**********************************************************

****************************************

****************3

В тот же вечер мы уехали из монастыря в Трир, к герцогу Фурскому. Я прекрасно знал его особняк, красивый, бело-розовый, стоящий на берегу реки, все его знали, но только снаружи. Теперь же мне довелось рассмотреть его изнутри.

Герцог приходился родственником королю, он принимал самых высоких гостей, и дом его тому соответствовал. В моде было цветное стекло, и у Фурских везде стояли разноцветные вазы и много разных статуй. Это я заметил, остальное же не запомнилось.

Дама в мужском костюме действительно оказалась его женой. Я устал от нее. Когда мы тряслись в карете, она рассматривала меня непрерывно, да еще так, как будто видит меня насквозь. К тому же она была очень красива — брюнетка с голубыми глазами и без малейших изъянов на лице. Я тоже кое-что про нее понял: что не поглядит она своего мужа, если ей чего-то хочется…

Приехали мы ночью. Разбуженные слуги отпаривали меня в ванной и усердно терли мочалками, им сказали, что монахи никогда не моются. Одежду выдали чистую, но весьма скромную. Потом красавица Флора Фурская самолично занялась моей головой.

Мы прошли в ее косметический кабинет, полный баночек, пузыречков, щеточек и щипчиков. Зеркал тоже было много, но маленьких. Даже у герцога Фурского не хватало денег на большие зеркала из Алонса.

Флора посадила меня напротив овального зеркальца на столе, втерла мне в голову какую-то жгучую дрянь, а потом взлохматила все волосы и взбила их наверх. Вид, наверно, был у меня приглупейший.

— О! Да ты меченый! — заметила она разочарованно, — у тебя же пятно на шее! Как голова собаки!

— Знаю, — сказал я, — это наследственное, у всех мужчин в нашем роду такое было.

Зря сказал. Она стала приставать.

— В каком роду? Откуда ты вообще родом?

— Я забыл, — сказал я.

— Да?

— В монастырь уходят, чтоб забыть, а не помнить.

Она впивалась кончиками пальцев и даже ноготками в мою измазанную голову.

— Если ты думаешь, что у тебя взгляд монаха, то ты ошибаешься.

Увы, в зеркале я видел не себя, а ее, так оно было повернуто, я не мог уследить за своим лицом да уже и разучился.

— С монахом покончено, герцогиня. Впрочем, как и с Антонио Скерцци. Разве не для этого я здесь?

— Для этого, — улыбнулась она, — я просто любопытна.

— И очень проницательны, — заметил я, но больше ничего не сказал.

А она не спросила. Впрочем, наверняка наш настоятель уже рассказал им всё, что знает.

Скоро я увидел себя рыжего, точнее, соломенно-желтого да еще и лохматого. Флора уверенно щелкала ножницами у меня над ухом. Макушку она мне выстригла, чтоб торчала вороньим гнездом, а шею вместе с пятном оставила прикрытой. Идиотская получилась прическа и уж точно "дикая". Таким я себя, честно говоря, никогда не видел! У меня как будто черты лица стали грубее.

— И я действительно на него похож? — спросил я с недоумением.

— О, да! — усмехнулась Флора, — теперь ты такой же мужлан, как он. Монашком, честно говоря, ты мне нравился больше!

По-моему, она надо мной издевалась.

Потом мы прошли в другую комнату, с костюмами. Там меня ждало очередное испытание — одежда Бриана и его доспехи.

— Одевайся, — велела герцогиня, — а мы посмотрим, что получилось.

И вышла. Меньше всего меня пугало переодевание. Латы, пояс, перевязь, наколенники и налокотники я надел довольно быстро. Меня смущал только меч, он был не для битвы — городской, короткий, даже приукрашенный, но всё равно это было оружие. Я уставился на него, как на змею с высунутым жалом.

— Ловко у тебя получается, — послышался от дверей голос Лаэрта Отважного, — так, говоришь, ни разу меч не держал?

— Нет, — сказал я.

Он рассматривал меня долго, потом одобрительно кивнул.

— Ну что ж, теперь ты мне нравишься, овечка божья. Хоть на человека стал похож! Плечи, плечи расправь! Сколько раз тебе говорить?!

— Так что ли?

Я, видимо, перестарался, потому что Лаэрт сощурился и спросил с усмешкой:

— Слушай, монашек, а ты не внебрачный сын Эриха Седьмого?

Только что мне заявляли, что я мужлан! Я развел руками.

— Простите, герцог, но как я могу играть роль Бриана, если ничего о нем не знаю? Я готов вам помочь, но и вы должны чем-то облегчить мне задачу. Одной прически мало, как видите…

— Ладно, — перебил он меня, — об этом позже. У нас очень мало времени, брат Антоний.

Я тебе много чего расскажу, но только потом… когда ты будешь оправляться от раны.

— От какой еще раны? — похолодел я.

— Вот сюда, — указал он, — в живот. Ты разве не знал, что Бриан был ранен?

Я огляделся, мне как-то сразу захотелось унести ноги из этого дома, наплевав на судьбу Лесовии. Страшно так захотелось! Я даже прикинул, какой вешалкой я его огрею и в какое окно выпрыгну. А герцог смотрел на меня мрачно и безжалостно. У них уже давно всё было решено.

— Только не перестарайтесь, — сказал я глухо, — третьего Бриана уже не найдете.

— Молодец, не боишься, — усмехнулся он.

— Роль такая, — ответил я, я боялся.

— Раздевайся по пояс. Сейчас Флора принесет бинты. Всё будет аккуратно, не переживай. Я чужих кишок проткнул немало.

Я в который раз разделся. Флора принесла не только бинты и горячую воду, но и бутылку вина.

— Глотни, — предложил Лаэрт.

Я отказался.

— Да ты уж не монах, какого черта?

— В душе я монах.

— Ну, смотри… праведник. Если дернешься, тебе же хуже!

— Не дернусь, — сказал я и прислонился к холодной каменной стене.

Лаэрт Отважный вынул свой меч с бриллиантовой рукоятью и уверенно сжал его в руке, а Флора даже не подумала выйти. Даже не отвернулась.

— Не промахнись, Лаэрт, не задень ему печенку! Видишь, какой худой!

— Ничего, — усмехнулся тот, — он парень крепкий. Правда, Антоний?

Брат Антоний доживал свои последние секунды. Я решил, что если умру, то это и есть то, о чем я просил Господа все эти три года…

Удар был короткий, пронзительный и горячий. Голова закружилась и опустела почти сразу. Тысячи цепей потянули меня вниз. Я сполз по стене и обнял каменный пол.

*********************************************************

* * * * * * * * * *** *

**************************************4

"Я, Антоний Скерцци, монах монастыря Святого Себастьяна, клянусь, что выдавая себя за Бриана Непобедимого, буду использовать свое сходство с ним только на благо Лесовии и короля Эриха Седьмого".

Этот документ разложил передо мной на столе герцог Фурский, как только я смог встать с постели.

— Ты подпишешь — и мы едем на прием к королю, — довольно бодро заявил он, щеголеватый и холеный, как всегда: прическа была гладкая, усики подкручены, на шее — кружевные брыжи.

Смотрел он на меня так, как будто я полный болван. Возможно, он и самого Бриана считал таким же.

— Это мой смертный приговор, — сказал я.

И он перестал улыбаться.

— Нет, братец, это всего-навсего мера предосторожности на тот случай, если власть и слава вскружат тебе голову. Ты же понимаешь, надеюсь…

От слабости у меня темнело в глазах. Я сел на стул и надолго задумался, глядя на бумажку, где черным по белому было написано, что никакой я не Бриан, а самозванец. Мне снова захотелось удрать в окно.

— Ну что? — спросил герцог.

У него на губах появилась улыбка. Улыбка человека, который играет с котенком. Он смотрел то на меня, то на свои пальцы, увешанные перстнями, и спокойно ждал, прекрасно зная, что я уже слишком далеко зашел, чтобы отказаться. Меня две недели так усиленно готовили, что я уж свыкся со своей ролью. На стене у меня висела карта, утыканная флажками, на полу лежали камни, из которых Лаэрт строил мне крепости противника, под подушкой лежали списки моих военачальников и чертежи осадных орудий… я уже как мальчишка увлекся этой игрой. Теперь я знал об этой войне, знал так много, что хотелось вмешаться.