне удивлена. Я всегда полагала, что мать осталась чрезвычайно хорошо обеспеченной.

Миссис Конвей (гордостью). Ну конечно. Ваш отец позаботился об этом.

Джеральд. Надо иметь в виду — акции и недвижимость значительно упали в цене.

Мэдж. Да, но и в этом случае… я все-таки удивлена. Очевидно, мать была крайне расточительна.

Джеральд. Миссис Конвей не проявляла всей той осторожности, какую она могла бы проявить.

Миссис Конвей. Надо было вырастить и воспитать вас шестерых…

Мэдж. Не в этом дело. Я знаю, сколько мы стоим. Деньги были истрачены после. И я знаю, кому они в основном достались — Робину!

Миссис Конвей (рассерженная). Довольно, Мэдж! Это были мои деньги…

Мэдж. Нет, не твои. Они были у тебя, чтобы ты сберегла их для нас. Алан, ты старший и ты жил здесь все время, почему ты не мог ничего сделать?

Алан. Боюсь… что я… не очень-то интересовался… этими вещами.

Мэдж (с возрастающей силой). Значит, надо было интересоваться. Я нахожу, что это совершеннейшее безобразие. Я больше двадцати лет тяжелым трудом зарабатывала свой хлеб и надеялась, что в будущем смогу воспользоваться хоть немногим из того, что оставил отец, смогу позволить себе побывать несколько раз в настоящем, хорошем отпуске или купить собственный маленький домик. И вот теперь все это пошло прахом… только потому, что мать и Робин вдвоем растранжирили эти деньги…

Миссис Конвей (гневно). Ты должна бы постыдиться говорить такие вещи! Что из того, что я помогала Робину? Он нуждался в этом, и я его мать. Если бы ты нуждалась, я бы и тебе помогла…

Мэдж. Нет, не помогла бы. Когда я сказала, что мне представляется случай стать совладелицей той школы, ты, помню, посмеялась надо мной…

Миссис Конвей. Потому что тебе было хорошо и там, где ты была, вовсе ни к чему было покупать какую-то школу.

Мэдж. А Робину, видимо, надо было покупать?

Миссис Конвей. Да, потому что он глава семьи… он должен содержать жену и детей. Это так похоже на тебя, Мэдж. Называешь себя социалисткой и бранишь людей за то, что они проявляют интерес к деньгам, а потом оказывается, что ты самая меркантильная из нас.

Мэдж. Я совсем не называю себя социалисткой… хотя это не имеет никакого отношения…

Эрнест (который просматривал вечернюю газету, грубо прерывает). Долго еще это будет продолжаться? У меня есть другие дела.

Миссис Конвей (стараясь умиротворить его). Хорошо, хорошо, Эрнест! Погляди, Мэдж, что ты наделала. Заставила Джоан плакать.

Джоан (неожиданно заплакавшая втихомолку, на заднем плане). Простите… я только… вспомнила… так много разных вещей… вот и все…

Джеральд. В настоящий момент миссис Конвей имеет значительную задолженность банку. Сейчас перед нами две возможности: продать дома за сколько удастся и сохранить акции «фарроу и Конвей», — но я должен предупредить, что за дома удастся выручить немного, другая возможность продать акции, затем раздобыть недостающую сумму, примерно от двух до трех тысяч фунтов, и перестроить дома на квартиры…

Миссис Конвей (с надеждой). Мы получили нечто вроде плана от одного архитектора, — и в самом деле, это выглядит очень привлекательно. Там можно устроить по крайней мере тридцать очень милых квартирок, а вы знаете, какие деньги люди сейчас платят за квартиры. Не правда ли, великолепная мысль, Эрнест?

Он не отвечает.

Миссис Конвей (Улыбается ему, затем ее улыбка постепенно гаснет, но она с надеждой возвращается к прежней теме). Я подумала, что, если мы все мирно и дружно обсудим ее, мы сможем что-нибудь решить. Я знаю, вы деловые люди, вы любите приходить на готовенькое, но я верю, что лучше решать по-дружески, по-хорошему. Неправда, будто люди все делают только за деньги. Я всегда удивлялась этому. Люди на самом деле очень добры и милы… (Замолкает, потом взглядывает на женщин более интимно.) Вот только на прошлой неделе я была на похоронах старухи миссис Джепсон и возвращалась через кладбище вместе с миссис Уайтхед… Я не была там целую вечность… и увидела могилу Кэрол. Конечно, очень взволновалась, когда так вдруг набрела на нее. Но она так замечательно содержится… вся в цветах… И я подумала, какой пример… никто не велел им этого делать, и никто им не платил… они просто по доброте душевной…

Мэдж (резко). Нет, неправда! Кто-нибудь да должен был заплатить.

Кей (оборачиваясь). Алан! Это ты, наверное?

Алан. Ну… я посылаю им кое-что… раз в год, понимаешь. Немного, конечно.

Хейзел. О, мама, я и забыла о Кэрол!.. Ведь уже шестнадцать лет…

Алан. Семнадцать.

Хейзел (с меланхолическим изумлением). Подумать только — моя Маргарет почти такая же большая, какой была Кэрол! Разве тебе это не кажется странным, Кей?

Кей. Я тоже почти совсем забыла о Кэрол.

Миссис Конвей (несколько взволнованная). Не думайте, что я забыла… потому что я так бесчувственно отнеслась к этой могиле. Я не из тех, кто помнит о могилах, — я людей помню. Как раз на днях, когда я сидела наверху, вдруг слышу, как Кэрол кричит: «Ма-ма, ма-ма», — знаете, как она обычно делала. Я вспомнила о ней, о моей бедной крошке, и о том, как она пришла в этот ужасный день с совершенно посеревшим лицом и сказала: «Мама, у меня такие ужасные боли». И когда ей сделали операцию, оказалось, уже слишком поздно…

Хейзел. Да, мама, мы помним.

Эрнест (резко, к общему удивлению). Я вам вот что скажу, чего вы не помните, а некоторые из вас никогда и не знали. Она была самая лучшая из всей компании, эта девочка, маленькая Кэрол, — стоила всех вас, вместе взятых.

Хейзел (уязвленная супруга). Эрнест!

Эрнест. Да, я и тебя посчитал туда же. Ты была той, которую я желал, все правильно, я и получил то, чего желал. Но мне не потребовалось и двух часов, чтобы распознать, что маленькая Кэрол была лучшей из всей компании. (Добавляет мрачно.) Меня ничуть не удивило, что она так быстро ушла. Подальше отсюда! Все кончилось! Слишком хороша, чтобы жить!

Миссис Конвей (готовая расплакаться). Эрнест совершенно прав. Она была лучшей из вас всех. Мое дорогое дитя, я не забыла тебя, я не забыла тебя! (встает.) Ах, почему Робин не с нами? (Плачет и направляется к выходу.) Джеральд, продолжайте ваши объяснения. Я ненадолго. Сидите! (Уходит в слезах.)

Несколько секунд царит молчание.

Мэдж. Разумеется, при такой ситуации бессмысленно матери и Алану продолжать жить в этом доме. Он слишком велик для них.

Алан (кротко). Да. Мы смогли бы удовлетвориться гораздо меньшей квартирой.

Мэдж. Тогда этот дом можно продать, что было бы кстати. Это ведь собственность матери, не так ли?

Джеральд. Да. Я думаю, что было бы лучше переехать в маленькую квартиру и тем сократить издержки. Но за этот дом сейчас много не выручить.

Хейзел. Но как же, маме ведь предлагали за него несколько тысяч как раз после войны?

Эрнест (сухо). Да, но сейчас — это не как раз после войны. Это как раз перед следующей войной.

Джеральд. Сколько, вы думаете, Эрнест?

Эрнест. Берите все, что вам предложат.

Кей. Итак, что же нам прикажете делать? На худой конец мы можем соединенными силами оказать помощь маме…

Мэдж. Но это же чудовищно! Когда я жила дома и кое-что понимала, нас считали очень состоятельными. Налицо были все акции и недвижимость, которые отец оставил не только матери, но и всем нам. А теперь не только все это пущено по ветру, но нам еще предлагают заботиться о матери…

Кей (с оттенком усталости). Но ведь если денег нет — их нет.

Джеральд. Суть не в том…

Его прерывает громкий звонок. Все оборачиваются и смотрят. Алан делает движение, затем останавливается. В комнату входит Робин. На нем старый макинтош. Он одет с претензией на дешевое франтовство и выглядит тем, кем является на самом деле, — опустившимся сорокадвухлетним человеком, пьяницей и неудачником.

Робин. Привет! Все тут? Где мать?

Алан. Она сию минуту вернется.

Робин снимает макинтош и небрежно отдает его Алану, который — это характерно для него — принимает его и уносит.