Чуть в стороне она заметила одинокую долговязую фигуру. Мужчина стоял, потерянно оглядывая людей вокруг себя, очки съехали на кончик носа, а в руке остывал наколотый на палочку початок жареной кукурузы. Похоже, он как и Мэй был здесь совершенно один.

Он тоже заметил девушку и тут же пристально уставился на неё, всё так же стоя в отдалении. Она фыркнула и быстро направилась к ближайшей танцующей компании. Мужчина увязался следом.

Пробившись сквозь толпу толпу людей, Мэй увидела музыканта, пожилого гавайца в цветастой рубашке и шортах. В руках у него была укулеле, пальцы ловко перебирали струны. Вокруг музыканта было свободное пространство и Мэй вышла вперёд.

— Сыграй для меня, — попросила она музыканта. Он кивнул, весёлая мелодия, которую он наигрывал оборвалась, пальцы застыли на струнах, ожидая её движений, к которым подстроится музыка.

Мэй прижала руки к груди и осмотрелась. Люди вокруг неё расступились и молча ожидали, чуть в стороне притаился её тайный воздыхатель. Мэй глубоко вздохнула, призвав на помощь богиню Лаку, покровительницу хулы и воздела руки к небу.

Она танцевала медленно и плавно, рассказывая, как пришла в этот мир, как полюбила хулу, как дерево киаве в ночь лей показало ей лицо любимого, и как этот любимый боится сделать первый шаг. Её руки грациозно двигались вдоль тела, чтобы в следующее мгновение почти коснуться песка, когда Мэй согнув колени, почти упала на землю. Выпрямившись она сделала оборот вокруг себя, волосы разметались по плечам, а лей буквально летел по воздуху вслед за ней. Танец набирал скорость, теперь она рассказывала, что сделала лей из красной плюмерии, чтобы привлечь внимание, и начала танцевать для своего нерешительного избранника.

Музыкант ловко подстраивался под её движения, укулеле, которая сначала играла негромко и ритмично, начала ускоряться вместе с движениями Мэй.

Руки с зелеными лиственными браслетами описали в воздухе дугу, Мэй закружилась, чувствуя, как песок из-под босых ног летит в разные стороны. Юбка превратилась в колокол, а летящие волосы полностью закрыли обзор. Музыка взлетела на самый пик возможностей укулеле и мир застыл. Мэй резко остановилась: руки бессильно упали, голова опущена. Музыка стихла. Танец закончился.

Вокруг захлопали, а сзади донёсся голос пожилого гавайца:

— Если он не подойдёт после такого танца — он полный дурак.

Мэй не удивилась этим словам, музыкант явно был одним из немногих на этом пляже, кто знал язык хулы.

Наконец она решилась поднять голову и впервые взглянуть на того, кому было адресовано всё произошедшее. Высокого мужчины в очках нигде не было видно. Он ушёл.

Мэй медленно, увязая в песке, выбралась из кольца людей. Лицо горело, нестерпимо захотелось пойти домой и лечь спать. Она уже сделала шаг по направлению к выходу с пляжа, как вдруг увидела Его. Он быстро шёл в её направлении, держа в руках две банки с газировкой.

— Я подумал, что после танца ты захочешь пить, — просто сказал он, протягивая ей банку.

— Спасибо, — оторопело ответила Мэй. — Я думала, ты ушёл...

— Я ушёл, как только ты закончила танцевать, боялся, что не успею вернуться с лимонадом до того, как тебя увлечёт толпа празднующих. Я Джон Ларсон.

— Мэйлеа Кихана.

Джон пытливо посмотрел ей в глаза, чуть склонив голову.

— Я знаю что на Гавайях все имена имеют значение. А что значит твоё имя?

— Мэйлеа — это Дикий Цветок, — с гордостью ответила девушка. А Джон Ларсон неожиданно рассмеялся. Если бы Мэй так не рассердилась на него за это, то его смех однозначно показался бы ей очень красивым. — Что тут смешного?!

— Не обижайся, пожалуйста! — мужчина поднял руки. — Я всё объясню.

Они медленно пошли по пляжу, постепенно отдаляясь от всеобщего праздника. Оказалось, что Джон был биологом, на Гавайи он приехал работать преподавателем в Тихоокеанском Университете. В тот день, когда они впервые увидели друг друга, он только прилетел из Нью-Йорка, и сразу из аэропорта, отправив чемоданы в гостиницу, направился изучать гавайскую флору, а в частности цветы, которые он любил с самого детства. Оттого и был одет совсем не по местному сезону. Задержавшись в парке до самого вечера, он так устал, что решил посидеть в кафе и посмотреть выступление.

Мэй понравилась ему с первого взгляда, слегка запинаясь сообщил он, потому-то он и ходил каждый вечер в парк.

А смеялся он вовсе не над тем, как её зовут. Просто в детстве он мечтал, что когда вырастет, то найдёт никому не известный цветок и назовёт его своим именем. И в итоге на Гавайях первым делом встретил девушку, которую нарекли Дикий Цветок.

Они всю ночь гуляли по пляжу, разговаривали и смеялись. Мэй подарила Джону свой лей, надев его ему на шею. А он всё восхищался ароматом плюмерии, а потом просто взял Мэй за руку, и дальше они пошли так.

Через три месяца они поженились, и мечта Джона, найти цветок и дать ему своё имя, исполнилась — Мэй взяла его фамилию и стала Мэйлеа Ларсон.

Последний цветок занял своё место в гирлянде и Мэй завязала нитку. Перед глазами пролетали года, прожитые вместе с Джоном, те счастливые и не очень дни, когда они вновь и вновь доказывали друг другу свою любовь.

Детей у них не было, всему виной оказалась перенесённая Джоном в детстве болезнь, однако они были друг у друга и этого было достаточно.

Джон до самой пенсии проработал в университете, а Мэй танцевала, пока у неё не начались проблемы с ногами. Но и тогда она не оставила хулу, а перебралась работать в одну из танцевальных школ. Она учила девочек и девушек языку танца и была всё так же счастлива.

Но потом пришлось оставить и эту работу, которая в какой-то момент стала казаться непомерно тяжёлой.

А когда они с Джоном поняли, что даже быт стал даваться им всё труднее, они сделали выбор и перебрались жить в дом престарелых "Долина Солнца", расположенный на другой стороне Оаху, их сбережений как раз хватило для вселения. Радушный, вежливый персонал, удобные комнаты и вкусная еда, да ещё и вместе, они снова были счастливы.

Однако и эта часть жизни не была долгой и безоблачной. У Мэй были проблемы с ногами и суставами, а Джон, который был старше на пять лет, сначала ни на что не жаловался, кроме всё ухудшающегося зрения. А потом он начал забывать. Сначала всякие мелочи, вроде того, что было на завтрак и с кем он уже здоровался. Потом имена медсестер и приятелей. Однажды он забыл, где находится столовая.

А спустя год после появления симптомов он впервые не узнал Мэй. Для неё это был настоящий удар, человек, с которым была прожита целая жизнь, смотрел на неё и не узнавал, не помнил её имени и тех лет, что они прожили вместе.

Дверь в комнату открылась, заставив Мэй вздрогнуть.

— А вот и завтрак, — радостно возвестила Кани. — Вы закончили?

— Да. — Мэй показала на лей, лежащий на столе.

— Какая красота! Он чудесный. — Девушка поставила на стол поднос. — Как вы и просили — лёгкий завтрак. Чай, кекс с панданом и немного манго.

— Спасибо, Кани, ты просто чудо.

— Вы пока ешьте, а я всё подготовлю. — Кани достала из пакета, в котором были цветы, венок на голову и четыре зелёных браслета, сделанные из листьев гибискуса. Потом она перешла к шкафу и принялась за чехол для одежды.

Наблюдая за ней, Мэй взяла с тарелки кусочек кекса, который благодаря соку плода пандана был нежно-зеленого цвета. Кани принялась раскладывать наряд на постели, беря каждый предмет одежды аккуратно и с осторожностью, словно боясь помять.

Сегодня пятидесятая годовщина её свадьбы с Джоном, а он даже не знает об этом. Он уже давно перестал узнавать собственную жену. Мэй отложила кекс, в горле встал комок. Ей вспомнился тот ужасный день, когда Джона перевели в другое отделение. Для стариков с деменцией. Он больше не понимал, где находится, не мог найти туалет и столовую, а Мэй была не способна позаботиться о нём из-за больных ног. Теперь он жил в соседнем корпусе, где за ним и другими пациентами следили обученные медсестры и врачи, и где Мэй теперь тоже проводила большую часть времени, не желая надолго оставлять мужа одного и надеясь, что он однажды вспомнит её и как прежде ласково назовёт по имени.