Он открыл один из тяжёлых сундуков. К моему удивлению я увидел, что изнутри он облицован пемзой. Маленькая шкатулка, которую он теперь поставил перед Лиандрой на низкий столик, действительно едва могла быть чем-то другим. Такие шкатулки для документов до сих пор использовались даже на нашей родине.

— Мне знакомы эти руны, — заметила Лиандра. — Это просто.

— Что там написано?

— Назовите милость Астарты в качестве ключа и наказание Борона в качестве замка.

— Насчёт ключа я понимаю, — сказал я, почесав затылок. — Но какое к этому имеет отношение наказание Борона?

Лиандра улыбнулась.

— Думаю, что вор узнает наказание Борона, если захочет украсть содержимое.

Я кивнул. Это должно быть достаточно устрашающе. Однако я написал бы угрозу на языке, который смог бы понять вор. Какой вообще вор умеет читать руны? Лиандра положила руку на плоскую шкатулку.

— Что ж, посмотрим… Милость Астарты.

Раздался щелчок.

Абдул низко поклонился Лиандре.

— Благодарю вас, эссэри.

Он благоговейно поднял крышку и заглянул внутрь. И разочарованно вздохнув, открыл шкатулку полностью.

— Я на слишком многое надеялся, — заметил он.

Судя по его разочарованию, я подумал, что шкатулка пуста. Но это было не так. В ней находился изящный серебряный обруч, так филигранно сплетённый из тончайшей серебряной проволоки, что выглядел почти как облако.

— Всего лишь украшение для волос. Хотя и очень красивое.

Абдул залез в шкатулку и достал серебряный обруч, он струился в его руках, словно тяжёлая ткань. Он взвесил его в руке и посмотрел на Лиандру.

— Это работа эльфов. Может он принадлежал одному из ваших предков. Возьмите его в качестве моей благодарности.

— Но — он безмерно ценный! — воскликнула Лиандра.

— Может где-нибудь в другом месте, но не здесь. Поскольку это эльфийская работа, каждый будет подозревать в ней магию. Если я захочу продать его на рынке, то получу стоимость серебра, а покупатель его расплавит. Если кто-нибудь будет достаточно смел, чтобы купить. Возьмите его. Шкатулка для меня ценнее, чем содержимое.

— А вам вообще можно его отдавать? — спросила Зиглинда.

— Да. Я купил эту шкатулку на рынке и заплатил из собственного кармана, — он поклонился. — Сейчас вам лучше пойти к казначею торговой гильдии, прежде чем станет ещё позже. Спасибо вам, — он посмотрел на Лиандру. — Когда будите его носить, улыбайтесь иногда и вспоминайте старого Абдула.

Лиандра слегка поклонилась.

— Так и сделаю. Спасибо за этот щедрый подарок.

Затем мы ушли.

— Скажите, Хавальд, — спросил Янош, когда мы направлялись через площадь к бирже, — вы когда-нибудь преподносили Лиандре подарок?

Лиандра улыбнулась.

— Такой возможности ещё не представлялось. А как насчёт вас и Зиглинды?

— Я простой человек и долго не колеблюсь, когда вижу перед собой счастье. Посмотрите.

Он взял руку Зиглинды и поднял. Простое серебряное кольцо обхватывало безымянный палец её левой руки.

— Да благословят вас боги. Когда это случилось, вы, хитрюги.

— Мне бы тоже хотелось это узнать.

Лиандра снова улыбнулась.

— Когда поняли, что переживём плен работорговцев. После боя, когда вы, Лиандра, ещё спали из-за истощения, мы соединили наши руки, души и сердца. Во время путешествия, продлившегося несколько дней, я постоянно боялся за неё и вскоре понял, что она та самая, вне зависимости от чар.

— Вы всё ещё думаете, что ваша любовь возникла из-за чар?

Янош притянул Зиглинду к себе.

— Возможно, она возникла из-за чар. Но это не страшно, потому что мы принадлежим друг другу.

— Пока не совсем, — заметила Зиглинда с тёплой улыбкой. — Сначала мой отец должен отвести меня в храм Астарты, прежде чем ты получишь мою руку, — она лучезарно улыбалась мне и Лиандре. — Может жрица сможет сочетать браком и вас, общая церемония для всех нас!

Я наблюдал за Лиандрой, когда та услышала предложение Зиглинды. Она улыбнулась, но ничего не сказала.

После сделки — теперь мы были счастливыми владельцами старого дома — мы вернулись в Дом Сотри Фонтаров.

Я открыл дверь в комнату отдыха. Передо мной стоял высокий, худой мужчина, одетый в простую серую мантию. Его седые волосы непокорно торчали во все стороны, были спутаны и доходили почти до пола. На голове и на запястьях он носил широкие медные обручи, серебряные цепи спускались от обруча на голове к запястьям. Медные обручи уже начали зеленеть, покрасив также его кожу. В руке он держал свой корявый посох, в который были вбиты сотни маленьких медных гвоздей. Я посмотрел на него с удивлением.

Он угрожающе поднял руку с посохом.

— Вон отсюда! Я работаю! — выкрикнул он, захлопнув перед моим носом дверь.

Я снова её открыл.

— Это мои комнаты!

— И что? — не глядя на меня промолвил он, сделав жест рукой. Дверь захлопнулась, и я услышал, как щёлкнул замок. Я хотел повернуть ключ, но он не двигался.

Зиглинда захихикала.

— Кто это? — спросила Лиандар с удивлением на лице.

Дверь в комнату удовольствий открылась, и Зокора вышла в коридор. Её рука больше не была привязана к телу.

— Целитель. Он сумасшедший. Но хорош в своём деле, — сообщила она, поведя плечом. — Меня он тоже подлатал, — она изучила Лиандру, Зиглинду и Яноша. — Вижу, что вы вернулись.

— И это всё? — с преувеличенным негодованием воскликнул Янош. — Я-то думал, что вы закатите вечеринку, чтобы выразить радость, которую, несомненно, испытываете из-за того, что встретили нас живыми и здоровыми.

Зокора посмотрела на него, медленно обведя взглядом с головы до ног и снова назад. Затем перевела взгляд на Лиандру.

— Во всём виновато солнце. Люди его не переносят.

— Я тоже рада вас видеть, — Зиглинда подошла к Зокоре. — Правда. Мы за вас тоже беспокоились, — серьёзно сказала она.

Я бы не стал клясться, но в этот момент Зокора выглядела почти так, будто была смущена.

— Она не хочет бросать вызов богам, — заметил Варош с широкой улыбкой, когда появился в дверях комнаты наслаждений.

— Я сама за себя говорю, — холодно молвила Зокора.

Варош улыбнулся.

— Я знаю.

— Что это только что было насчёт богов, которым она не хочет бросать вызов? — спросил я Вароша некоторое время спустя.

Он помог мне выбраться из доспехов, и я снова лакомился засахаренными фруктами. Мы были одни, Лиандра и Зокора хотели что-то обсудить, а Янош и Зиглинда удалились в свои комнаты.

— Зокора? Знаете, она задаёт мне вопросы о людях, а я ей о её мире. Её мир суров. Если кто-то возвращается с битвы, считается плохой приметой приветствовать его слишком радостно. Тогда боги знают, что он чего-то стоит, и заберут его при следующей.

— Она не хочет, чтобы мы это знали? — спросил я, пробуя засахаренное яблоко.

— Она не хочет объясняться. У меня сложилось впечатление, что если в её мире проявляешь чувства, то оказываешься в невыгодном положении, делая себя уязвимым, — вздохнул он. — Я знаю, что она что-то ко мне чувствует. Но иногда мне кажется, что я собираю крохи хлеба со стола.

— Варош, ты меняешь её взгляд на мир. Дай ей время. Для неё… Она эльф, для неё всё это должно быть происходит ужасно внезапно.

— Всегда, когда вы обращаетесь ко мне на «ты», для вас это важно, — заметил он. — Но да, Хавальд, я это знаю. Однако мы, люди, не можем позволить себе сотню лет терпения.

— Ты можешь мне сказать, что этот сумасшедший делает в моей комнате?

— Наталия. Она тоже там. Это тот целитель, о котором мы слышали. Он эксцентричный.

Виноградин у него не было, но они ему и не нужны. Наталия уже поправилась, но всё ещё запечатана в камне. Он говорит, что должен выманить её оттуда, и уже знает, как это сделать.

— Наталия поправилась?

— Да. Я сам это видел. Он даже лучше, чем Зокора со своими виноградинами. Он возложил руку на Наталию, болт выпал, и рана закрылась, хотя она камень. Только Наталия не просыпается.

— Почему он сумасшедший?

— Он рассказывает безумные вещи. Что видит другое, чем остальные. Что мир совершенно другой, чем есть на самом деле. Он видит металлических птиц, железные кареты и свечи без дыма, но ярче, чем солнце — вот такие вещи. Зокора думает, что он безобиден. Вы должны увидеть его дом, он полон странных вещей, которые он пытается смастерить. У него есть слуга, Омпута, с которым он постоянно разговаривает, только этого слуги не существует. На его холме стоит ветряная мельница, которая только и делает, что крутит большой железный камень в медной корзине. Он говорит, что это источник его магии.

— Я думал, что магию здесь осуждают. Разве он не рискует быть сожжённым на костре?

Варош рассмеялся.

— Да. конечно, но каждый здесь знает, что он сумасшедший. Знаете, что он потребовал от нас в качестве оплаты? Покрашенную медную проволоку длинной в двадцать шагов. Мы пол дня потратили, чтобы найти волочильщика проволоки, а потом ещё кого-то, кто покрасил бы эту проволоку. В коричневый цвет, потому что она для земли.

Я покачал головой. Получить силу исцеления от богов было великой милостью.

Но сойти из-за этого с ума…

Я встал.

— Сегодня ночью Зокора планирует что-то с охотником за головами. До тех пор пойду немного посплю. Но если Наталия проснётся, разбудите меня.

— Я помолюсь за неё, — сказал Варош.

— Не знаю, как он это сделал, — заметил Варош, после того, как разбудил меня. — Я этого не видел. Но Наталия полностью выздоровела. Она снова из плоти и крови и крепко спит.

Был поздний вечер, солнце село уже два часа назад, и мы были готовы претворить план Зокоры в жизнь.

— Сумасшедший ушел? — спросил я.

Варош кивнул.

— Хорошо, — сказал я. — Пришло время докопаться до сути.

11. Собаки, убийцы и предательство

— Он будет думать, что его погрызла крыса, ослабив при этом путы. И он должен быть в состояние разорвать их, — тихо заметила Зокора.

Была ночь, и Зокора стояла рядом со мной — тёмная тень в тёмном проходе дома. Отсюда у нас был хороший обзор на «Копьё Славы». Мы хотели позволить пойманному охотнику за головами сбежать, чтобы он привёл нас к своему заказчику, и мы, наконец, узнали, кто так загадочно преследует нас.