Прежде чем Эва собрала свои вещи шесть лет назад, целый год у них всё было крайне сложно. В бесконечных попытках стать родителями, они довели друг друга до состояния полного безумия: нескончаемые медкомиссии, составление графиков, консультации со специалистами. Удовольствие от процесса создания человека превратилось в механизацию оплодотворения яйцеклетки. И когда Эва, наконец, забеременела, пару месяцев они были абсолютно счастливы. А потом оказалось, что это лишь небольшая передышка перед новым ударом – на восьмой неделе беременности произошёл выкидыш. И, покидая чрево матери, их нерождённый ребёнок забрал с собой и семью. После выписки из больницы прошло меньше недели, когда Эва ушла. Сначала Мартино рычал от злости и обиды, потом почувствовал облегчение, что всё это просто закончилось наконец, а затем жизнь потекла сама собой, без Эвы и без семьи.
Мартино вышел на конечной остановке у кладбища Празерис недалеко от его дома, долго задумчиво смотрел на вход, а потом вошёл. В этом городе мёртвых не было его родных, но иногда он приходил сюда, чтобы очиститься от всего того мусора, что набивался в его голову от мыслей и эмоций. Все эти каменные склепы и надгробия вызывали в нём чувство умиротворения и покоя, он подолгу бродил по дорожкам, слушал тишину, рассматривал статуи на крышах усыпальниц. В глубине Празерис стоял старый склеп семьи Франко Лангеро. Кем был этот Франко, была ли большой его семья, любил ли он кого-то так сильно, чтобы поменять ради них свою жизнь, Мартино не знал, но на памятнике, оставшемся после жизни этого человека стояла красивая каменная статуя, изображавшая молодую женщину с волнистыми волосами, убранными назад. На плечах её лежала длинная накидка, на руках младенец, а в подоле одежды прятались ещё двое кудрявых малышей. Женщина смотрела вверх, словно ожидая ответа на свои вопросы от кого-то сверху, от кого-то, кто был ей очень важен и дорог. Мартино не сомневался, что она обращалась к Богу. Она не плакала и не молила. Она смотрела с таким безграничным доверием, словно просила совета, а не спасения. Мартино подолгу смотрел на неё каждый раз, чувствуя нечто необъяснимое, что он даже не до конца понимал.
Любовь?
Безусловную.
Бесстрашную.
Бесконечную.
Доверчивую и открытую. И это было именно то, что хотел ощущать Мартино. Чувствовать любовь. К женщине, которая будет держать на руках его детей и смотреть на него вот так, любя и доверяя.
И именно в этот момент, глядя на памятник, Мартино осознал, что единственная женщина, которая любила его, - это Эва. Единственная женщина, которую действительно любил он, - Эва. Ни до неё, ни после он не чувствовал и сотой части того, что ощущал с ней. «Возможно ли совершить ошибку и понять это только спустя шесть лет? – думал он. – Возможно ли вернуть утраченное, продолжить с места расставания или просто начать сначала?» Мартино понял одно: если не попытается, он никогда не узнает ответов. В последний раз взглянув на каменную женщину с тремя малышами, он улыбнулся и пошёл домой.
Придя к пониманию своих желаний, Мартино решил не торопиться в действиях, всё по-хорошему обдумать и разузнать. Если добиваться Эвы, надо чётко понимать, какие на пути будут препятствия. Осторожно расспросив общих знакомых, так, чтобы не привлекать лишнего внимания, он узнал, что она почти год встречается с сорокалетним итальянским архитектором Ливио Мелчиоре, о котором все отзываются исключительно положительно, вдобавок он красавчик и очень перспективный, с большими гонорарами и глубокими карманами. Мартино без труда нашёл адрес конторы, в которой трудился этот итальянец. Спустя несколько дней он снова увидел их с Эвой вместе на улице недалеко от этого места. Она держала его под руку, поднимаясь вверх по скользкой брусчатке на высоких каблуках, и, судя по откинутой назад голове, громко смеялась. Обогнав их на дороге и остановившись в нескольких метрах впереди, Мартино внимательно рассмотрел Мелчиоре в боковое зеркало. «Не особенный из него красавчик, - подумал он, - в бровях можно расчёску потерять, и рот огромный. Такой и от бутылки откусит, если пить начнёт». Высокий, плечистый, такие обычно нравятся женщинам, даже если лицо у него похоже на сдутый мяч для регби. Рассмотрев соперника, Мартино перевёл взгляд на себя самого в зеркале: брови нахмурены, взгляд суровый и сосредоточенный, губы плотно сомкнуты. Если с таким лицом совершить убийство, никакой экспертизы не потребуется, чтобы доказать состояние аффекта. Криво улыбнувшись своим мыслям, Мартино повернул ручку реостата, оставляя позади на тротуаре и желанную женщину, и её архитектурного красавчика со спортивным лицом.
А пару дней спустя старый друг Мартино пригласил его присоединиться к их компании в кафе и послушать фаду. С Жонасом они вместе учились в старшей школе и сохранили отношения спустя много лет, хотя виделись отнюдь не так часто. Жонас просто заглянул в этот день в трамвай, которым управлял Мартино, увидев его на улице, и сообщил, что сегодня будет в Патио де Алфама, и Мартино обязательно должен прийти.
Она сидела там, за столом, покрытым белой скатертью, с Жонасом и его женой, среди множества незнакомых людей. Красивая и счастливая, смеялась над чем-то и обрадовалась ему, когда увидела, что Мартино вошёл. Свободное место было только с другой стороны стола, рядом с братом Жонаса. Заказанные блюда принесли за пару минут до начала выступления фадишта, и когда заиграла гитара и следом раздался женский голос, исполняющий романс, у Мартино пересохло во рту и он, так не прикоснувшись к еде, положил вилку на стол. Проникновенный голос, поющий «Песню моря» («Canção do mar»), рвал душу на части. Сердце стучало так громко, что мешало дышать.
Я танцевал в своей лодке
Посреди безжалостного моря,
И море взревело,
Сказав, что я пытаюсь украсть
Несравненный свет
Твоих прекрасных глаз.
Проверь, право ли море,
Приди и взгляни, как танцует моё сердце.
Если я буду танцевать в своей лодке,
Я не выйду в жестокое море,
Я расскажу ей, как пел,
Улыбался, танцевал и жил, мечтая о нас…
Мартино посмотрел на Эву и увидел слёзы в её глазах и на щеках. Быстрыми движениями она снова и снова стирала мокрые следы с лица, слушая фадишту. Мартино смотрел на любимую женщину и вторил в душе словам, которые доносились из вне:
Проверь, право ли море,
Приди и взгляни, как танцует моё сердце.
Когда романс закончился, Эва, не поднимая глаз, вышла из-за стола. И он последовал за ней на опустевшую к ночи улицу. Она стояла, прислонившись к стене, глядя в узкий просвет между домами на тёмное небо. Мартино встал рядом в такую же позу, почти вплотную к её плечу.
- Ты плакала, - чуть слышно произнёс он.
Эва с улыбкой выдохнула смешинку и снова вытерла влагу под глазами. Мартино взял её за руку и прислонился головой к её голове, не поворачивая лица.
- Кто ещё умеет так: плакать и смеяться одновременно? Только ты. – Она повернула к нему лицо, рассматривая. – Я думал о тебе, - просто произнёс он, поднимая на неё взгляд.
- Почему теперь? – прошептала Эва.
- Кажется, что бы я ни сказал, всё будет означать, что я глупец. И, наверное, я действительно такой, - ответил Мартино, прикасаясь свободной рукой к её щеке. – Просто пришло время, - он снова и снова проводил большим пальцем по гладкой коже под её глазами, в его ладонях Эва казалась малышкой, - или я повзрослел, - она закусила губы, глядя на него, - или просто понял, что такое жить без тебя.
Из кафе доносились звуки португальской гитары и исполнение нового романса, которому подпевали зрители, а Мартино молча смотрел в её грустные глаза. Ему хотелось целовать её, просто увезти домой – туда, откуда она однажды ушла без него, - и больше никуда не отпускать, но что-то в нём словно твердило: это не будет правильным, он проиграет, если выберет этот путь. Едва ощутимо сдвинувшись, он ласково прижался губами к её глазам: сначала к одному, затем к другому, и отпустил.