— Библиотека всегда была доступна. Когда меня в ней забывали, я практически жил там. Находил много справочников по ботанике и садоводству. Пытался найти тот вид растений, который прорастает из меня, — опускаю голову вниз, рассматривая потертости на старых сапогах. — Господин, вы говорили о какой-то работе, которую я получу у вас.

— Да. Думаю, ты рожден для нее, — Энтони поворачивается ко мне, глаза вновь наполняются холодом.

Дальше мы едим молча. Я многое хочу спросить у него, но безумно боюсь. В этой тишине я изредка поглядываю на Елену, изучая ее тонкие руки, шею и пушистые светлые ресницы, на которые падают слабый свет из окна. Пару раз мы встречаемся глазами, я робко прячу взгляд, но она лишь улыбается мне в ответ всякий раз, когда замечает, что я откровенно пялюсь на нее.

Когда мы приезжаем, то тишина не покидает нас. Я молча вылезаю и иду за ними, чуть не падая в снег. Передо мной открывается огромный дом с молочными стенами, вытянутыми окнами, высокой крышей с флюгерами, засыпанными снегом. Я еле поспеваю за ними, спотыкаясь на ступеньках. Дверь открывают, и мы входим внутрь. Нас встречает мужчина с бледной кожей, темными миндалевидными глазами, зачесанными назад черными волосами и одетый в темный костюм с галстуком и белую рубашку со стоячим воротничком. Он кланяется и забирает верхнюю одежду. В глазах не помещаются высокие потолки и длинные коридоры, застеленные темными дорожками. Внутри тепло и так же светло, как и снаружи.

— Это Джим, — говорит Энтони, — нужно будет подобрать ему одежду и приготовить комнату, — он наклоняется к мужчине в костюме, легонько касаясь его плеча двумя пальцами. — Иоши, я буду у себя, позови ко мне Джонатана. Скажи, мальчик приехал.

Энтони срывается с места, хватая меня за рукав, и тащит за собой. Елена спешит за нами, ничуть не удивлюсь бурной реакции мужа. Я не поспеваю рассмотреть лестницу, по которой мы поднимаемся наверх, даже не разбираю картины в длинном коридоре. Оказавшись в просторном кабинете господина, я просто открываю от удивления рот.

— Сколько книг, — мне кажется, что потолки здесь еще выше. Комната из-за обилия растений выглядит очень свежей. Темные потолки и стены выглядят так же строго, как и сам хозяин. Кажется, он и есть этот кабинет. Один стол завален бумагами, другой заставлен колбами, пробирками и какими-то инструментами.

Дверь медленно открывается, я оборачиваюсь, видя мужчину и женщину в возрасте.

— Это Джонатан с женой, — говорит Энтони, подходя ко мне и кладя руку на плечо. Пара улыбается, а господин продолжает. — Джон — прекрасный садовник, один из немногих, кто знает о растениях все. Этот человек обучит тебя всему, что знает сам. Теперь уход за всем тем, что здесь растет, от крохотной травинки до распустившегося бутона, будет лежать на твоих плечах.

Я лишь открываю от удивления рот.

— Добро пожаловать в семью, Джим, — Энтони поворачивается к Елене, целует ей руку и впервые за все время нежно смотрит в глаза: — Покажи нашему новому жильцу дом, милая.

Она так же тепло улыбается ему в ответ, и я слышу нежный, мелодичный голос, от которого впервые у меня все поднимается и взлетает внутри. Я не знаю, что за волнующееся, как волны реки в сильный ветер, чувство поглощает меня. Она говорит:

— Как скажешь.

Часть 2

В доме Господина Энтони находилось много людей. То были не только прислуга, но и гости — хорошие друзья Господина, которые приходили очень рано, сидели с ним до самых сумерек в кабинете, обсуждая новые исследования и мою патологию. Уезжали они поздней ночью, причем все были очень веселыми и не всегда крепко стояли на ногах. Энтони много шутил и становился в такие моменты совсем другим человеком. Так я увидел вживую понятие «подшофе». Первое время я стеснялся заходить к нему, посему лишь изредка наблюдал за его общением с кем-то из слуг. Однажды он поймал меня подглядывающим в щелку приоткрытой двери. После этого вечера я стал с нетерпением ждать такого состояния Господина, чтобы он мягко, по-отцовски заботливо, отвечал на всевозможные вопросы.

Оказалось, что мое тело работало по принципу настоящего растения. Как и положено тому, я зеленел и прорастал листьями и лепестками к весне, а в более холодные времена тело редко покрывалось огрубевшими шипами. Летом я не расцветал, поэтому господин доктор-ученый со своими коллегами причислили меня к группе «колючие кустарники». Ростки, вырванные с корнем из тела, не приживались в обычной почве, как бы Энтони с талантливым садовником Джоном не пытались их посадить. А на мне же, в свою очередь, не росло ничего другое, кроме колючек и листов.

Все наблюдения и опыты Энтони записывал и иллюстрировал в большую книгу перьевой ручкой, отказавшись от печатной машинки. Все его коллеги ученые должны были хранить тайну моего существование, иначе подобное грозило бы большим волнением общественности и неприятными для всех участников последствиями. В свет меня выводили нечасто, но обязательно прятали под большим слоем одежды, а иногда и бинтов, открытые части тела с шипами. Все лишние отростки срезала Елена, так как из всех, кто меня окружал, ее руки оказались самыми мягкими.

В итоге мой недуг был признан одним из видов паразита, когда нечто другое живет за мой счет, но никак не влияет на мое тело.

Так или иначе, никто из окружающих людей не пытался как-то задеть или унизить меня.

Тот самый мужчина в костюме, Господин Иоши, оказался дворецким. Он был очень молчалив, держался высоко, но свысока никогда не смотрел. Говорил он только тогда, когда его спрашивали. А если и говорил, то им можно было заслушаться. Господин Иоши был родом из Азии, выходцем из бедной семьи, которая на последние деньги отправила еще мальчиком в европейскую в школу, где готовили первоклассных прислуг для господ. Энтони принял его самым первым, как только получил хорошее расположение и титул от Ее Величества. Иоши вставал раньше всех и позже всех ложился. Он учил меня манерам и этикету. Все его движения были плавными и красивыми, словно он делал все под нежные звуки скрипки.

В отличие от Господина Иоши, Джонатан был вспыльчив, весел, прост в общении и очень болтлив. Жена Джона же была на кухне, готовила под строгим надзором Иоши. Его с супругой Энтони взял в дом вторыми. Джонатана чуть было не назначали главным садовником и ботаником при королеве, но у того не хватило воспитания, ума и сноровки, чтобы удивить саму королеву. Энтони верил в его талант и решил дать ему второй шанс. Джон уезжал на месяц каждый год в соседние страны, чтобы привезти новые сорта цветов и открыть для себя что-то новое. Все свои знания он день и ночь вбивал в меня, заставляя круглые сутки напролет сидеть в цветнике и наблюдать за жизнью «мне подобных». Джонатан очень сильно переживал за то, что однажды он потерял семена редкого вида роз под названием «Фламинго». По его словам те издавна считались королевскими, но в какой-то момент легендарные цветы исчезли, и больше никто не мог вывести их снова.

У Джонатана была дочь — Мэри. Девчонка, чуть младше меня, имела милое личико, длинные, почти прозрачные, светлые волосы, огромные голубые глаза и веселый вздернутый носик, усыпанный оранжевыми точками. С ней мы проводили мало времени. Точнее, не так много, как хотелось бы ее матери и отцу. Мэри не любила читать, разговоры о науке и вовсе вызывали у нее зевоту, а слушать она просто не умела или не хотела. Поэтому она бежала к сыну одного из друзей Энтони, который заезжал к нам по праздникам.