В президиуме Академии Наук СССР ждали высокого гостя. Дюжина тучных академиков, разомлевших от жары, словно стая потревоженных воронов: парадные костюмы, унылые, скучающие глаза. Приглушенно переговаривались.
— Что такое? Суббота, день-то вроде нерабочий, — возмущался Чквадзе, мягко, по-восточному, растягивая слова.
— Вот именно… — поддержал академик Семенов. — Подумаешь, Капитонов распорядился, можно было бы и до понедельника подождать.
Федор Константинов, философ, порицающе отозвался:
— Не Капитонов, а Кириленко!
— Теперь уже все равно — день пропащий…
— Отчего, может и поспеем к обеду на дачу, — голос у Ойзермана тонкий и жалостный, как у больного. Известно было, что он человек осведомленный. Арбатов надвинулся на него, взял за плечи:
— Не томи, Теодор, кого ждем? Почему спешка?
Ойзерман огляделся и сказал доверительно:
— Шефу, — указал глазами на вице-президента Академии Наук СССР Миллионщикова, — ночью звонил Брежнев. Установочка есть — принять азербайджанского секретаря. Ахундова, кажется…
— Новый фаворит?
— Говорят, будущий президент Азербайджанской Академии.
…Взволнован был и Миллионщиков. Только накануне Ахундов у него на даче жаловался:
— Понимаешь, дорогой, нет сил раздваиваться. Рано уходить с партийной работы. Дела в Азербайджане сложные, без меня совсем плохо будет. Но сердце зовет в науку, чувствую, там мое место…
Миллионщиков насторожился — Ахундова знал не первый год. Не случаен, стало быть, и подарок — поднос, инкрустированный драгоценными камнями.
— Для тебя лучшие азербайджанские мастера делали, — Ахундов поднял поднос к свету: рубины складывались в слова:
«Академик Миллионщиков», и чуть пониже — «Герой Социалистического Труда»
Ахундов обнял Миллионщикова, рассмеялся, однако глаза с красными прожилками внимательно всматривались в академика. Под этим изучающим взглядом Миллионщиков засуетился, застеснялся. По-своему поняв смущение приятеля, Ахундов обиделся:
— Не думай, это золото. Настоящее! Полтора кило… По сегодняшним деньгам — 22 тысячи 783 рубля.[2]
Миллионщиков хорошо знал: Ахундов питал слабость к ученым… Многие почтенные академики проводили отпуск на правительственной даче в Баку, возвращались щедро одаренными: кто старинной чеканкой, кто картинами и гравюрами местных художников. Когда Ахундов в Москве, в Институте микробиологии, защитил докторскую диссертацию, экспертной комиссии ВАКа было неудобно отсылать ее на отзыв оппонентам — утвердили вопреки инструкциям, без рецензий, там же, на комиссии. Факт, конечно, экстраординарный, но и соискатель необычный: член ЦК КПСС.
Миллионщиков уже и не мог бы сказать, сколько ответственных работников Азербайджана, пользуясь расположением Ахундова и его протекцией, получили научную степень — 70,80?
Поначалу были люди известные: Председатель Президиума Верховного Совета республики М. Искендеров, Председатель Совета Министров Э. Алиханов, потом шел поток секретарей ЦК и горкомов, министров, которых Миллионщиков сейчас и не припомнит. Они приезжали к нему с письмами от Ахундова, он их устраивал соискателями в академические институты и центры, обеспечивал отзывами, оппонентами, звонил в ВАК.
Соответственно рос и поток ученых — отпускников в Азербайджан: академиков, профессоров, докторов наук… Они уже не помещались на государственных дачах — построили правительственный комплекс-санаторий на берегу Каспийского моря, в Бильгях. Для любителей острых ощущений на юге Азербайджана, в Ленкорани, поставили дубовый сруб с псарней и егерями — круглый год шла охота с вертолетов на медведей, горных коз, выдру.
Время от времени сюда наезжали члены Политбюро — Шелест, Воронов, Кириленко, Рашидов. С ними — беспокойная кавалькада артистов. Становилось шумно и неуютно, и академики перебирались в комфортабельные виллы на высокогорное озеро Гёй-Гёль, летом катались на канатной дороге, ловили форель, зимой ходили на лыжах.
Миллионщикову рассказывали, что в Азербайджане не осталось ни одного министра и секретаря райкома не «остепененного». Слухи, видимо, преувеличены: по официальным отчетам АН СССР, лишь 67 процентов руководящих партийных работников и только 63 процента в номенклатуре Совета Министров Азербайджана имели ученые степени кандидата и доктора наук. Впрочем, последние сводки Миллионщиков просматривал в 66 году, а шел 69-й. Определенно процент должен был возрасти. Да и не только по Азербайджану: в 1969 году он составлял соответственно 62 и 59 процентов по Прибалтике, по Средней Азии — 58 и 56 процентов, а в Грузии и Армении поднимался до 71 и 73 процентов.[3]
Миллионщиков знал, что в каждый свой приезд в Москву: на сессии Верховного Совета, на пленум ЦК или просто на отдых — руководители Азербайджана приезжали не с пустыми руками. Помимо «дежурных» сувениров — ковров ручной работы, гравюр местных художников, искусно выполненных изделий народных умельцев, не говоря уже о так называемых «плодах солнечного Азербайджана» — марочных коньяках, икре и красной рыбе, которыми одаривались буквально все, кто так или иначе соприкасался с ними: административная челядь аппарата Совмина и инструкторы ЦК КПСС, — секретари и министры везли крупные суммы денег, распределяемых продуманно, по четкой системе.
Каждый секретарь ЦК Азербайджана имел в Москве своего доброго покровителя, ранг которого находился в точном соответствии с достоинством секретаря: Ахундов — Кириленко, третий секретарь Джафаров — Трапезникова, четвертый секретарь Сеидов — Полянского, председатель Совета Министров Алиханов — Мазурова, второй секретарь ЦК КП Азербайджана Козлов — Капитонова, председатель Верховного Совета Пскендеров — Органова. Республиканские министры также имели в Москве протеже: в союзных министерствах или в ЦК. Секретарь же ЦК Азербайджана по промышленности Амиров имел не одного, а сразу несколько патронов: в Госплане — Байбакова, и Совете Министров Мазурова, в ЦК КПСС Павлова. Поэтому отношение к нему в Москве было особенно теплым, сердечным, внимательным. Захотелось Амирову стать профессором — утвердили без защиты докторской диссертации, повлекло к Ленинской премии — дали. Завистники утверждали: сила Амирова в бильярде. Играл он неумело, неизменно проигрывал. Ставки ставил щедро — по 2–3 тысячи: меньше как-то неудобно, постоянными партнерами были люди влиятельные — управляющий делами ЦК КПСС Георгий Сергеевич Павлов, зав. отделами ЦК КПСС Василий Семенович Фролов и Виктор Михайлович Бушуев и сам председатель Госплана СССР Байбаков.
На Байбакова в Азербайджане смотрели как на «своего человека» в Москве. Начинал он свою карьеру в Азербайджане преподавателем индустриального института, выдвинули начальником АЗНЕФТИ. Как «местный кадр» был послан в Москву, в аппарат Совета Министров. Когда строптивый Байбаков не поладил с Хрущевым и был сослан в провинцию, бакинцы его не забыли — представили к Ленинской премии.
Технология получения Ленинских премий отлажена четко, действует безотказно. Разработала группа ученых оригинальный проект или проведено интересное исследование — эксплуатация нефтяных скважин, к примеру, в открытом море — прежде чем выдвинуть авторов на соискание премии, изыскивались «толкачи» — почтенные ученые в Москве. Подбирались надежные покровители в союзных главках и управлениях и… вводились в авторский коллектив. Тот, кто устоял перед соблазном «азербайджанского сувенира», искушался на честолюбии.
Те, кто стоял у истоков изобретения, теснились, сжимались, иные вообще оказывались вне списка. От них откупались посулами на повышение, обещаниями дать квартиру в хорошем районе, помогали купить вне очереди машину. Зато оставшимся Ленинская премия была обеспечена. Правда, сама премия — 10 тысяч рублей — крошилась между десятками совершенно непричастных к изобретению людей, но ведь важны не деньги, а звание лауреата, оно, как и ученая степень, предопределяло престиж и статус на многие годы. В одном из таких списков был и Байбаков. Таким же образом получил Ленинскую премию зам. Председателя Совета Министров Азербайджана (затем он станет министром СССР) Оруджев.