Над ухом, словно подслушав его мысли, тетя Луиза сказала:

— Большинство умерло в первые пять лет.

— Конечно, — согласился Старый. — Мы платили за опыт.

— Чудо, что все в первый год не умерли, — сказал Томас. — Ты помнишь?

— Помню, — ответил Старый.

Они остановились перед плитами в центре кладбища. Плиты были неотесанные, грубые, кривые, они почти ушли в землю, и цепкие рыжие лапки мха заплели их, превратив в округлые холмики.

Олегу захотелось вернуться, чтобы еще раз увидеть поселок. Он знал: Мать стоит у изгороди и надеется, что он это сделает. Олег даже пошел к двери в изгороди, но тут Томас сказал:

— Пора идти. Через пять часов начнет темнеть, а надо дойти до скал.

— Ой! — воскликнула Марьяна. Она быстро перебирала пальцами по мешку, висевшему через плечо.

— Забыла чего? — спросил Дик.

— Нет. Хотя забыла… Я на отца погляжу…

— Пошли, Марьяшка, — сказал Томас. — Чем скорей мы пойдем, тем скорее вернемся.

Марьяна отстала от остальных, Олег подошел к ней и сказал:

— Я тоже хотел вернуться. Ну хотя бы с холма поглядеть.

— Да?

Они шли рядом и молчали.

Шагах в тридцати за изгородью, где начинался стелющийся, коварный, липкий кустарник, остановились.

Луиза всех поцеловала. Старый попрощался за руку. Последним с Олегом.

— Я очень на тебя надеюсь, — сказал он. — Больше, чем на Томаса. Томас заботится о благе поселка, о сегодняшнем дне. Ты должен думать о будущем. Ты меня понимаешь?

— Хорошо. А вы за мамой посмотрите. Чтобы не скучала. Я принесу микроскоп.

— Спасибо. Возвращайтесь скорее.

Дик первым вошел в кустарник, легко и быстро отбрасывая концом копья липкие щупальца.

— Держитесь ближе за мной, — сказал он. — Пока они не опомнились.

Олег не оборачивался. Некогда было оборачиваться. Обернешься — ветка прилипнет к чоботу, потом не оторвешь, а оторвешь — три недели вонять будет. Отвратительный кустарник.

К сумеркам добрались до скал. Как Томас и рассчитывал.

Лес не доходил до скал, их акульи зубы торчали из голой, покрытой пятнами лишайника долины, клочья низких облаков пролетали так низко, что острия скал вспарывали им животы и исчезали в сером мареве. Томас сказал, что пещера, в которой он ночевал в прошлый раз, сухая и добраться до нее легко. За пять часов быстрой ходьбы по мелкому болоту все, кроме Дика, устали. А Дик, если и устал, об этом никому не говорил. Только скалил зубы.

— Тогда было холодней, — сказал Томас. — Мы тогда решили, что в холод легче перейти болота. А перевал был закрыт. Я помню, мы шли тут, и под ногами звенело, заморозки.

Между путниками и скалами лежало белесое круглое пятно метров двадцати в диаметре.

— Тут и звенело? — спросил Дик, который шел первым. Он резко остановился на краю пятна, поверхность которого чуть поблескивала, как кора сосны.

— Да, — Томас остановился рядом с Диком. Олег отстал. Он час назад взял у Марьяны мешок, чтобы не надорвалась. Марьяна не хотела отдавать. Дик только оскалился, а Томас сказал:

— Правильно. Завтра я тебе помогу. Потом Дик.

— Зачем помогать? — сказал Дик. — Вынем ночью лишнее, разберем по мешкам — и всем незаметно, и Марьяшке легче. Надо было раньше подумать. Два месяца собирались, а не подумали.

Интересно, а кому надо было думать? «Ты такой же мыслитель, как и все», — заметил про себя Олег. А тащить пришлось немало. Хоть Дик и говорил, что можно не беспокоиться о еде, он прокормит, он охотник. Все-таки взяли и вяленого мяса, и корней, и сушеных грибов, а главная тяжесть — сухие дрова, без них воды не вскипятишь, зверей не отгонишь.

— Знаете, на что это похоже? — сказала Марьяна, догнав мужчин. — На верхушку гриба. Громаднейшего гриба.

— Может быть, — сказал Дик. — Лучше мы обойдем его.

— Зачем? — спросил Олег. — По осыпи придется карабкаться.

— Я попробую, ладно? — сказала Марьяна, опустилась на колени, вытащила ножик.

— Ты что хочешь делать? — спросил Томас.

— Кусочек отрежу. И понюхаю. Если это съедобный гриб, представляешь, как здорово? Весь поселок кормить можно.

— Не стоит резать, — сказал Дик. — Не нравится мне твой гриб. И не гриб это вовсе.

Но Марьяна уже вогнала нож в край пятна. Но отрезать не успела — еле успела подхватить нож. Белое пятно вдруг вспучилось, задергалось, ринувшись валом в сторону Марьяны. Дик резко рванул девушку на себя, и они покатились по камням. Томас отпрыгнул следом и поднял арбалет. Дик, сидя на камнях, расхохотался.

— Чтобы его убить, надо стрелу с дом. Или больше!

— Я же говорила, что гриб. — Сказала Марьяна. — Ты зря испугался, Дик. Он пахнет, как гриб.

Судороги волнами прокатывались по белому пятну, зарождаясь в центре и разбегаясь к краям, будто круги по воде от камня. А центр гриба все поднимался и поднимался, словно кто-то хотел вырваться наружу, тюкался головой. Потом от центра побежали в стороны темные трещинки, они расширялись, и получились огромные лепестки, остриями к центру. Лепестки стали подниматься вверх и заворачиваться назад, пока не получился цветок.

— Это красиво, — сказала Марьяна. — Это просто красиво, правда?

— А ты хотел по нему гулять, — сказал Дик Олегу голосом старшего. Хотя они ровесники. Обоим было по два года, когда их несли через перевал.

Томас закинул арбалет на спину, подобрал с камней Марьянин ножик.

— Естествоиспытателям тоже полезно иногда думать. А потом испытывать.

— Он ничего не может с нами сделать, — проговорила Марьяна. — Он показывает, какой он красивый!

— Если только в нем нет паразитов, — сказал Дик. — Ну, пошли? А то стемнеет, пещеры не найдем. Все планы насмарку. Специально же вышли так, чтобы переночевать в знакомом месте.

Они обошли пятно по каменной осыпи. Сверху Олег попытался заглянуть в сердцевину цветка, но там было темно. И пусто.

— Как мы его назовем? — спросила Марьяна.

— Мухомор, — ответил Томас.

— А мухомор — это гриб?

— Мухомор — наверняка гриб, — сказал Томас. — Ядовитый и большой. С красной шляпкой, а по красной шляпке белые пятна.

— Не очень похоже, — сказал Дик.

— Но красиво звучит, — возразила Марьяна.

Давно уж так пошло, что названия неизвестным вещам давал Томас. Давал знакомые, не очень точные, но зачем придумывать новые? Был бы схожий признак. Грибы растут в земле, и их можно сушить. Значит, круглые оранжевые или синие шары, что закапываются в землю, шары, которые можно сушить и есть, варить и жарить, если как следует вымочишь, назовем грибами. Шакалы ходят стаями, питаются падалью, трусливы и жадны. И неважно, что шакалы — пресмыкающиеся. У медведя шерсть длинная, мохнатая, а сам большой… Хотя шерсть его — побеги перекати-поля, схожие с зеленоватыми волосами.

Олег запыхался, пока они пробирались по осыпи. Камни катились из-под ног. Марьянин мешок оттягивал руку, свой давил на плечи, Олег считал шаги. Где же эта чертова пещера? Воздух начал синеть, и без того день был пасмурным, а теперь уже в десятке шагов предметы расплывались, от земли поднимался серый туман, пора прятаться, ночью даже Дик не рискнет пойти в лес или в степь. В темноте появляются ночные твари. Те, кто выходит ночью за изгородь, не возвращаются. А здесь, вдали от деревни… Олег обернулся. Ему показалось, что за ним кто-то идет. Нет, только туман. Он не заметил, что прибавил шагу, — тут же обернулся Томас, негромко прикрикнул:

— На меня не налетай, сшибешь. Держи дистанцию.

И все-таки Олег никак не мог отделаться от ощущения, что кто-то идет сзади.

Спина Томаса исчезла — Томас обогнал Марьяну. Теперь впереди идет Марьяшка. У нее узкая спина, даже в теплой куртке узкая. Марьяна спотыкается. Она в сумерках плохо видит. Эгле сказала — куриная слепота, но нестандартная, а эндемичная. «Эндемичная… То есть свойственная данной местности», — прозвучал в ушах голос Старого. Как будто тот был рядом.

— Хочешь, тебя за руку возьму? — спросил Олег.

Они вдвоем шли через бесконечный туман, утопая в нем по колени.