Я кивнула, чтобы показать, что в сложившихся обстоятельствах полностью готова следовать ее приказам.

— Хорошо, — сказала Мария де Сильва и убрала руку с моего рта. Я почувствовала привкус крови.

Мария восседала на мне — из-за всех ее кружевных нижних юбок у меня жутко чесался нос — и теперь смотрела на меня сверху вниз, и прекрасные черты ее лица исказила гримаса отвращения.

— А мне говорили, чтобы я была начеку, — фыркнула она. — Что ты ловкачка. Но ты не такая уж и ловкая, а? Ты просто девчонка. Глупая маленькая девчонка.

Мария откинула голову назад и расхохоталась.

А потом исчезла. Раз — и нет.

Почувствовав, что снова могу пошевелиться, я вскочила с кровати и бросилась в ванную. Включив свет, я посмотрела в зеркало над раковиной.

Нет. Это был не кошмарный сон. Между зубами в том месте, где перстень Марии де Сильва порезал мне десну, выступила кровь.

Я полоскала рот до тех пор, пока кровь не перестала сочиться, после чего потушила свет в ванной и побрела в комнату. Я шла как в тумане. Никак не могла до конца осознать, что только что произошло. Мария де Сильва. Только что в моей спальне появилась и угрожала мне Мария де Сильва, невеста Джесса — думаю, в данных обстоятельствах у меня были все основания называть ее бывшей невестой. Она угрожала мне. Милой маленькой мне.

Тут есть над чем подумать, особенно учитывая, что сейчас — ну я не знаю — часа четыре утра?

И все же оказалось, что мне предстояло еще одно ночное потрясение. Только я вышла из ванной, как заметила, что кто-то стоит, прислонившись к одному из столбиков, поддерживающих балдахин.

Только это был не кто-то, а Джесс. И, увидев меня, он тут же выпрямился.

— С тобой все в порядке? — обеспокоенно спросил он. — Мне показалось, что… Сюзанна, тут только что кто-то был?

Э-э, ты имеешь в виду свою бывшую подружку, размахивающую ножом?

Вот что я подумала. Но вслух сказала лишь одно слово:

— Нет.

Да ладно вам, не начинайте. Причина, по которой я не рассказала ему о ночном визите, не имела ничего общего с угрозами Марии.

Нет, дело было в том, что именно она потребовала. Ну чтобы Энди перестал копать на заднем дворе. Так как это могло означать только одно: Мария не хочет, чтобы обнаружили что-то там зарытое.

И у меня было чувство, будто я знаю, что именно.

А еще у меня было чувство, что как раз из-за этого Джесс так долго околачивался на холмах Кармела.

Мне бы следовало все это ему выложить, так? В смысле, да ладно вам: у него было право знать. Его это касалось в первую очередь.

Но я не сомневалась, что это навсегда отнимет его у меня.

Да, знаю: если бы я любила его по-настоящему, то с радостью освободила бы, как в том стихотворении, которое всегда печатают на плакатах с летящими чайками: «Если любишь что-то — отпусти. И, коль суждено, — оно вернется».

Вот что я вам скажу. Это стихотворение дурацкое, ясно? И в данной ситуации совершенно, ни капельки не подходит. Потому что как только Джесс освободится, он никогда ко мне не вернется. Потому что не сможет. Потому что будет на небесах, ну или в другой жизни, ну или где он там окажется.

И потом мне придется стать монашкой.

Боже. Господи, жизнь — отстой!

Я заползла обратно в кровать.

— Слушай, Джесс, — сказала я, натянув одеяло под подбородок. На мне были футболка и шорты, но, знаете, без лифчика и все такое. Не то чтобы Джесс смог рассмотреть что-то в темноте, но кто его знает. — Я очень устала.

— О! — спохватился он. — Разумеется. Но… Ты уверена, что тут никого не было? Могу поклясться, что…

Я подождала, пока он договорит. Вот как он закончит это предложение? «Могу поклясться, что слышал сладкий голосок женщины, которую я когда-то любил»? «Могу поклясться, что я почувствовал аромат ее духов»? У которых, кстати, был запах цветов апельсинового дерева. Но он не сказал ничего подобного.

Вместо этого Джесс очень смущенно произнес:

— Извини.

И исчез точно так же, как исчезла его бывшая подружка.

На самом деле, если вдуматься, они могли даже столкнуться где-то там, в своей духовной плоскости, со всеми этими материализациями и дематериализациями.

Но, очевидно, не столкнулись.

Не буду врать, что я тут же легла и заснула. Сна не было ни в одном глазу. Я чувствовала жуткую усталость, но в мозгу постоянно крутились слова Марии, снова и снова. С чего она вообще так переполошилась? В тех письмах не было совершенно ничего компрометирующего. В смысле, если это правда, что она замочила Джесса, чтобы вместо него выйти замуж за своего парня Диего.

И если эти письма были столь важны, почему она не уничтожила их в свое время, много лет назад? Почему они оказались закопаны на нашем заднем дворе в коробке от сигар?

Но меня даже не это на самом деле волновало. Мне не давала заснуть мысль о том, что Мария хотела, чтобы я заставила Энди прекратить земельные работы. Потому что это могло означать лишь одно: там скрывалось что-то гораздо более компрометирующее.

Вроде тела.

И я даже подумать боялась, чье оно.

И проснувшись несколько часов спустя, после того как наконец-то смогла задремать, я все еще не хотела об этом думать.

Но одно я знала наверняка: я не буду просить Энди, чтобы он прекратил раскопки (будто он бы меня послушал, даже если бы я попросила), и письма тоже не уничтожу. Ни за что, черт побери!

Наоборот, я взяла их с собой, просто на всякий случай, сказав Энди, что сама отнесу их в историческое общество. Решила, что так будет безопаснее, если вдруг старушке Марии Диего что-нибудь взбредет в голову. Энди удивился, но не настолько, чтобы поинтересоваться, зачем мне это нужно. Он был слишком занят, распекая Балбеса за то, что тот копал в неправильном месте.

Когда я приехала в курортный комплекс «Пеббл-Бич» в то утро, Кейтлин вместо приветствия сказала обвинительным тоном:

— Ну, не знаю, что ты сделала с Джеком Слейтером, но его семья попросила, чтобы ты присматривала исключительно за ним до конца их пребывания в отеле… в общем, до субботы.

Я не удивилась. Да и не особо возражала. Фактор Пола, конечно, по-прежнему тревожил, но теперь, когда я знала причину странного поведения Джека, мне искренне нравился этот парнишка.

А он, как стало очевидно сразу же после моего появления в номере Слейтеров, сходил по мне с ума. Ни о каком валянии на полу перед телевизором не было и речи. Джек уже натянул плавки и был готов идти в бассейн.

— А ты научишь меня сегодня баттерфляю, Сьюз? — поинтересовался он. — Всегда хотел научиться так плавать.

— Сьюзен, — шепотом обратилась ко мне его мама, прежде чем убежать в парикмахерский салон (ни Пола, ни его отца, к моему облегчению, не было видно — они ушли в гольф-клуб на семичасовую партию). — Не знаю, как тебя и благодарить за то, что ты сделала с Джеком. Не представляю, что ты ему вчера сказала, но мальчика словно подменили. Никогда не видела его таким счастливым. Знаешь, Джек ведь чрезвычайно чувствительный ребенок. С очень живым воображением. Всегда считал, что видит… ну, мертвых людей. Он тебе об этом говорил?

Я как ни в чем не бывало ответила, что да, говорил.

— Ну, мы зашли в тупик. Водили показывать его тридцати разным докторам, и никто — никто — не мог до него достучаться. А потом появилась ты, и… — Нэнси Слейтер восторженно посмотрела на меня аккуратно подведенными голубыми глазами. — В общем, я не знаю, сможем ли мы когда-то в полной мере тебя отблагодарить, Сьюзен.

Ну например, можете начать называть меня верно по имени, подумала я. Но на самом деле мне было все равно. Я просто ответила:

— Нет проблем, миссис Слейтер, — и, забрав Джека, отправилась с ним к бассейну.

Джека действительно словно подменили. Это было совершенно очевидно. Даже Соня, вырванный из своей почти постоянной полудремы счастливым плесканием Джека, спросил меня, тот ли это мальчик, с которым он видел меня вчера, и когда я подтвердила, что тот самый, на секунду или две выглядел по-настоящему изумленным, прежде чем снова вырубился. Вещи, которые когда-то пугали Джека — собственно, все вокруг, — казалось, больше его ни в малейшей степени не беспокоили.