- И правильно сделали, - лениво заметил Стрельцов. - Может быть, вы голодны?
- Чего? - не сразу понял его Кузьма.
- Есть, спрашиваю, хотите?
- А!.. - Кузьма залился краской и замотал головой. - Нет. Спасибо!
- Ну, ну... - с интересом посмотрел на него Стрельцов и опять замолчал.
У двери зазвонили. Раз, другой, третий...
- Это Женька! - побежала к дверям Лена.
- И, судя по звонку, с новостями! - поднялся с кресла Стрельцов.
Женька Горовский не вбежал в комнату - влетел, держа в одной, откинутой назад руке помятую гимназическую фуражку, в другой напечатанное на серой оберточной бумаге воззвание. Рубашка его выбилась из-под форменного пояса, ворот был расстегнут, лицо пошло красными пятнами. Он упал в кресло, вытер мокрый лоб рукавом и умоляюще сказал:
- Воды!.. Полцарства за стакан воды!..
- Воды нет, - спокойно ответил Стрельцов и налил в свой фужер остатки вина из бутылки. - Вот, выпейте.
- Женька, не смей! - крикнула от дверей Лена.
- Ерунда! - отмахнулся Горовский, залпом выпил вино и протянул Стрельцову листок с воззванием. - Вот, Петр Никодимович!
- Что это? - взял листок Стрельцов.
- Читайте! - Горовский откинулся в кресле и опять принялся вытирать рукавом мокрое лицо.
Стрельцов пробежал глазами начало воззвания, нахмурился, прочел вслух:
- "Комитет Союза рабочей молодежи извещает о созыве районной конференции. В повестке дня: подготовка к Первому Всероссийскому съезду Союза рабоче-крестьянской молодежи".
Он опустился в кресло, долго тер ладонью лоб, потом сказал:
- Этого еще недоставало...
- А как же мы? - спросила Лена. - Наши Союзы распустят?
- Или предложат соединиться, - раздумывая, ответил Стрельцов. - А это - нож в спину юношеского движения!
- Но вы же сами настаивали на объединении, Петр Никодимович? недоуменно взглянул на него Горовский.
- На беспартийном объединении, Женя, - поправил его Стрельцов. - А они хотят отдать наше дело на откуп большевикам.
Он вскочил с кресла, зашагал по комнате из угла в угол, потом остановился и решительно сказал:
- У молодежи свой путь, свое место в революции. И мы будем бороться за это!
- Открытый бой? - подался вперед в своем кресле Горовский.
- Бой, Женя! - откинул со лба волосы Стрельцов. - Решительный и правый!
- Надо подготовить людей! - поднялся Горовский. - Собрать, информировать...
- Обязательно! - кивнул Стрельцов. - И не теряйте времени!
- Идем, Лена! - заторопился Горовский, уже в дверях взмахнул фуражкой и продекламировал: - "И вечный бой! Покой нам только снится!"
- Опять стихи! - потянула его за рукав Лена.
В коридоре был еще слышен голос Горовского: "Не понимаю тебя! Что может быть прекраснее стихов?", потом хлопнула входная дверь, и все стихло.
Кузьма встал с кресла и нерешительно сказал:
- Мне тоже вроде пора... До свидания, Петр Никодимович.
- До свидания. - Стрельцов все еще расхаживал по комнате, ерошил волосы, морщил лоб.
- Вы насчет механических курсов не забудете?
- Что? - остановился Стрельцов.
- Насчет курсов, говорю... - робко напомнил Кузьма.
- А-а!.. - раздраженно отмахнулся Стрельцов. - Я же сказал... Идите.
Послушал, как хлопнула за Кузьмой входная дверь, прошелся по кабинету, остановился у окна и потянул на себя раму. Наполнилась теплым ветром и чуть зашевелилась тяжелая штора, солнечные зайчики заиграли на стеклах книжных шкафов, под окном слышались веселые ребячьи голоса, где-то далеко звенел трамвай, синело безоблачное небо, и не верилось, что август на исходе.
А Вадим Николаевич Заблоцкий вышел из подъезда солидного, облицованного гранитом особняка, у входа в который сохранилась черная с золотом вывеска: "Фосс и Штейнингер". Вынул из жилетного кармана часы, щелкнул крышкой и неторопливо пошел по Невскому, к Адмиралтейству. Постоял у чугунной ограды и, увидев идущую по усыпанной песком дорожке женщину в черном платье, двинулся ей навстречу.
Женщина шла легко и быстро, чуть подавшись вперед, и была бы даже красива, если бы не плотно сжатые губы и прищуренные холодные глаза. Она кивнула Заблоцкому и села на скамью, изящным движением оправив платье.
- В Чека стало известно о наших связях, - сказала она спокойно.
Заблоцкий откашлялся, будто поперхнулся, и встревоженно взглянул на женщину:
- Неужели?
- Сведения как будто точные.
Заблоцкий снял и снова надел очки, потом осторожно спросил:
- Наши друзья в курсе?
- Нет.
- Муза Петровна! - повысил голос Заблоцкий.
- Леди! - напомнила женщина и оглянулась.
- Да... Да... Простите... - Заблоцкий опять снял очки и долго протирал их платком. - Вам не кажется, что это может вызвать нежелательные эксцессы? С обеих сторон?
- Вадим Николаевич! - Женщина еще плотней сжала губы, щеки ее втянулись, лицо стало вдруг осунувшимся и постаревшим. - Наши милые друзья уже хозяйничают в Мурманске и в Архангельске. Дальнейшие их планы неизвестны. Вы что же, полагаете, что нам следует сидеть сложа руки и ждать подачки от победителей?
- Конечно нет! - негромко и решительно сказал Заблоцкий. - Но не опережаем ли мы события?
- Не опережаем. - Женщина протянула Заблоцкому сложенный в квадратик листок бумаги, поднялась со скамьи и пошла в сторону набережной стремительной своей, летящей походкой.
Заблоцкий развернул и внимательно прочел написанные на листке несколько строчек, вынул из портсигара папиросу, чиркнул спичкой, закурил и поджег листок. Подул на обожженные пальцы, вытер их платком, опять щелкнул крышкой часов и направился к афишной тумбе.
Среди старых воззваний выделялась крупными красными буквами новенькая афиша:
ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН. ПОЭЗЫ.
Изучая афишу, Заблоцкий дождался, когда за его спиной, притормаживая, затарахтел мотоциклетный мотор. За рулем сидел плотный человек в кожаной куртке и коричневых крагах на крепких ногах.
Заблоцкий оглянулся, перешел дорогу, свернул на Невский и затерялся среди прохожих...
Председателя Петроградской Чека Урицкого вызвали на Дворцовую площадь телефонным звонком.
У здания комиссариата внутренних дел толпился народ. В основном это были люди, желающие выехать из Петрограда. Пропуска на выезд были отменены еще в марте, потом выезд из города разрешили опять, но пропуска выдавала специальная комиссия.