Советуюсь с Гадючкой, не сбить ли мне пушку и не ворваться ли, пока не поздно, в деревню на розыски Кривули.

- Не спешите! Ищё успеем со своими козами на торг, - говорит Гадючка.

Наконец, вижу бегут; облегчённо вздыхаю: "слава тебе", но Гадючка, не спеша, лениво растягивая слова, невозмутимо докладывает:

- Це не воны, це немцы до нас бегут... А це воны, - добавляет он, ожичиишись.

Теперь я и сам нижу, что бегут и наши и немцы. Наши бе-гуч по нысокой пшенице. Впереди Никитин с каким-то длинным мешком на спине, который поддерживает Кривуля. I It Mu.hi бегут наперерез им в полукилометре слева, что-то крича, но не стреляя. Ясно, что немцы добегут до рощи раньше. "Ещё секунда - и немецкие артиллеристы обратят внимание на эту беготню, заметят нас, и тогда всё пропало", - решаю я, беря на перекрестие прицела пушку. Думаю: "Неужели промахну первым?" Не отрываясь от прицела, нажимаю спуск.

Облако разрыва взметнулось у самой пушки и очистило её от суетившихся возле артиллеристов. "Недолёт", - определил я и, подняв прицел на волосок, вторым снарядом опрокинул немецкую пушку.

После первого моего выстрела застучал пулемёт нашего левого танка, и внизу радостно закричал Гадючка:

- Ага! Ага! Немчура! Ось вси, ось вси ковбасники!

Теперь я перевёл свой прицел на бегущих немцев, но стрелять уже не стоило. У рощи немцы были скошены пулемётной очередью, только двое бежали назад, часто спотыкаясь и падая.

- Помогайте! - услыхал я голос запыхавшегося Кривули.

Никитин втаскивал на корму танка связанного немца. Когда из-за высотки и от моста по роще, в которой стояли наши танки, ударила немецкая артиллерия, мы на высшей передаче уже уходили обратной дорогой на Каменку. Кривуля и Никитин рассказали мне, как они взяли пленного.

Притаившись на огороде, они следили за немцем, спустившимся с высотки, на которой стояла пушка. Набрав воды в несколько баклажек, он скрылся за домом. Они решили его накрыть там, стали подкрадываться. За углом стояла гусеничная автомашина, на которой спиной к ним сидел пулемётчик, а за рулём шофёр с винтовкой на коленях. Солдат дал им попить из баклажки и пошёл назад. Кривуля и Никитин пропустили его, решив заняться немцами, сидящими в машине. Когда солдат с баклажками вернулся к пушке, они кинулись - один на пулемётчика, другой на шофёра. Хотели обоих взять, но Кривуля Перестарался, так огрел пулемётчика по голове, что тот свалился замертво.

Захваченного в плен шофёра мы допросили, остановившись, не доезжая Каменки, на шоссе, где я разговаривал со старшиной. Теперь там стоял полковник с группой командиров. Справа в поле занимала оборону подходившая из Каменки пехота, слева у железной дороги становилась на огневые позиции артиллерия.

Пленный сообщил, что он из легкотанковой дивизии армии Клейста. Из его слов мы поняли, что эта дивизия имеет задачу бокового прикрытия армии, которая ещё в полдень овладела Радзехувом и Стоянувом. Сведения важные, нужно торопиться.

В Красне мы прибыли с опозданием на час, но штаба ещё здесь не было. Сдав органам безопасности шпионку и пожелав счастливого пути жене пограничника, мы поехали навстречу дивизии, движение которой задерживали налёты немецкой авиации. Дивизия то вытягивалась на шоссе, то опять уходила с него, поджидая в роще, пока наши истребители очистят небо.

*

Чуть свободная минута - мысли одолевают меня. Три дня войны, только три дня, а какая пропасть в моём сознании отделяет мирное время от сегодняшней действительности!

В разведке у меня иногда закрадывались сомнения, правильно ли действую, но я отгонял их, уверял себя, что действую правильно. Теперь я опять начинаю сомневаться, выполнил ли я в разведке долг командира. Да, конечно, комдив похвалил меня за обстоятельный доклад, но ведь я мог выполнить задание в два раза скорее, если б не отвлекался от прямых обязанностей. Зачем было собирать по дороге отставших красноармейцев, заниматься ловлей шпионки, разговаривать и возиться с женой пограничника? Сколько это отняло у штаба драгоценного времени! Я опоздал на целый час, а ведь мог вернуться раньше назначенного срока, и мы бы уж неслись навстречу обнаруженному противнику.

Я обвиняю себя в том, что в такой, возможно, решающий для судьбы армии момент я не сумел целеустремлённо,

не распыляясь, выполнить приказ своего командира, и в то же время спрашиваю себя: мог ли я, советский командир, равнодушно пройти мимо всего того, что видел?

И почему Васильев, для которого, кажется, нет ничего более священного, чем долг солдата, словом не обмолвился, когда я, сообщи" результаты разведки, доложил, что по пути пришлое!" отвлечься от прямых обязанностей?

Кривуля тот, видимо, нисколько не сомневается в том, что мы действовали правильно.

Опять разведбат движется в голове первого эшелона. Моя рота направляющая.

Прошли Красне. До Буска, где мост через Западный Буг, ещё два километра.

Конец нашей колонны танков и автомашин теряется в Красне. Кажется, по шоссе ползёт огромная серая гусеница, разрезая тёмно-зелёный разлив поля, на котором рощи и хутора выглядят, как островки. Солнце клонится к западу. Там, где скоро заалеет закат, в Западный Буг под острым углом впадает его приток, тот самый, который я переехал на окраине Красне. Мы движемся в треугольнике этих рек по шоссе вдоль железной дороги. Юго-восточнее, где-то километрах в десяти, также на Броды, идёт другая дивизия нашего корпуса. Должно быть, это над ними кружатся немецкие самолёты.

Где-то слева захлопали танковые пушки, над головой сердито проурчал снаряд, тоскливо заныл и разорвался впереди на шоссе. Будто какая-то пружина развернулась и бросила меня влево. Автоматически выбросил сигналы: "Противник слева", "Делай, как я". А что делать - и сам не знаю. Противника не видно, да и откуда он там может появиться - из-за реки, что ли?

Но вот в вечерних солнечных лучах в километре от нас на живых красках поля я увидел мёртвый цвет железа. От рощи и кустарников отделялся угрюмый серый вал. Утопая D яркой зелени поля, он плыл на нас. Вот он достиг голой пахоты, и уже простым глазом видны знакомые мне командирские башенки, тупорылые носы, тонкие щупальцы пушек. Впереди, у Буска, цепочка таких же танков сползала с шоссе влево. Теперь ясно! Они появились из Буска, с хода развернулись в атаку и, заходя слева, хотят прижать нас к Бугу.

- Немцы! В атаку идут!.. - крикнул Никитин и скрылся в башне, откуда тотчас послышался лязг затвора пушки.

За нами идёт полк Болховитинова. Вижу, что Мазаев принял мой сигнал и заметил немцев, хоть они от него ещё довольно далеко. Его батальон, круто развернувшись влево, врезается в рожь и, вытянувшись в линию, молча идёт навстречу противнику. По жёлто-красным флажкам, передающим сигналы, узнаю танк Мазаева. Рядом с ним, ближе ко мне, по пояс высунувшись из башни, забирает правее Герой Советского Союза лейтенант Фролов. Вдали, вздымая пыль, разворачивается второй батальон полка Болховитинова.

Что же делать мне со своими "малютками"? Идти в атаку или выдвигаться вперёд к Буску? Немцы развернулись влево от шоссе, инстинкт самозащиты тянет меня вправо, к Бугу, поблёскивающему в километре от шоссе. Ведя огонь из пушек, отхожу вправо и продвигаюсь по берегу реки вперёд к Буску. Удаляясь от своих и немцев, увязших в бое, кустами подхожу к местечку. Вот уже близко первая улица, упирающаяся в реку. Там мост. Мелькает мысль, что мы должны перейти через него, чтобы выйти к Бродам, и я кричу Кривуле:

- Захватить мост!

Он одобрительно кивает головой. "Это и есть моя задача", - твердо решаю я и повторяю сигнал "вперёд". Меня мучит вопрос, откуда пришли немцы. Если из Радзехува, то всё пропало - мост в их руках, я наткнусь у него на немецкие танки.

Но, может быть, они из Каменки, тогда я успею захватить мост раньше, чем они подойдут к нему.

До моста по улице местечка около километра. "Только бы удалось захватить его, а держать уже буду до последнего", - думаю я и все-таки ещё раз оглядываюсь на поле боя.