Крайне интересная переписка! И кто же этот «пакостный народ, состоящий из разбойников и лавочников, эта толпа трусливой сволочи, у которой нет никакого представления о чести»?

Может быть греки? Но греческие повстанцы истекали в это время кровью в неравной борьбе за свободу своего Отечества. Бегут же, как правило, те, у кого никогда не было Отечества и для кого борьба за свободу своего народа — всего лишь «ухудшение условий среды обитания».

Нет, не случайно «главные пушкиноведы» у нас Эйдельман, Гоц, Абрамович, Лотман и др. Не случайно, что их духовный отец, академик Д.С.Лихачев (ученик Жирмунского) объявляет русских писателей В.Белова, В.Астафьева, В.Распутина — черносотенцами. Если уж замолчать, зачеркнуть Пушкина — Первого Поэта России нельзя, то «разтолковать», объяснить его русскому народу, выходит, была какая-то настоятельная необходимость. В чём дело?

Почему даже невооруженному взгляду непредвзятого читателя при изучении эпистолярного наследия поэта бросается в глаза желание прошлых и современных «толкователей» пушкинского наследия убрать оттуда всё, что касается упоминания роли иудо-масонов в судьбе «жертвопринесённых» декабристов. Фактов, к сожалению, мало, но кое-что осталось. Если же эти факты разсматривать в связи с обстановкой, царившей в то время в литературных кругах, то можно понять очень многое. Но главное — идти за Пушкиным, строго за Пушкиным, а не за его «толкователями».

Вот, например, письмо поэта А.А.Бестужеву от 29 июня 1824 года из Одессы:

«Онегин мой растёт. Да чёрт его напечатают — я думал, что цензура ваша поумнела при Шишкове — а вижу, что и при старом по старому. Если согласие моё, не шутя, тебе нужно для напечатания Разбойников (Имеются в виду „Братья-разбойники“), то я никак его не дам, если не пропустят „жид“ и „харчевни“ (скоты! скоты! скоты!), а „попа“ — к чёрту его».

В чём дело? Отчего такая несговорчивая горячность в отношении одного лишь слова! Да и кто эти «разбойники» в пушкинском определении? Это надо знать точно, ибо подобное знание многое проясняет в тех «нелепых обвинениях», которые приписывались Пушкину в отношении его «неверного понимания» освободительной войны в Греции. Внимательное прочтение «Братьев-разбойников» кое-что проясняет в понимании столь категоричного пушкинского определения «пакостного народа, состоящего из разбойников и лавочников».

Не стая воронов слеталась

Нa груды тлеющих костей,

За Волгой, ночью вкруг огней

Удалых шайка собиралась.

Какая смесь одежд и лиц,

Племён, наречий, состояний

Из хат, из келий, из темниц

Они стеклися для стяжаний!

Кто же собирается в шайки для стяжаний в начале XIX века? Здесь Пушкин точен:

Меж ними зрится и беглец

С брегов воинственного Дона

И чёрный в

И дикие сыны степей…

А что объединяет эту «толпу»?

Опасность, кровь, разврат, обман

Суть узы страшного семейства;

Тот их, кто с каменной душой

Прошёл все степени злодейства.

Нет, не всегда еврей был таким внешне тихим и респектабельным, каким он видится многим в конце XX века. Был он и лавочником, богатым жидом, бывал и разбойником, иногда даже предводителем шайки.

Идёт ли позднею дорогой

Богатый жид иль поп убогой.

Столетие спустя это соединение «разбойника» и «лавочника» в одном лице Россия почувствовала на себе в полную меру и стоило это нашествие народу великих жертв. Пушкин, наделённый от природы даром прозорливости, ещё в зародыше увидел то, что начиналось в России под флагом «многоликого международного мракобесия». Увидел, ужаснулся, не принял, заклеймил и тем самым вызвал на себя огонь тех сил, которые уже давно стремились разрушить нравственные устои, духовные основы русской государственности.

В 1824 году на пути этих сил встал новый цензор Александр Семенович Шишков — 70-летний адмирал, одаренный писатель, талантливый учёный-лингвист, предвосхитивший многие позднейшие открытия в языкознании. Не случайно полтора столетия на этого виднейшего государственного деятеля первой половины XIX века был навешен ярлык реакционера. Дело в том, что А.С.Шишков, «муж отечестволюбивый» повёл непримиримую борьбу с одержимыми «модной болезнью», объединенными в окололитературные общества типа «Арзамас» и «Зелёная лампа».

Первый поэт России встретил с одобрением перемены в цензуре. В июне 1824 года он пишет брату Л.С.Пушкину из Одессы:

«Бируков и Красовский (прежние цензоры) невтерпёж были глупы, своенравны и притеснительны. Это долго не могло продлиться. На каком основании начал свои действия дедушка Шишков? Не запретил ли он „Бахчисарайский фонтан“ из уважения к святыне Академического словаря и неблазно составленному слову водомет? Шутки в сторону, ожидаю добра для литературы вообще и посылаю ему лобзание не яко Иуда-Арзамасец, но яко Разбойник-Романтик».

Да, мы знаем, что какое-то время Пушкин состоял в «Арзамасе», где числился под кличкой «Сверчок». Однако, он скоро разошёлся с этими «бойкими ребятами, всегда стремящимися оказаться впереди прогресса». Много пришлось выдержать поэту обвинений по этому поводу, в том числе и обвинений в предательстве. Однако, хорошо известно, что от своей линии, которая определялась его пониманием развития исторических событий, Пушкин никогда не отступал, и здесь в лице Шишкова он видел прочную основу. Так в письме своему другу П.А.Вяземскому в июне 1824 года, давая характеристику русской оппозиции «состоявшейся благодаря русскому Богу из наших писателей, каких бы то ни было», поэт с горечью замечает о том направлении, которое принимает в России литературное дело:

«… вся эта сволочь опять угомонится, журналы пойдут врать своим чередом, Русь — своим чередом — вот как Шишков сделает всю обедню…»

В последних словах явно слышится надежда. А через полгода, в январе 1825года из ссылки П.А.Вяземскому Пушкин даёт оценку новому цензору совершенно определенную:

Сей старец дорог нам: он блещет средь народа

Священной памятью Двенадцатого года,

Один в толпе вельмож он русских муз любил

Их незамеченных создал, соединил. [10]

Рано или поздно, но история возстанавливает справедливость. В 1987 году издательство «Молодая гвардия» выпустила книгу В.Карпеца «Муж отечестволюбивый», в которой возвращается доброе имя человеку, имевшему смелость публично заявить при уходе в отставку: «Цари имеют больше надобности в добрых людях, нежели добрые люди в них».

Однако, не меньшей смелостью надо было обладать в то время, чтобы бросить вызов «вольным каменщикам», поскольку в их рядах числился даже сам глава III отделении собственной Его императорского Величества канцелярии А.Х.Бенкендорф.

Речь идет о «Библейском обществе», против которого тогда так рискованно выступал Шишков. Почему рискованно? Да потому, справедливо отмечается в книге, что «масоны мстили жестоко и наверняка, и немало ладей, столкнувшись с ними, погибало загадочной смертью».

Итак, «Библейское общество»!? Для понимания отношения к нему Пушкина необходимо разобраться в том, как поэт относился и к «небанальному литературному документу» под именем которого это общество выступало. Вопрос этот интересен потому, что не разобравшись в нём, мы не сможем до конца понять и отношения великого русского поэта к иудаизму и масонству.

Странную вещь можно заметить при изучении писем Пушкина. Как только хотя бы краем в переписке этот вопрос затрагивается, то либо письмо надорвано, либо это вообще отрывок (чаще черновой), к тому же с неопределённой датой и местом отправки (то ли Одесса, то ли Кишинёв). А в довершение всех прочих неопределённостей — и адресат неизвестен.

Как, например вот это (то ли апрель, то ли май 1824 года, из Одессы), представляющее собой ответ на неизвестные вопросы неизвестному адресату:

«… читая Шекспира и Библию, святый дух иногда мне по сердцу, но предпочитаю Гёте и Шекспира».

Письмо это интересно тем, что, судя по комментариям к нему, именно оно послужило причиною исключения Пушкина со службы и ссылки его в Михайловское. Другими словами, это уже было не частное письмо, а документ жандармского управления и, следовательно, оно должно было либо исчезнуть совсем, либо наоборот, сохраниться полностью и окончательно, а не как «отрывок неизвестному адресату». Но это уже больше вопросы для следователей, которые пожелают разобраться, кому и чем это, по нашему мнению (разумеется основанному на прочтении указанного отрывка), безобидное письмо могло помешать.