– Ага, так он тебя и послушает!

В избу заскочили Желана с Гораздом. Любимая окинула взглядом всего Лиходеева.

– Рубаху сымай. У меня поранитых много. Я совсем ненадолго.

– Зачем пришла? Передала бы мазь Гораздом.

– Ложись, ущербный…

Не только намазала, но и руками поводила. Хорошо! Прохладно стало и не болит вовсе. Как-то издалека услышал голос девы…

– Рано утром разбудишь, Горазд. Милолика, намажешь и накормишь, а сейчас уснет.

…вырубился.

Рано утром Горазд поднял Егора с постели. Милолика с воодушевлением намазала мазью. И, все это происходило под байки пронырливого Воробья. Напялил кольчугу, опоясался и на пару с «тенью», то бишь Гораздом уселся за стол. Солнце еще едва позолотило кроны деревьев на востоке. Гляди-ка, погода наладилась. Нет чтоб разверзлись небесные хляби, напитали землю водой! Чтоб грязи по самое не балуй было. А тут на тебе, солнышко светит, на небе ни облачка. Где приятная глазу осень? Где ты? Ау-у! Отзовись. Желану не увидел. Ясно что умаялась сердешная. Вчера ко всем знахарям и ведунам тяжелых сносили. Снова на пару двинулись к стенам.

Вои отдыхали прямо на галереях, сидя и лежа на свежем сене. Пройдя по проходам, наткнулся на шефа, сидевшего прислонившись к деревянному парапету, тупо глядящему перед собой. Тяжело ночь прошла. Присел рядом. Не смотря на сон, все тело ныло от усталости, требовало внимания к себе. Милорад отвлекся от созерцания пустоты, глянул на Егора, встрепенулся.

– А помнишь Лихой, как мы первый раз встретились с тобой? Ха-ха! Мне ты тогда показался обычным щенком, которого еще долго с руки кормить придется, а потом неизвестно, будет ли толк.

– Да уж.

– Оказалось и я умею ошибаться в людях. Ты уже тогда был матерым, я потом понял. Дед умудрился взрастить тебя именно таким.

– Ага и жизнь хорошим учителем была.

– Так что, варяг, покажем пришлым, где раки зимуют?

– А может я не варяг?

– Я свою кровь, где хочешь узнаю!

В стане соседей, тех, кто был перед крепостной стеной, жизнь тоже шла своим чередом. Несмотря на неудачу первого штурма, Святослав продолжал думать о новом. Приказал ближним боярам не рассиживаться по шатрам, а помочь армии. Нужно напрячь захваченных по пройденным весям смердов, нехай за ночь построят сколько получится, огромных лестниц. Теперь-то рвы засыпаны не только землей, хворостом и камышом, но и густо усеяны телами. Пусть погибшие вои послужат отчизне последний раз, по ним к стенам крепости и провезут эти лестницы, а уж поднять смогут.

Утро вступило в свои права, время принятия окончательных решений и начала действий. Послышался топот копыт сотен лошадей, гиканье и свист. Кавалерия шла на рысях вдоль кромки защитного вала. Часть всадников на ходу пускала зажигательные стрелы внутрь крепостного сооружения, в его стены и крышу над галереями, вторая часть тащила на веревках прямо по стерне складни, огромные лестницы. Если пешцы смогут поднять их и прислонить к стенам, по ступеням можно пустить сразу по трое бойцов в ряд. Защитники крепости в ответ тоже стреляли, но ответных стрел было гораздо меньше. Послышалась ругань, падение людей и лошадей. Как ответ, за стенами начинались пожары, горели крыши домов примыкавших внутри укрепления к самой стене. Ярко полыхавшая крыша галереи высветлила под своим шатром метавшиеся по коридорам тени.

– Поднять сигнал на штурм всем воеводам, – не отрывая взгляда от зарева за стенами, через плечо бросил князь.

– Отец, разреши поучаствовать, вон хоть в воинстве Щуки! – Подъехал вплотную княжич.

Вот, что значит молодость! Да здесь и кровь свое берет. Его водимая, та которая родила ему Владимира и Людмилу, являлась дочерью главного угорского вождя. Отвлекшись, сурово ответил, надо же научить сына правильно мыслить и поступать:

– Ты сын князя, и сам скоро станешь князем. Твое дело не мечом махать, и даже не воинство в бой вести. Твое дело рассуждать и повелевать. Понял ли?

Кивнул. Смотри-ка губы надул. Обиделся! Ничего с возрастом придет понимание. Так. Что у нас там? Смотри-ка, этот курянин через ворота решил-таки конницу вывести! Да у меня же своей кавалерии в четыре раза больше! Хо-хо! Уже на стенах дерутся. Славно!

Обернулся к Ставке.

– Посылай к Даниле. Пусть боярин выскочку заткнет.

…В крепости.

– Отпирай запоры! – Приказным тоном велел Гостомысл.

Это его гридь в седлах на боевых конях сейчас вырвется в поле, пройдется вдоль стены, подсобит защитникам княжьего предела. Сам князь с ними, а еще боярское ополчение. Дадим просраться черниговцам. Нужно всего лишь навести шороху и вернуться.

Послышался звук запорных щеколд и через городские ворота процокали копыта лошадей. Следуя в колонну по трое, сначала мелкой рысью, потом набирая разгон, проследовали через мост. Нужно торопиться.

– Вправо взять! – Повысил голос боярин. – Разгон! Ходу-ходу! Ату их! Клином держаться!

Пошли-пошли, скобля пиками стены, то бишь пыряя и отбрасывая пешцев спешивших на приступ. Средина клина пускала стрелы во вражьи спины, грудь и щиты. Богатырский лук, это не охотничий. Иной умелец и бревно прошибет стрелой.

– В галоп! Ату их!

Гвалт встал под стенами неимоверный. Не ожидала пехота подобной выходки осажденных.

– Разворот! – Орет во все горло чтоб услыхали, командует Гостомысл.

Теперь бы успеть отойти. Если прижмут, плохо им будет. Сил маловато. Все полягут.

Враг не заставил себя долго ожидать. Чувствуется умелая рука, управлявшая всей арматой войска. По дороге ведущей к Курску, в направлении моста, на рысях шел большой отряд легкой конницы, ведомый крепким, дюжим богатырем в заказном доспехе. Спешили плотным строем, прикрываясь с обеих сторон щитами, ощетинившись длинными копьями. Видно, что первыми вырвались, перед своим князем выдрючиться захотелось. Следом еще полк торопится, но те отстали и довольно сильно. Вот-вот сойдутся в смертельном танце оба партнера. Вот-вот красная руда ляжет на полотно земли.

– Бе-ей!

Пронесся рев с обеих сторон. Жестокий, страшный удар потряс округу. Схлестнулись русские с обеих сторон. Предсмертные крики раненых, падение с лошадей убитых, конское ржание, все смешалось. На дороге происходила рукопашная свалка. Оба русские воинства, выжившие после гибельного удара, словно взбесились, волками набросились на добычу, даже в предсмертный час, лишившись оружия, руками рвали, зубами грызли врагов. Ор, гвалт, стоны и крик на всем промежутке перед воротной башней, это была просто бойня. Командовавший черниговцами богатырь потеряв щит использовал вместо него тело мертвого курянина, прикрываясь и отражая ним удары, сам огрызался рубясь мечом. Рубил! Рубил направо и налево врагов лезущих к нему в попытке достать. Курян осталось в живых больше, да и изначально их больше было, черниговский отряд истаял на глазах. Остался малый пятачок вокруг своего командира-силача и куряне повсюду, куда не кинь взгляд. Всю площадку усеяли трупы людей и лошадей.

– Уходим! – подал команду Гостомысл. – За мной, ма-арш!

– Князя поддержите, ранен!

Снова Гостомысл вовремя взял бразды правления.

– Гридь! Прикрыть отход князя!

Пришпорив коня, первым вывалился из скученности отступавших. Повел не меньше сотни закованных в бронь бойцов к идущему на рысях к новому отряду всадников противника, выходившему на оперативный простор, минуя излучину талицы.

– Тара-ан! – выкрикнул ближайшим к нему гридням.

Услышав его, всадники плотнее подвинулись к своему командиру, образуя построение «свиньей», у кого остались, выставив пики перед собой, приподняв до уровня глаз каплевидные щиты красного цвета. Две конных массы впечатались друг в друга.

Пошла мясорубка, звон мечей, крики, глухие удары по щитам, ржание лошадей. Шум и скрежет стоял неимоверный. Гостомысл давно выронил пику, пригвоздив нею кого-то из чужаков, прикрываясь щитом, отводил удары, свалив всадника, обагрил клинок чужой кровью. Колышущаяся карусель войны закрутила, понесла по кругу, сбивая дыхание и напрягая силы. В мозгу вместе с поднимающимся вверх и опускающимся на чье-то плечо мечом, долбилась мысль: «Победить или погибнуть!». И снова мельтешение в свалке, свой, свой, чужой. Взмах: «У-угх!». Меч опускается на русский шлем. Крик, стон, падение тела вниз под копыта, а это смерть не иначе, затопчут. И снова карусель! Вертится все быстрей и быстрей. Удар, отбой, удар… Меч прошел между плечом и бармицей, застревая в кольцах брони и костях. Мгновенная темнота и покой!