- Да хоть разбирайся, хоть нет - погань ты! Мразь! - она обратилась к Пряхину. - А ты что молчишь?! Мужик называется! Тошно мне на тебя глядеть. Хоть бы голос подал...

- Я ему подам, - пригрозил Тимка.

- Не бузи, - ответила она. - Стоящий мужик тебя по стене размажет, падаль! - Рая вышла из комнаты.

Все сидели в молчании. Стало так тихо, что слышно было, как за окном посвистывает ветер.

Это был сырой весенний ветер Японского моря, гнавший волну в бухте Находки; он насквозь продувал Внутреннюю Гавань и летел дальше, на север, в Сучанскую долину, за которой слабел, угасал и терялся в глухих распадках Сихотэ-Алиня.

Ветер нес влагу и запах моря и вызывал смятение, потому что внятно помнилось открытое неоглядное пространство - там, откуда он прилетел.

Пряхин поникше сидел за столом. В комнате происходило какое-то движение, разговоры, кто-то входил, выходил - Пряхин не замечал. Было тошно и муторно, едкая горечь скреблась и саднила в груди, на плечи давила каменная тяжесть - пальцем не шевельнуть, чернота в глазах. Но самое главное - никого не хотелось видеть, до одури, до рвоты, а тем более встречаться взглядом или говорить.

Гости ушли, но Толик вскоре вернулся, и они допили остатки; Пряхин пить не стал - такого с ним не бывало.

- Совсем мужик скис, - заметил Проша. - А бабенка ничего...

- Я б не прочь с ней сразиться, - вставил Толик.

- Кишка тонка, - засмеялся Проша.

Они посидели, вяло покидались словами, и Проша объявил:

- Мужики, пора ночевать... Надо сговориться, кто с кем.

- Я не в счет, к своей пойду, - отозвался Толик.

- Понятно... Хорошо устроился, - Проша глянул на остальных. - Как народ? Давайте заявки...

- Как это? - непонимающе поднял голову Пряхин.

- О, сразу очнулся, - показал на него Проша. - Не прикидывайся. Нас трое, их трое, надо решить.

- А они знают? - Пряхин пребывал в растерянности.

- Узнают, - развеселился Проша. - Телеграмму пошлем.

- Закройся, щербатый, - предложил Пряхину Тимка.

- А вы их спросили? - не унимался Пряхин.

- Спросим, спросим... - пообещал Проша. - Собрание устроим.

- Малохольный, - Толик показал на Пряхина и покрутил пальцем у виска.

- Ну ты, хмырь!.. - мрачно глянул на Пряхина Тимка. - Не хочешь, ходи голодный.

- Силком, что ли? - вертел на всех головой Пряхин.

- Зачем? - усмехнулся Проша. - Большинством голосов.

- Да он тронутый! - пятился на Михаила Толик.

- А ежели они против? - спросил Пряхин.

- Уговорим, - добродушно объяснил Проша. - Слушали-постановили...

Они стали переговариваться, Пряхин сидел неподвижно, погруженный в раздумья.

- Дерьмо, - неожиданно сказал он без адреса. Помолчал и скованно повторил:

- Дерьмо.

- Ты чего? - прищурился Проша. - Нехорошо, кореш...

- Дерьмо, - в лицо ему сказал Пряхин.

- Слушай, придурок... - начал было Толик, но Пряхин его перебил:

- Дерьмо.

- Ах, ты, падло! - взвился Тимка. - Да я тебе...

- Дерьмо, - повернулся к нему Пряхин.

Он знал, что ему несдобровать, хотя мог еще унести ноги, кинуться в дверь и сбежать, но рано или поздно нужно держать ответ: беги не беги, а платить придется. Он обернулся к лежащему на кровати физику-химику и сказал:

- И ты дерьмо.

Пряхин наперед знал, что пощады не будет, свое он получит, но не жалел ни о чем, лишь повторил снова:

- Все вы тут дерьмо.

Они избили его, Пряхин не сопротивлялся. Позже он с трудом поднялся с грязного, заплеванного пола и медленно побрел прочь.

На дворе темнота была не такой кромешной, какой казалась из комнаты, в селе тускло светились редкие огни.

Дул сырой ветер, погода была промозглая, но - странное дело! - в душу снизошел покой. Вот ведь как оказалось - места живого нет, лицо вспухло, а испытываешь облегчение, будто повезло.

Он чувствовал непонятную свободу, даром что еле двигался, но стало легко, словно отдал все долги и уладил дела: никому ничего не должен.

Пряхин побрел за бараки, он еще днем приметил укромное место, где лежали на земле ящики, отыскал их и сел, в комок сжался. Откуда ни возьмись, появилась стайка собак, они послонялись вокруг и легли рядом, видно, приняли за своего.

Он подумал, что они правы, он один из них - ни кола, ни двора, ни будки своей, ни миски.

Неожиданно собаки чутко подняли уши, заворчали глухо, потом вскинулись в звонком лае; Пряхин их усмирил - цыкнул, и они умолкли, словно признали в нем хозяина.

Кто-то медленно приблизился, и Пряхин, не зная еще, догадался, кто идет.

Рая молча села на ящик и посидела смирно, куталась в платок, зябко горбила плечи.

- Схлопотал? - спросила она.

Пряхин не ответил, жевал разбитые губы.

- Что молчишь? Загордился?

- А что говорить? Сама видишь...

Она пригляделась в темноте, выпростала из рукава руку и мягко ощупала его лицо и голову:

- Больно?

- Есть маленько, - поморщился Пряхин, готовый и дальше терпеть, лишь бы она касалась его рукой.

- Я сейчас, - сказала она и ушла в темноту.

Он не знал, сколько прошло времени, она вернулась, в руках у нее белело полотенце, край был мокрым, и она осторожно отерла ему лицо.

- Ну как, жить буду? - спросил Пряхин.

Она усмехнулась, покачала головой:

- Шутник... Легко еще отделался.

- Ничего себе - легко! Скособочился весь, морда на сторону...

- Заживет. Могло быть хуже.

- Я им тоже насовал будь здоров! - не удержался Пряхин.

- Да ладно тебе - насовал... Спасибо, что ноги унес.

- Они свое получили, - настаивал Пряхин. - Меня на кривой козе не объедешь.

- Вот порода... - покачала головой Рая. - Сам еле жив, а туда же... Ну, мужики!..

- Больно много ты знаешь о мужиках!

- Знаю, - спокойно подтвердила Рая. - Я, Миша, опытная. Три раза замужем была.

- Ничо себе! Чо так много?

- Искала...

- Нашла?

- Перевелись настоящие мужики.

- Так уж перевелись?

- Перевелись. Три раза ошиблась, - призналась Рая и усмехнулась. - А ты, видно, подруг и не считал, а, Миша?

- Считал. Со счета сбился, - засмеялся Пряхин.

Была поздняя ночь, но городок не спал, доносились голоса, крики, пение, звенела гитара. Вдали за дворами катился по селу лай, лежащие у ног собаки то и дело поднимали головы и сторожко прядали ушами.

- Зря я ушла, - посетовала Рая. - При мне обошлось бы.

- Навряд ли... У нас спор вышел.

- О чем?

- О международном положении.

Она даже отодвинулась от неожиданности, глянула на него оторопело: горящие окна светлыми точками отразились в ее глазах.

- Что ты плетешь?! - не поверила она.

- Почему плету? О политике спорили.

Некоторое время держалась тишина, Рая как бы приходила в себя.

- Я ведь все знаю, Миша, - сообщила она тихо.

Руль нахмурился и ответил с досадой:

- Знаешь - нечего спрашивать.

- Что ты за человек, Миша? - так же тихо спросила Рая. - Ты же знал, что они тебя изобьют.

Он молчал, словно его приперли к стене, гадал, что ответить, и наконец признался с досадой:

- Ну, знал...

- Так какого же черта?! - возмутилась Рая. - Говори прямо: так и так!

- А кому это интересно? - вяло возразил он.

- Дурень ты, дурень... - скорбно покивала она и глянула на него с сожалением. - Дурень!

- Это еще почему? - капризно, как избалованный ребенок, поинтересовался Пряхин.

- Ломаешься много.

- Ну ты уж скажешь! - игриво хохотнул Пряхин. - И откуда ты такая умная?

- Из Смоленска, - ответила она.

- Не бывал, - покачал головой Пряхин. - А я из Кинешмы.

И неожиданно для себя сказал:

- Я там директором был.

- Директором? - удивилась Рая.

- Ага, - кивнул Руль. - На заводе. Меня там каждая собака знает.

- Трепач, - сказала Рая насмешливо, но без зла. - Какой из тебя директор, ты сам подумай? Директор!..