Единственным строением было открытое кафе со стоящей в самой гуще столиков сценой. Каждый вечер гостей ожидала культурная программа в стиле Гавайев — хула и меле. Или, как тут же объяснялось туристам — танцы и пение.

Мэй танцевала с группой девушек, они еженедельно обсуждали новую программу, выбирали истории, которые хотели воплотить в танце, готовили наряды и репетировали.

А по ночам она возвращалась в маленькую квартирку, которую снимала с двумя студентками. Родители жили на Мауи, они не одобрили желание дочери танцевать перед чужаками, так как были людьми старых традиций, считающими, что хула священный танец, способ общения с богами, а не развлечение для туристов. Они конечно общались с ней, но всё реже и реже звали в гости.

Помимо этого, Мэй огорчало и ещё одно обстоятельство. Не то чтобы она очень хотела замуж, но в прошлом году, первого мая, в праздник дня лей, она поддавшись на уговоры подружек, решилась погадать на возлюбленного.

На Оаху существовало поверье, что если в день лей, вечером, повесить на ветку дерева киаве свою гирлянду, в которой провёл весь праздник, то ночью обязательно приснится предначертанная судьбой вторая половинка.

Мэй с подругами пробрались в закрытый парк, нашли подходящее дерево и развесили на нем свои леи.

И сон действительно приснился. Она совершенно не запомнила его подробности, в память въелись только эмоции, которые буквально били через край. Счастье, любовь, единение. И голубые как океан глаза.

У местных жителей не было таких глаз, у них преобладали карие или орехово-зеленые, а значит, рассудила Мэй, её пока ещё не известный возлюбленный будет приезжим.

С тех пор она постоянно вглядывалась в глаза всем встречным туристам. Она не помнила лица из сна, но была уверена, что сразу узнает нужного человека.

Уже приближался следующий день лей, но она так и не встретила свою обещанную любовь. А это значило, что в этом году снова нужно будет пойти к киаве. Быть может этот человек приезжал на Гавайи, но они не смогли встретиться и её судьба изменилась.

В тот вечер она как обычно работала. Кин, их певец меле, только что закончил исполнять песню про гибискус, который зацвёл впервые за много лет, и, после поклона зрителям, снова взялся за укулеле. Мэй с остальными девушками взбежала на сцену. Браслеты на их ногах и руках позвякивали вплетёнными в них колокольчиками и ракушками. Синие юбки-пау с большими голубыми цветами едва закрывали колени, а топы, расшитые синими бусинами, ярко отсвечивали от ламп, направленных на сцену. Длинные волосы у всех были распущены и свободно лежали на плечах, лишь слегка удерживаемые надетыми на голову цветочными венками.

Кин заиграл и они начали свой танец. Сегодня они рассказывали историю о влюбленной в рыбака девушке, которая, не дождавшись возлюбленного с промысла, танцевала на берегу океана, умоляя Кане, Отца-Бога всех живых существ, вернуть суженного целым и невредимым.

Мэй танцевала на краю сцены, когда её взгляд случайно упал на сидящего за ближайшим столиком зрителя. Земля едва не ушла из под ног, когда она сквозь очки разглядела его глаза. Те самые, из сна. Когда же Мэй разглядела всё остальное, то едва смогла сдержать вздох разочарования. Мужчина, обещанный ей судьбой был просто несуразен. Высокий, худой и нескладный, он возвышался над столиком и, казалось, и сам понимал, как нелепо он здесь выглядит. На нем были серые брюки со стрелками и белая рубашка. Пиджак висел на спинке стула, на рубашке проглядывали пятна пота, а бледно-голубой галстук был ослаблен и, съехав набок, беспомощно висел на тощей шее. Довершали его образ очки в мощной роговой оправе и волосы. О, увидев его волосы, Мэй чуть было не рассмеялась в голос. Напомаженные, они были зачесаны назад и жирно блестели в свете ламп.

Мужчина явно был старше неё, причём лет на десять минимум.

Более неподходяще выглядеть было просто невозможно. Он явно был приезжим, но на туриста не походил совсем. Его нелепый наряд в тридцатиградусную жару наверняка его убивал. Казалось, что он попал сюда, на Гавайи, совершенно случайно, потому и не подобрал подходящей одежды.

Впервые за время своей увлечённостью хулой, Мэй танцевала отрешившись от истории, которую рассказывала. Все её мысли были об этом странном человеке. О том, кто он, как здесь оказался и почему так выглядит.

Он, в свою очередь, словно тоже следил только за ней. Не отрывая взгляда от сцены, он попытался взять стакан с коктейлем, стоящим перед ним на столике, но промахнулся, стакан опрокинулся и выплеснул оранжевую жидкость прямо на отглаженные брюки. Мужчина вскочил на ноги, горестно оглядывая урон, а Мэй с остальными девушками в этот момент исполняли финальную сцену, где после движения руками, словно в попытке дотянуться до неба, они плавно опустились на колени, ожидая милости от Кане.

Мужчина поднял голову и они с Мэй встретились взглядами. Их лица были не дальше метра друг от друга. Мэй почувствовала запах апельсинового сока и одеколона, исходящие от него, и быстро отвела глаза. Танец закончился.

Уже уйдя со сцены, она вдруг спохватилась. Это же он! Ведь не зря же он ей приснился, быть может это и правда её судьба. Раздумывая, как быть дальше, она выглянула из-за ширмы. Столик был пуст, мужчина ушёл.

Весь следующий день он не выходил у Мэй из головы. Она, то расстраивалась, что он так быстро исчез после выступления, то радовалась этому, вспоминая его внешний вид.

Однако все её мысли моментально вылетели из головы, когда она вышла на сцену.

Мужчина снова сидел за тем же столиком. И выглядел он совершенно иначе.

Лёгкая разноцветная рубашка и льняные брюки сделали его похожим на обычного туриста, а слегка растрепанные ветром тёмные волосы, без грамма геля, ещё и на довольно симпатичного туриста. Это был словно другой человек, который, к тому же, оказался ещё и гораздо моложе, чем ей показалось вначале.

Всё выступление Мэй украдкой поглядывала на него, и каждый раз при этом они встречались глазами. Он определённо тоже наблюдал именно за ней, выделяя среди остальных девушек, одетых в точно такую же одежду.

Мужчина стал приходить каждый вечер, сидя за столиком, он наблюдал за шоу-программой, потягивая коктейли, но стоило подняться на сцену девушкам в ярких юбках, как он отставлял бокал и сосредотачивал всё внимание на них. Точнее, на одной из них.

Мэй это льстило, но её начала раздражать его нерешительность. Она всё ждала, когда после выступления он подойдёт к ней, представится и, может быть, куда-нибудь пригласит.

Через два дня был праздник дня лей, и на входе в парк вывесили афиши, что ежедневное вечернее выступление будет происходить на пляже в Вайкики, на берегу океана. Пляж был недалеко от парка, и день лей было принято проводить там.

Помимо труппы Мэй там будет много других артистов, приедут торговцы с напитками, жареной кукурузой и креветками в кляре. Туристы тоже не за что не пропустят подобное праздненство, а значит на пляже будет шумно, многолюдно и весело.

Мэй была уверена, что её "избранник" тоже будет там, и поэтому решила в этом году сделать совершенно особенный лей. Обычно она использовала для него либо белые цветки гибискуса, либо нежно-розовые плюмерии. Но в этот раз она отправилась на рынок за красной плюмерией. На выступлении в честь праздника на ней будет белый топ и белая, с крупными красными цветами по подолу, юбка-пау, а значит такой лей будет смотреться просто потрясающе.

И если Он снова не подойдёт к ней, значит он не её судьба.

Вечером первого мая, Мэй, разгоряченная после танца, спустилась с импровизированной сцены из разложенных прямо на песке досок, и огляделась. Остальные девушки сразу же разбежались кто куда, у всех здесь было множество знакомых, с которыми хотелось разделить веселье. Солнце уже село, но на пляже было светло из-за разложенных тут и там больших костров. Повсюду были люди, кто-то пил, кто-то ел, многие танцевали, не обращая внимания на увязающие в тёплом песке ноги. Практически у всех на шее были леи, белые, жёлтые, розовые, красные или разноцветные. У кого-то леи были сделаны по старинке — не только из цветов, но и из листьев, перьев, ракушек, и, даже искусственных волос. Праздник был в самом разгаре, а Мэй была совершенно свободна на весь оставшийся вечер.