- Профессора Рогова просят пройти, - церемонно объявила секретарша.

- Идемте, Иван Тарасович, вам тоже нужно быть там.

В кабинете собралось человек двенадцать, большей частью работники министерства и Сельскохозяйственной академии. Кондратенков знал в лицо всех присутствующих, кроме одного - высокого седого человека с большим шрамом на виске.

Начальник управления встал из-за стола, чтобы пожать руку профессору, и при этом вопросительно взглянул на его спутника.

- Кандидат сельскохозяйственных наук Иван Тарасович Кондратенков, представил Рогов, - мой заместитель, ученик и, смело могу сказать, крупнейший специалист по быстрорастущим.

- Ага, очень приятно! - сказал начальник.

Он сел за стол и, положив на стекло свои большие узловатые руки, продолжал, обращаясь только к профессору Рогову:

- Вы, конечно, знаете, зачем я вас вызвал. Мы разворачиваем небывалую работу по лесопосадкам. В опубликованном сегодня постановлении правительства есть параграф, где сказано буквально так: "...включать в насаждения как долговечные, так и быстрорастущие породы..." Вас, Иннокентий Николаевич, считают лучшим знатоком в вопросах роста. Министр хочет, чтобы вы возглавили всю селекционную работу по быстрорастущим. Нам нужно, чтобы деревья росли еще скорее, как можно скорее. Чем скорее - тем лучше. Я хотел бы выслушать ваши соображения.

Несколько секунд профессор молча глядел на свои ногти. Кондратенков заметил, что его учитель волнуется.

- Селекция лесных пород, - начал Рогов, - требует большого времени. Путем отбора можно вывести новую породу через четыре, а то и пять поколений, то-есть по меньшей мере через двадцать-двадцать пять лет. Такие сроки, конечно, нас не устраивают. Но сама природа подсказывает нам более экономный путь. Отдельные виды тропического бамбука могут расти со скоростью до семидесяти сантиметров в сутки. У нас тоже есть бамбук - в Грузии и на Курильских островах. Курильский бамбук хорошо переносит суровый климат...

- Если вы предлагаете морозостойкий бамбук, - прервал начальник,-это не совсем то, что нужно. Мы не хотели бы устраивать бамбуковые заросли на колхозной пашне.

- Нет, нет, об этом не может быть и речи! Бамбук для меня только трамплин, просто он удобен для наглядных опытов. Я хочу разгадать тайну его роста и, владея этой тайной, заставить наши деревья расти в таком же темпе. Полагаю, эту задачу можно решить в течение шести-семи лет, работая одновременно на трех опытных участках: на Курильских островах, в Колхиде и где-нибудь в степях. Но прежде всего нужно немедленно отправить экспедицию в тропики...

Начальник поморщился.

- Обязательно в тропики? - переспросил он.

- Обязательно! - с ударением повторил Рогов. - Можно в Индию, можно на Цейлон, Яву, в тропическую Америку или на тихоокеанские острова - по вашему выбору. Экспедиция должна быть немногочисленной, но продолжительной. Лично я уже стар для таких путешествий, и во главе экспедиции мне хотелось бы видеть моего помощника - Ивана Тарасовича Кондратенкова. Я безусловно доверяю ему это настоящий ученый, знающий, энергичный, с широким кругозором. И если я выйду из строя, он доведет дело до конца.

- А вы, товарищ, не возражаете? - спросил начальник.

Кондратенкову показалось, что вопрос задан только из вежливости.

И тогда Иван Тарасович поднялся и тихо, но явственно произнес:

- Я несогласен с профессором Роговым.

Впоследствии Кондратенков говорил, что это был самый смелый поступок в его жизни. Ему пришлось немало испытать на своем веку, но ни разу - ни в тайге, ни на ледниках, ни на горных реках, ни в пустынях, куда он забирался в своих экспедициях, и даже на фронте, в штыковой атаке, ему не нужно было столько смелости, сколько понадобилось для того, чтобы встать и сказать тихо, но явственно: "Я несогласен с профессором Роговым".

Одной этой фразой зачеркивались пятнадцать лет работы под руководством старого учителя, и прежняя диссертация, и заманчивая экспедиция в тропики, и все начатые исследования, и даже самая возможность работать с Роговым. Отныне Кондратенков брал на себя ответственность за самостоятельные решения. Пятнадцать лет исканий, ошибок, находок и сомнений, и опыт прежних экспедиций, и трехмесячная поездка по Украине, и кто знает, сколько бессонных ночей были вложены в эти пять слов: "Я несогласен с профессором Роговым".

Черные глаза начальника глядели вопросительно и строго.

- Я считаю, - пояснил Кондрагенков, - что грех опытных участков и полсотни сотрудников мало для решения проблемы.

- Ах, только-то? - удивился начальник управления. - И из-за этого вы бунтуете? Сколько же нужно участков, по-вашему? Четыре? Пять?

- Нужен опытный участок в шесть миллионов гектаров и тридцать миллионов сотрудников приблизительно, - решительно произнес Кондратенков.

Профессор Рогов ахнул. Начальник удивленно поднял левую бровь, но, убедившись, что Кондратенков не оговорился, указал ему глазами на кресло.

- Садитесь, - сказал он, - и рассказывайте подробнее. Видя, что его слушают внимательно, Кондратенков начал говорить со своей обычной убедительностью:

- Только вчера я приехал с Украины. Я осматривал там лесные районы и опытные лесонасаждения. Дорогой мне пришлось побывать в Дымере у академика Григория Ивановича Криниченко. И вот что я там услышал.

Перед Григорием Ивановичем была поставлена задача: улучшить кукурузу. Каждый из нас, селекционеров, получив такую задачу, взял бы участок для опытного поля и начал бы на своем опытном поле экспериментировать год, два, три. Как же ведет работу Криниченко? Он делает опытным полем всю Киевскую область. Он проводит беседы в обкоме и во всех райкомах, выступает в сельсоветах и колхозах. Он добивается, чтобы ни один звеньевой не снимал урожая, не осмотрев своего кукурузного поля. Он радуется, когда видит у контор в колхозах объявления: "За кукурузу с пятью початками - три трудодня". Опыт ставится на тысячах участков. Все кукурузоводы Киевщины становятся сотрудниками Криниченко. И в результате в течение одного лета найдена кукуруза с шестью и даже с семью початками. Выводится новый сорт, который ученый-одиночка на своем огороженном участке создавал бы три-четыре года.

И вот я предлагаю точно так же организовать работу с лесными породами. Нужно сделать так, чтобы каждый гектар защитных насаждений был экспериментальным полем, чтобы каждый участник лесопосадок стал нашим научным сотрудником, чтобы у нас на учете было двадцать или сорок миллионов лаборантов. Лес будут сажать на Урале и на Дунае, на тощих почвах и на жирных, в пустынях и в поймах рек, на буграх и в лощинах. Все разнообразие природных условий, все варианты тепла, света, влаги, почвы будут испробованы на этом гигантском участке. Нигде в мире, никогда в истории никто еще не сажал столько леса. И мы, лесоводы, не имеем права в эти дни замыкаться в лаборатории. Нужно смотреть не на чужеродный бамбук, а на наши массовые породы: на дуб, сосну, березу, клен, лиственницу, тополь. У нас будут миллиарды сеянрев, мы должны изучать их миллионами глаз и всей работой руководить из единого центра, с Иннокентием Николаевичем во главе. Я считаю, что селекцию быстрорастущих нужно организовать именно так. Результаты будут необыкновенными, их даже невозможно предвидеть.

Кондратенков высказал все это одним залпом, глядя прямо в глаза начальнику управления, и, только закончив, оглянулся на Рогова.

Старый профессор был не удивлен и даже не возмущен, а просто взбешен. Он с трудом мог говорить от негодования.

- Выступление доцента Кондратенкова (не "моего заместителя", не "Ивана Тарасовича", а "доцента Кондратенкова" - чужого человека) явилось для меня неожиданностью. То, что он предлагает, увлекательно, но несерьезно. Для науки это шаг назад. Мы, биохимики и физиологи, ушли далеко вперед от детской стадии пассивного отбора. Дерево в лесу растет именно так, как ему нужно. Естественная скорость роста продиктована ему природой. Отбор может улучшить породу на десять процентов в пределе.