Я с ужасом думаю о том, что остальные танки тоже попытаются обойти мост и, конечно, застрянут в болоте. Дрожа, как в лихорадке, смотрю на начальство и злюсь, что начальство спокойно разговаривает и ничего не предпринимает. Мне кажется, что уже всё пропало.

- Товарищ генерал, пойдём в атаку! - круто повернувшись к Рябышеву, сказал Попель. - Вот так, на виду у всех. Пусть видят, что генералы первые пошли через огонь! Все пойдут за нами!

Я обратил внимание на несвойственную Попелю резкость движений и на пронзительный, испытующий, но не без весёлой хитринки взгляд, который он бросил на генерала.

Мне показалось, что генерал посмотрел на Попеля тоже как-то недоверчиво. Повернувшись опять к мосту, помолчав немного, он сказал своим обычным соглашающимся тоном:

- Пойдём!

Я не подозревал в старике-генерале той проворности, с какой он вскочил на свой KB, на ходу отдав команду "По машинам", больше похожую на протяжную кавалерийскую "По коням", и той проворности, с какой он забросил ноги в башню, совсем, как наездник, соскакивающий с седла при джигитовке.

- Механик, заводи! - крикнул он, нагнувшись в башню. - Промчи меня перед строем на опушке у всех на виду! Направление атаки - по шоссе, через мост на село. Скорость - аллюр три креста!

Попель тоже был уже на своём Т-34. Оба танка рванули вперёд, выскочили на опушку и, расшвыривая комья лесной земли, волоча за собой пелену чёрного дыма, гремя и воя, понесли обоих своих командиров, стоявших высоко в башнях на виду экипажей всех машин, ещё ведших огонь с места.

Беспрерывно сигнализируя флажком "Делай, как я", Рябышев и Попель выходят на свободное шоссе. Здесь более увертливая и быстроходная машина Попеля опередила KB Рябышева.

"А что же мне теперь делать?" - подумал я.

- Пошли за ними, чего отстаём! - крикнул мне Никитин.

"Конечно, за ними!" - решил я, влезая в башню.

Наш БТ едва вырвался из волны хлынувших к шоссе танков и, как гончая по следу, кинулся за Рябышевым и Попелем, уже подходившим к мосту. Нёсшиеся за нами танки, сверкая выстрелами, образовали на шоссе колонну.

"Ну, теперь не удержит их никакой заградительный огонь!" - подумал я.

- Немцу - вот! - Никитин сложил из двух рук крест. С замиранием сердца слежу за танком Попеля, который, замедлив ход, кивнув башней на мосту и выплюнув чёрно-бурое облако дыма, ринулся в самую гущу заградительного огня. Мне показалось, что с боков и сзади его мазнуло пламя разрывов. Нос танка исчез в облаке дыма и пыли, поднявшейся с земли. У меня перехватило дыхание, я старался выдохнуть из груди воздух и никак не мог. "Пропал комиссар, пропал комиссар!" - вероятно, я это подумал, но мне казалось, что кто-то прокричал мне это прямо в ухо.

Но вот облако разрывов осело, и я увидел танк Попеля. Уже с закрытыми люками, он шёл к селу, скорость его, кажется, была ещё больше. Я задышал свободнее. Пушка по-пелевского танка, повернувшись влево, блеснула огнём выстрела. "Жив!" - воскликнул я мысленно и в неудержимом порыве радости, изо всех сил хлопнув ладонью по башне, крикнул своему танку:

- Ну, дорогой, выноси и нас!

Заградительный огонь угасал, но когда танк Рябышева тоже вступил в его полосу, разрывы с новой силой стали вырываться из земли, поднялись стеной.

"Опоздали - перелёт!" - подумал я, обратив внимание на то, что разрывы отгородили от меня машину генерала.

- Этот пройдёт, - сказал Никитин и, захлопывая свой люк, крикнул мне:

- Закройтесь, наша очередь!

Но мне было не до этого. Одна мысль сменяла другую. Только я подумал: "Если снаряд ударит по верхним броневым листам, наш танк не выдержит", как мелькает мысль, что уже третий раз я вижу впереди стену разрывов, вырастающую после нескольких секунд тишины, что танк Рябышева успел проскочить раньше её появления, - значит, бьют залпами, надо воспользоваться интервалом. Повеселев, я крикнул Гадючке в переговорное устройство:

- Перейдёшь мост, подведи танк вплотную к разрывам, включи третью скорость, выключи бортовые и будь наготове. Дам команду "Полный газ", бортовые включай и выноси из огня. Понял? - переспрашиваю его.

- Aral - отвечает он. Меня возмущает это "ага". Что "ага" ? - кричу я.

- Смотри, бахнет тебя снаряд по носу, тогда будет "ага"! - кричит ему Никитин.

- Башнёр! Що вы там дрожите? - ехидно спрашивает Гадючка. - Не шатай мне машину, а то на мост не попаду.

- Ртом смотреть будешь, конечно, промахнешь! - хладнокровно отвечает Никитин.

- Думаешь, и я такой, как твоего батьки сын? - огрызается механик, уже припав к триплексу.

Старшина Никитин числится командиром машины, но в бою командую я, а он выполняет обязанности заряжающего (башнёра), и хитрый Гадючка пользуется этим, понижает Никитина в должности на две ступени и позволяет себе свободное обращение с ним. Но когда Никитин остаётся вместо меня, вступает в свои права командира, механик тотчас проникается к нему уважением и почтением, переходит на "вы" и любую шутку, отпущенную Никитиным по его адресу, как бы она ни была ядовита, проглатывает молча, не сморгнув.

- Мост! - предупреждает Гадючка. - Я готов! На скорости!

Машина стоит. Метрах в пятидесяти впереди блеснули взрывы.

- Вперед! - даю я команду, и танк с места прыгает вперёд.

Меня отбрасывает к задней стенке башни, мотор завывает так сильно, что, кажется, сейчас взорвётся.

В ушах опять забарабанило, но впереди шоссе было уже чисто, только кое-где взмётывались вверх отдельные разрывы.

Мы обогнали KB Рябышева и затормозили, увидев дымящийся на шоссе Т-34, у борта которого торопливо работали три человека. Они натягивали гусеницу, стараясь зацепить её за зубцы ведущего колеса. В одном из них я узнаю Попеля.

- Проезжайте, проезжайте! А то из-за вас и мне достанется, обернувшись к нам, не выпуская из рук натяжного пальца, кричит он. - Одно копыто подстрелили. Ничего, ничего! Два трака поставили, сейчас догоню.

- Хитрый! - смеется Никитин, показывая на дымящийся танк комиссара.

Я тоже сначала думал, что танк Попеля горит. Оказывается, Попель поставил на корму дымовую шашку, имитируя пожар, и немцы попались на удочку - перестали по нему стрелять, решив, что с этим танком уже покончено.

Когда мы подошли к первым дворам села, откуда-то справа нас встретили огнём противотанковые орудия, но это была последняя батарея, и младший лейтенант Перепилица уже давил её своими танками, первыми проскочившими через мост.

Командир танка, оставленного Перепилицей на шоссе для прикрытия моста, сообщил нам, что на северной окраине села, у шоссе на Берестечко, и на западной окраине, у шоссе на Щуровице, немцы готовятся к танковой контратаке.

Теперь всё зависит от полка Волкова. Ему надо, не теряя ни минуты, сильными группами вырваться на оба шоссе и не допустить использование их противником для подбрасывания подкреплений к немцам, обороняющимся в Лешнюве. Огонь противника усиливается. Волков со своей колонной проходит мимо нас, и его танки расчленяются на две части. С ним идёт и танк Попеля.

- Ну, что, товарищ генерал? - спрашивает у Рябышева Попель, загадочно улыбаясь со своей башни.

- Атакуем северную окраину, - отвечает Рябышев, танк которого стоит рядом с нами.

- Ясно! Механик, вперёд! - командует Попель. KB генерала Рябышева идёт рядом с танком Попеля по улице в направлении Берестечко. Я иду за KB, прижимаясь к домам. По правой стороне улицы движутся танки Волкова, там где-то среди них и он сам.

Один за другим противно просвистали два снаряда.

- Оттуда! - кричит Попель Рябышеву, показывая рукой на каменный дом, стоящий на перекрёстке дорог за церковью.

Позади нас улицу перегородила стена взрывов, как и у моста. "Новые батареи появились", - подумал я. Теперь снаряды воют над нами беспрерывно. То там, то здесь над каменным домом поднимается облако красной пыли, и звенит битая черепица, или летит длинная щепа из бревенчатых стен.