Кроме детей тут также ждали своей очереди будущие первокурсники. Ситуация не лучше. Большинство из них знало, на что способно, знало, что может живым из Зала Посвящения не выйти и знало, что если пройдет испытание, ради которого тут и был Ризер, его жизнь измениться еще сильнее. Везло тем, у кого не было «особых возможностей», потому что процедура запечатывания, то есть ограничения часто имела печальные последствия. Либо тебе заблокируют магический поток, либо сведут с ума кошмарами. Те сигнализируют о том, что с телом что-то не так, где-то есть серьезный сбой, и в итоге инсиэрт просто не может спать. Меня пробил озноб. Здорово! Я первая на очереди! Все благодаря чудесному умению управлять притяжением и слишком быстрой, даже для уровня десницы, регенерации!

Мне, откровенно говоря, было страшно. Сколько бы я не вбивала себе в голову истину «страха нет», сколько бы не считала до десяти, стараясь глубоко дышать, все равно подкашивались ноги, будто набиты ватой. Вдох.... Глубже... выдох. В глазах темнеет. Такой способ не подходит. Я сильная, я смогу! Я сильная, я смогу! На мне куча нашпигованных колющим и режущим оружием поясков и пряжек, я не пропаду, хотя и надеюсь не использовать их против «дяди». Блин! Это еще хуже!

 - Эсперанта Ризер! - громко позвала молодая девушка, по всей видимости, эспирита, проходящая все тут же практику. Секретарша? Даже думать не хочу о том, что входит в её обязанности.

 - Здесь, - чуть громче, чем требуется, отзываюсь я, вздрагивая от ужаса. Имя звенит в голове. Мне дурно, дурно, потому что страшно. Ногти впиваются в ладони, режут кожу, сбивается дыхания. И как тут взять в себя в руки, если даже боль не помогает?

Стыдно. На словах всегда такая смелая, а как судьба решается - оклематься невозможно.

На негнущихся ногах вхожу внутрь. Перед глазами от нервов мошки, начинает болеть голова, несет дымом. Все довольно просто, серое, мраморное, местами черное, пустынное. Только колоны, поддерживающие высокий разрисованный сценами из Библии потолок, как в церкви, цепляют мое внимание: похожи на лестницы и все в каких-то символах. В центре черным мрамором выложен огромный круг, а в нем - уже белым - звезда Давида. И Ризер прямиком в центре, подзывающий к нему. Я послушно двинулась.

Это как выступать. Хочется скорее все сделать, чтобы ничего не забыть и нигде не налажать, и тут главное не смотреть на зрителей, чтобы земля совсем не ушла из-под ног. Но сейчас приходится, когда «зритель» намеренно обращает на себя внимание, чтобы ты не забыл, кто здесь главный и для чего ты на этой сцене.

 - Ну что, дорогая, готова к экзамену? - спрашивает проклятый ректор, чем вводит меня в дикий ступор. Я смотрю не Ризера, не понимая, точно ли ко мне обращаются, и лишь встретившись с его предостерегающим взглядом, поднимаю на ректора глаза. - Так как ты племянница...

 - Двоюродная племянница, - вмешался мой «дядя».

 - Плевать... нашего небезызвестного инквизитора, обращайся ко мне Эванс.

Тот сидел за широким полукруглым столом с сигарой в руке, посматривая с явным интересом. Ректоры в книжках о попаданках чаще всего красивые молодые мужчины, за которых очень хочется замуж, ректоры в реальной жизни - старые мужики с залысиной, седые, с отъеденным пузом и не редко с чудовищными аппетитами, за которых очень не хочется замуж. Первое, что взбрело в голову - все мои ожидания пошли крахом. И книжные, и реальные. Это был самый, что ни есть, настоящий Аль Пачино, лет сорока, на удивление с белыми волосами и смахивающий на сплошную гору мышц. Бледный. да и вообще на мертвеца похож. В глаза бросился шрам на шее, словно от удушья, на котором будто специально акцентировалось внимание. Он улыбался. И эта улыбка выбивала почву из-под ног.

«Надо что-то ответить», - напомнила я себе. Если не буду отвечать, рискую получить какую-нибудь импровизированную подножку от этого больного на голову психа. Он один из приближенных йорденлина. Один из тех, в ком сидит настоящий дьявол.

 - Хорошо, Эванс, - я взглотнула, снова и снова впиваясь ногтями в кожу. - Я готова.

Видимо, именно моя кривая, асимметричная улыбка и вызвала у него усмешку. Сигара вдруг сотлела полностью, рассыпаясь прахом. Огневик? Довольно распространенный дар. Странно, что он с ним дополз до десницы, да еще и стал ректором.

 - Тогда начнем!

Тут случилось нечто из ряда вон. Вместо того чтобы велеть начинать бой с Ризером, он буквально перепрыгнул через стол, мгновенно исчезнув из моего поля зрения, а затем последовала дикая боль в спине. Раз, и Ризер вне границ круга, пока я ошарашенно пытаюсь найти ректора взглядом. Черт подери! Не могу восстановить дыхание!

 - Эй, дорогуша! Смотри в оба, убивать тебя не хочется. С такой мордашкой далеко пойдешь!

Ток по телу, мороз, мурашки, иглы впиваются в каждую клетку, чувствую странное похолодание в голове, и ошарашенно смотрю на ректора в одних свободных шароварах. Вся грудь и плечи у него сияли небесно-голубыми рунами, причем в прямом смысле сияли, как будто его измазали белым и поставили под ультрафиолетовую лампу. Ноги босые. Странно. Очень странно! Бросаю взгляд на Ризера. Меня не предупреждали, что ректор у нас тоже с сюрпризом!

Едва успеваю подпрыгнуть не без помощи дара вверх, когда Эванс снова исчезает из моего поля зрения, на этот раз появляясь уже подле меня и пытаясь сделать подсечку. Ха! Черта с два! Быстрый, зараза, как будто перемещается в пространстве, но и я не лыком шита. Делать приходится первое, что приходит в голову: точка притяжения - его шея, я - притягаемое, и это всего лишь чтобы ускориться. Оттолкнувшись от его руки, обхватываю шею ногами и тут же делаю бросок назад. Точка притяжения где-то в метре от меня, как раз там, где должен грохнуться ректор, он - притягаемое, примерно с расчетом, что чем больше шкаф - тем громче падает. Ноги обжигает болью, когда Эванс хватает за икры, и под его руками мигом загораются мои форменные штаны. Вот св... Кожа краснеет, колется, горит под ладонями, что от боли сводит конечности, и приходится быстро переходить к запасному варианту, при том не развеивая условий гравитации. Специально для этого на бедре ждал своей участи выкидной стилет, который я мигом придавила Эвансу к шее с отвратительным шрамом.

Он не отпускал, а ноги уже горели. Мама, больно, как же больно, черт подери! Из горла вырвался крик, когда меня окончательно и бесповоротно охватила злость за чудовищные ожоги. Эванс смеялся. С его рук на мое тело перебегали сияющие змейки-татуировки, сводя судорогой, но чем сильнее становилась боль, тем сильнее я прижимала к его горлу ножик. Руки в крови, а ему хоть бы хны, смеется! Не отпущу! Ни за что не отпущу!

Нащупав другой рукой еще один нож, я полоснула ректора по руке,  но от этого лишь усилилась хватка. А если попробовать встать? Нет... тогда придется его отпустить. Из-за боли мозг не соображает совсем, понемногу немеют пятки и болезненный крик становится все громче. Из-за того что его руки перекрывают мои ноги, их тоже давит. Черт, черт, черт! Больно!

 - Не отпущу! - в панике режу еще и грудь, стараясь не зацепить ничего жизненно важного. Это если он меня убьет ему ничего не будет, но как наоборот...

 - Хитрая маленькая манипуляторша! - он поворачивает в сторону голову, сплевывая кровь, и я чувствую, как мерзко мои пальцы соприкасаются с его теплой окровавленной шеей. Не убить... не убить... больно... а как хочется!

Тело подо мной вырывается, извивается, а я от боли совсем уже ничего не соображаю. Нельзя убивать... нельзя его убивать, пожалуйста, Надя, помни... нельзя...

Да когда же ты сдашься, тварь?! Меня как будто опустили в раскаленную лаву, обмотали оголенными электропроводами, сунули в глотку раскаленную кочергу. Кажется, все тело горит. Это не просто огневик. Скорее всего, он вообще не огневик. Тогда кто? Нет... плевать. Плевать, кто он. Я не отпущу! Умру здесь и сейчас, сойду с ума от боли, но ни за что не отпущу первая!

 - Вижу, сдаваться не хочешь... Ну хорошо... - пробивался сквозь мутную пелену его голос. Почему он смеется? Он сумасшедший? Тело одновременно ослабло и застыло, как будто его свела ужасная судорога. Я уйду из этого мира только с ним. Не опушу.