Все послеобеденное время я провела на картонной фабрике, выслушивая ужасающие истории о творившемся там подпольном наркобизнесе. Хозяин очень внимательно вник в план действий, предложенный мною: негласное наблюдение моими силами, подкрепленное участием доверенных лиц с самой фабрики. В таких акциях мне обычно помогают братья Стритер. У них и транспорт есть свой, и люди для наружного наблюдения. Хозяин отнесся к идее с энтузиазмом, каковой, впрочем, сильно поубавился, стоило мне объявить сумму гонорара: десять тысяч ежемесячно; он сказал, что обдумает все как следует за субботу. Я улыбнулась в душе: конечно, хотел сравнить прибыли и потери от операции.

Несмотря на то, что август уже вливался в сентябрь, было еще удушливо и жарко. Особенно если застрянешь в уличной пробке. Дома я переоделась, натянула купальник и отправилась на целый вечер к озеру.

В контору «Ик-Пифф» я поехала ближе к полуночи. Учитывая, что алкоголики становятся агрессивнее, когда собираются вместе, я не взяла с собой сумочку; револьвер засунула за пояс джинсов, а бумажник положила в наружный карман. Прошлой зимой я потеряла свой набор отмычек, но теперь у меня, была сделанная на заказ комбинация наиболее стандартных, часто употребляемых ключей и пластмассовая короткая линейка.

По дороге я раздумывала: почему для меня так важно знать, кто оплачивает счета Дика? И уж конечно во мне до сих пор кипела ярость оттого, что Монкфиш безнаказанно разгромил клинику Лотти. Впрочем, был бы мой расследовательский жар так силен, если бы Дитера защищал другой адвокат? Мне ненавистна мысль о том, что после стольких лет я все еще невольно страдаю от ощущения горечи и досады.

Я припарковалась далеко от конторы и оставшийся квартал прошла пешком. Негоже женщине находиться в этих местах после наступления темноты: в жаркую душную ночь вся нечисть выползает из щелей подышать. Разумеется, я была уверена, что смогу убежать от этих потерявших человеческий облик существ, а в крайнем случае пущу в ход оружие. И тем не менее облегченно вздохнула, когда невредимой добралась до лестницы в обители Монкфиша, если, конечно, не считать непристойных выкриков в мой адрес.

На лестнице было темно. Я включила крошечный фонарик. Шорох мягких шажков позади свидетельствовал, что крысы лакомились дневными объедками. На площадке второго этажа лежал навзничь мужчина. Его обильно вырвало. Блевотина стекала по ступенькам, и как я ни старалась, все-таки угодила в омерзительную лужу, перешагивая через неподвижное тело.

Несколько минут я постояла перед дверью Монкфиша, прислушиваясь: нет ли кого в конторе. Вряд ли там меня ожидала церемония встречи: никто, будучи в здравом рассудке, не стал бы ошиваться здесь в такое время во мраке. Хотя даже самый благожелательный поклонник Дитера, очевидно, не удержался бы от внесения ему иска за антисанитарию.

Я вытащила набор ключей и линейку. Не очень-то заботясь о тишине, стала возиться с замком, располагавшимся под плакатом с изображением человеческого зародыша. Спасаясь от соседей, Монкфиш поставил усиленный двойной замок, который долго не поддавался. Потребовалось десять минут на то, чтобы его открыть. Войдя в комнату, я зажгла верхний свет. Никто из встреченных мною на подходе к дому не вспомнит ни того, как я выгляжу, ни тем более того, когда это было.

Конверты с написанными от руки почтовыми кодами и адресами лежали кучками на столе. Зачем приобретать компьютер, если есть Марджори? Кстати, никакой компьютер в таком воровском месте и недели не простоит. Так что Марджори была плодом трогательной смекалки. Я раскрыла один из конвертов – взглянуть, каков боевой клич Монкфиша на неделю.

«Мельница абортов перестала махать крыльями!» – провозглашалось в одном тексте... «Группка смельчаков, посвятившая себя служению ЖИЗНИ, рисковала ею и была брошена в тюрьму за то, что пыталась уничтожить концлагерь СМЕРТИ, более чудовищный, чем Освенцим»...

Так Дитер романтизировал погром клиники Лотти. Меня чуть наизнанку не вывернуло. Большое было искушение присовокупить к моим ночным деяниям – взлому помещения и грабежу – еще и поджог.

В комнате трудно было спрятать что-либо надежно. Я нашла бухгалтерские книги и список спонсоров в верхнем ящике стола Марджори. Финансовая деятельность отражалась в довольно объемистых гроссбухах. Приходы и расходы. По крайней мере, хоть какая-то система. Но это только так казалось. Все было зафиксировано вперемешку. Например:

3.26. Приобретено крышек для ящиков на 21,13 долл.

3.28. Заплачено за телефон – 198,42 долл.

4.2. Получено почтовых переводов – 212, 15 долл.

И так далее.

Правда, сначала Марджори пыталась аккуратно заполнять графы, а потом поехало, что под руку попадется: «расходы» или «приходы» – все едино... Так, видно, было быстрей.

Я в задумчивости повертела авторучку. Да у меня десятки часов уйдут на дешифровку гроссбухов... А я и минуты не хотела оставаться здесь, вблизи алкашей и крыс. Разумеется, ксерокса в, конторе не было. У Монкфиша имелись мой адрес, телефон... Если я украду обе книги или хотя бы вырву несколько страниц, Дитер сразу догадается, где их искать. С другой стороны, раз уж я здесь...

Я взяла гроссбухи и поставила на них ящичек с карточками спонсоров. Затем заглянула в мой кошелек. Там была двадцатка одной бумажкой и семь однодолларовых купюр. Я зажала пять штук в кулаке, две положила в наружный карман, а двадцатку поместила поверх ящичка. С этим грузом, не выключив лампу и не закрыв дверь, я вышла на лестницу. Мой «друг» со второго этажа все еще был на месте. На этот раз мне с занятыми руками перешагнуть через него было еще трудней. Я задела его голову ногой, но он не проснулся.

Трое пьяниц сидели на полу в вестибюле. Они с подозрением посмотрели на меня, но не шевельнулись. Я разжала кулак, купюры высыпались, и тогда-то алкаши ринулись за ними.

– Эй, эй, братцы, они мои, – захныкала я. – Это я их нашла. Если вы, ребята, хотите подзаработать, так и зарабатывайте сами.

Я поставила груз у ног и сделала неловкое движение в попытке собрать долларовые бумажки. Один алкаш увидел деньги в карманчике и выхватил их.

– Ну же, парни! Миленькие! Отдайте. Там наверху их целая куча. Хотите взять? Идите берите сами.

При этих словах они замерли и уставились на меня.

– Ты что, их наверху достала? – спросил один, неопределенного возраста и, кажется, белый.

– Там офис наверху, – канючила я. – Они там свет оставили и все... А это я в ящике нашла. Там было больше, незапертые... А я не воровка, просто мне на бутылку надо...

Все еще глядя на меня с подозрением, они пошептались. Затем увидели ящик с картотекой.

– У нее там деньги! – объявил белый.

Не успел он опрокинуть или схватить ящик, я открыла его и показала содержимое.

– Ну, и какие же тут деньги?

– Ладно, забудь, – прохрипел он, одетый в необъятную шубу.

Его компаньоны потеснились, явно указывая мне на дверь. Иначе, мол, хуже будет. Я метнулась к выходу, когда они уже взбегали по лестнице, отпихивая друг друга локтями и сквернословя.

По дороге к автомобилю мне пришлось миновать двух спорщиков. Один носил элегантный костюм-тройку явно с чужого огромного плеча, на другом была безрукавка, кое-как заправленная в грязный комбинезон.

– А я тебе говорю, ни у кого нет такой силы удара, как у Билли Уильямса, – безапелляционно изрек Костюм, угрожающе сближая пасть с носом Комбинезона.

– Эй, мальчики! – крикнула я. – Там офис открыт, а в нем «бабки». Я их нашла, но те ребята меня прогнали.

Пришлось несколько раз повторить эту тираду, прежде чем до них дошло, в чем дело, и они бросились к конторе Монкфиша, а я устремилась к машине. Полицейские патрульные довольно часто навещают этот район, и мне ничуть не светило, чтобы меня тут подловили.

Забравшись в «шеви», я сбросила воняющие блевотиной кроссовки и ехала домой босая. При подъезде к дому увидела стоявший наискось от него автомобиль Питера. Мне стало неловко, я вспомнила, что мы должны были вместе поужинать. Монкфиш и поездка в его штаб-квартиру начисто вымели что-либо из головы.