Холден снял трубку и набрал номер. Ему сразу же ответили.

— Частная психиатрическая клиника мистера Дойльчи, — произнесла заученно-приятным голосом секретарь. — Чем мы можем вам помочь?

— Я бы хотел поговорить с мистером Дойльчи. Скажите, что его беспокоит Холден Макгилтон.

— Одну минутку, мистер Макгилтон, — попросила девушка. В трубке заиграла приятная музыка, которая через несколько секунд сменилась глубоким басом главного врача и владельца одной из лучших психиатрических клиник Лондона.

— Холден! Неужели ты понял, что все мы ненормальны, и решил полечиться у меня?! Но учти, денег на лучшую палату у тебя все равно не хватит!

— Марк, ты же мой друг! Неужели ты мне этого не устроишь?! — смеясь, спросил Холден.

— Это называется злоупотреблением служебным положением, — наставительно сказал Дойльчи. — Но, если у тебя проблемы, я всегда буду рад тебе помочь. С твоей-то работой!..

— Спасибо, Марк, но пока со мной все в порядке.

— Шизофреники мне тоже это говорят. Один при этом ест бумагу пачками, а другой уверяет меня, что он призван спасти Землю от огромного метеорита. Есть еще господин, уверенный, что он должен остановить нашествие злобных монстров. Вообще, у меня много народу, помешавшегося на космической теме. Если хочешь, расскажу пару веселых случаев.

— Спасибо, Марк, но как-нибудь в другой раз. Ты мне только объясни, если, как ты говоришь, мы все больны, как же ты можешь лечить людей?

— А я их и не лечу! — легко ответил Дойльчи. — Я просто помогаю им стать такими же ненормальными, как и подавляющее большинство. Кстати, не уверен, что это лучше. И, если честно, я часто завидую своим пациентам. У них более интересная жизнь.

— Чтобы прошла твоя хандра, предлагаю тебе решить одну задачку по твоему профилю.

— Значит, тебе все же нужна помощь?

— Марк! Помощь нужна не мне, а одной молодой леди.

— Я тебя внимательно слушаю. Закрой глаза и расскажи мне о своем самом первом воспоминании…

— Марк! Не придуривайся! — строго попросил его Холден. — У меня тут все серьезно. Может быть, у девушки просто истерия, а может быть, шизофрения. Есть еще вариант — что она просто очень устала.

— Какие симптомы? — уже совершенно другим тоном спросил Дойльчи.

— Бред, судороги, уход в свой собственный мир, галлюцинации. А еще она общается в последнее время только с портретами. И ей тоже очень нравится такая жизнь.

— Да-а, — протянул Дойльчи.

— Как мне кажется, у нее прошлой ночью было обострение. Я нашел ее на полу в картинной галерее, она кричала, ее тело били судороги. Меня она не узнала. Но утром пришла в себя, вот только очень слаба.

— Как ты думаешь, с чем это может быть связано? Были у нее потрясения?

— Кажется, нет, — сказал Холден.

— Подожди-ка, — остановил его Дойльчи, — речь идет о той девушке, которой старая графиня Мэллори завещала наследство?

— Да, Марк.

— И ты говоришь, что у нее не было потрясений! А если бы ты сам был девушкой и получил в наследство, причем неожиданно, ползамка и астрономическую сумму, блистательный наследник древней фамилии сделал бы тебе предложение, да и сама атмосфера замка… как бы ты себя чувствовал?

— Но первые два месяца все было нормально! Это началось недели две назад! Точно, Лоуренс тогда очень долго был в Мэллори-холле.

— А как ты вообще оцениваешь ее психику?

— У нее легкий комплекс неполноценности, но она от него почти избавилась самостоятельно, встречая наши с Мэллори восхищенные взгляды.

— Она считала себя дурнушкой?

— Именно.

— И есть для этого основания?

— Конечно нет. Да, она не сногсшибательная, яркая красавица, но что-то в ней есть такое, к чему мужчины летят как мотыльки к огню. Вот только она до сих пор не замечала этого в себе.

— Ясно, значит, она из тех, кто прекрасен, когда влюблен.

— Ты очень верно подметил, Марк, — задумчиво сказал Холден. — Но она сама со всем справилась. Мне кажется, что сейчас в ее голову и не приходят мысли о том, что она дурнушка!

— Что еще ты о ней можешь сказать? Склонна она к слезам или беспричинному смеху?

— Марк, дело в том, что она с семнадцати лет работает медицинской сестрой. Причем большую часть своей карьеры проводила с безнадежными больными. Она каждый день видела смерть и осталась, как ты говоришь, в меру ненормальной.

— Сколько ей сейчас?

— Двадцать семь. Я уже думал об этом.

— Да, причина явно не в этом, — задумчиво сказал Дойльчи. — Ее психика уже успела смириться с этими стрессами.

— Так ты можешь сказать мне, что это такое?

— Холден, я же врач и не могу ставить диагноз, не поговорив с человеком, не проведя тесты…

— Марк, представь, что это задачка из учебника. Я должен знать, как мне ей помочь. Может, ее уже сейчас надо везти к тебе в клинику!

— Этот вариант был бы не плох, — задумчиво сказал Дойльчи. — но он может травмировать ее сильнее, раз, как ты говоришь, она сейчас пришла в себя.

— Марк, просто реши задачку, абстрактную до предела. Вы же делали это, когда учились! Не буду же я сам пытаться лечить ее! Я тоже в меру ненормален.

— Хорошо, — сдался Дойльчи. — Я бы сказал, что у девушки явная истерия. Шизофрения — вряд ли. Хотя… все может быть.

— Отчего это, Марк?

— Потрясения, — предположил он.

— Еще! Говори обо всем, что может вызвать истерию, не отметай того, что мы уже отбросили, мы можем ошибаться, — потребовал Холден.

— Истерия… — задумался Дойльчи. — Может быть, наследственное, тип личности такой, особенности действия нервной системы. Холден, столько факторов могло вызвать это! Да хоть психотропные препараты! Ты не знаешь, что может сделать с некоторыми обычное снотворное!

— Психотропные препараты… — задумался Холден. — Марк, кажется, ты мне сильно помог!

— Думаешь, жених опаивает ее психотропными препаратами? — поинтересовался Дойльчи.

— Почему жених? — удивился Холден.

— Ну а кто еще?! И началось все с того момента, как он надолго задержался в этом вашем Мэллори-холле. Для того чтобы лекарство подействовало, нужно время, друг мой. С психотропными препаратами — то же самое.

— Знаешь, мне кажется, что ты прав… Она ведь, сама того не желая, отняла у него половину состояния. Мэллори на ней женится, получает все и сдает новобрачную в клинику. Может быть, позволит ей родить наследника. Хотя вряд ли, скорее разведется. Будет, конечно, обеспечивать бывшую жену…

— Я еще одно должен добавить, Холден: ко мне довольно часто обращаются с просьбой признать мужа, тетку или еще кого-нибудь невменяемыми, чтобы получить их наследство. Сулят большие деньги. Но я всегда отказываюсь: не для этого я стал врачом. Только ты должен понимать: есть те, кто не отказывается. Ее могут превратить в растение за каких-то два-три месяца! Мне кажется, что девушку надо спасать.

— Мне тоже так кажется, Марк. Спасибо тебе за помощь.

— Если нужно будет ее реабилитировать, привози, я ей постараюсь понравиться. И, Холден, постарайся сделать так, чтобы она поняла, почему ты поломал ее жизнь. Иначе ты будешь очень несчастен.

— Это я тоже понимаю, Марк. Скажи мне, как могут называться препараты, которыми можно такое сделать?

— Их довольно много… — сказал Дойльчи, — но, скорее всего, используется…

Он назвал Холдену практически не произносимое и уж точно не запоминаемое название.

— Марк, а ты уверен, что на баночке или коробочке так и будет написано? — поинтересовался Холден.

— Нет, конечно! Доставай ручку и блокнот. Сейчас тебе придется попотеть.

Марк еще несколько минут перечислял товарные названия одного и того же препарата. Когда он закончил, в руках у Холдена был список из двадцати пяти названий.

— И вообще, как только увидишь какое-то непонятное лекарство, тут же звони мне, я объясню, что это такое.

— Спасибо тебе, Марк.

— Для этого и нужны друзья, — ответил он. — Кстати, я давно хотел тебе сказать, что тебе пора бы подумать о семье. Иначе может развиться депрессивное состояние…