Улицы города забиты чужим воинством, с гоготом, смехом и шутками развлекавшимся, спускающим пар, страх и неуверенность в завтрашнем дне. Пробирались втроем, он Горазд и Милолика. Воробей утром ушел на стены, да где-то там и затерялся. Лиходеев обернувшись волком, с обострившимся слухом и зрением, в четыре лапы бежал впереди. Дворовые и бездомные собаки попрятались, так что исконный враг всем на свете волкам ему не грозил. Высунув морду в расщелину, пролом в заборе или из кустов, оценивал обстановку. Если пройти было можно, с подвываньем тявкал, по другому, не получалось. Если рискованно, возвращался к своим, показывая тем самым, что пути нет. Потом искал другую возможность обхода. Позади Горазд со шмотками и бронью патрона. Чаще всего подхватив девчонку на руку, великан проносился по свободному отрезку дистанции. Так и шли.

Тяжелей всего проходили последний коридор перед детинцем. Уж слишком плотно набилось воинства, просто какое-то сплошное кольцо. Видно, что Святослава поджидают, чтоб лично накачку сделал и в бой послал. Но он сегодня вряд ли это утворит, вечер на дворе. Одно радует, ров отсутствует. Не нужно вниз лезть, а затем вверх выбираться. Всю дорогу девчонка с удивлением смотрела на большого волка, покрытого белой шерстью, пыталась вызнать про него у Горазда, но тот только хмурился и молчал. Он и в нормальных условиях молчуном был, а уж теперь и подавно.

С четвертой попытки повезло, проскочили. На чужих не напоролись, и от своих стрелу не получили. Лиходеев глядя в глаза Горазду выдал руладу, приведя сначала того в замешательство, а Милолику в восторг. Тявкнул еще. Ну и тормоз подчиненный!

– Ага, понял, – созрел соратник.

Облапив девчонку, отсунул в сторону, потребовал: – Милолика, отвернись.

– Чего?

– Отвернись кажу!

Сам развернул девицу в сторону от шефа.

– Ой!

Лиходеев совершив кульбит и дождавшись когда тело примет привычный вид, стал шустро напяливать порты и рубаху. Когда сии элементы одежды оказались на нем, почувствовал себя намного уверенней. Завершил экипировку, посмотрел на верх, выискивая может мелькнет тень в бойнице, сунул два пальца в рот, свистнул привлекая внимание.

– Ой, Лихой! А где волк, дядька Горазд?

– Нема волка!

– Эй, кто там бродит? Отзовись!

Услышали голос свесившегося из бойницы воина, старавшегося рассмотреть того, кто жмется к стене.

Засранец, ведь если бы враг провоцировал, мог бы и стрелу схлопотать. Скорее всего молодой, а толком научить некому. Ничего, жизнь научит, если только голову не сложит, вот так подставляясь.

– Лихой! Кинь веревку, по другому к вам не попасть!

– Ага! Сейчас! А может ты ворог какой?

– Тогда старшего покличь! Только живее! Мы тут стоим как три тополя на Плющихе!

– Как?

– Кличь!

– Ждите!

Ожидание затягивалось, хотя чувствовалось что наверху собралась толпа. Доносился говор. Егор искоса бросал взгляды на открытые подходы к детинцу. В любой момент их могли срисовать черниговцы, толпами мельтешившие за открытым участком площади. Каменная стена сплошным кольцом окружала княжий детинец, имела до семи сажен в высоту, тысячи красивых зубьев с бойницами украшали ее, на зубцы опиралась двускатная деревянная крыша. Дождались, к ногам упала веревка, и Егору первым пришлось взбираться по ней. Подтягиваясь и упираясь в худо обработанный камень, переставлял ноги. Перевалился через срез стены. Вдох, выдох.

– Там еще двое!

Втащили Милолику, за ней упираясь, напрягая жилы, огромного Горазда.

– Мне бы князя увидеть. – Попросил принявшего на стене Любодрона.

– Хворый князь.

– Дело к нему есть.

– Ну пошли.

Все до боли знакомо. Дом воеводы, съезжая изба, острог, тот что снаружи, алтарь родных богов, амбары для хлеба и соли, гридница и наконец-то сам дворец с небольшим парком при нем. Все это завтра достанется врагу. Везде ощущалась какая-то суета, хотя потемки гасили людское мельтешение.

Князь лежал на постели в комнате едва высветленной свечами. У постели княгиня, молодая красавица со скорбным лицом. Глаза большие, заплаканные, а взгляд проницательный, умный. Понимает, чем все кончится. Видно для себя решила свою судьбу. Уже от двери Лиходеев почувствовал стойкий запах трав и мазей. Бледный, осунувшийся человек со свежим, слегка кровившим рубцом во все лицо, пошевелился. Судя по его выражению, Изяслав испытывал сильную боль, да и сил у работодателя видать было не так уж и много, только глаз, тот, что на нетронутой честной сталью стороне, горел огнем.

У ложа остановились вдвоем со старым варягом. Пошел разговор, склонявшийся к тому, что новый день курянам не пережить. Лиходеев развеял эту не совсем истину.

– Подземный ход? Знаю такой, ведущий в сторону левой башни ограды. Четыре, а то и пять поколений тому, он был проложен к замаскированному источнику питьевой воды на склоне берега Тускари. Только жаль сейчас по нему не пройти. При княжении деда, боги так на что-то гневались, что протрясли землю, ну и нарушили ходы. Второй-то ход большей длины шел в направлении правой башни, нынешней ограды христианской церкви. Почему шел? Видишь ли Лихой, мне рассказывали, что оба хода рыли тайно, но было это так давно, когда в самом Курске народишку проживало раз два и обчелся. Окружили участок земли, где прорыли, а где просто углубили ров, сверху дубовыми плитами покрыли и землей забросали. Через два десятка лет только слухи о ходе остались, а где он, кроме избранных никто не ведает. Только когда протрясло, земля осела, ходы гикнулись.

– Так ведь я же прошел?

– Мне Милорад не рассказывал, да и ты не упоминал. Добрался и добрался. Так говоришь вывести можешь?.

– Могу.

– В детинце сейчас сотни три воев оружных имеются, остальных тысячи две баб да детишек скопилось. И что, все пройдут?

– Пройдут. Если из цоколя дворца выступить, то по переходам и галереям под землей доберемся в пещеру в обрыве левого берега Кура. Только в некоторых местах ползти по низкому ходу придется. Я уж потом прикидывал, что под землей мне пройти довелось верст пятнадцать не меньше. Выберемся неподалеку от Черевикинской веси.

– Ого! Любодрон, собирай людей, пусть бабы берут детвору, все что унести смогут и спускаются в подземелье дворца. Воев выставь так, чтоб галдежу не было. Нам шуму не нать. До рассвета всем уйти нужно. Сам последним по ходу пойдешь. Лихой сейчас спустится и как только народ скучкуется в галерее, так и поведет.

– Добро, князь. А то я уж решил, что смертушку завтрева принимать придется. – Воскликнул вдохновленный старик, покидая княжий предел.

Когда варяг покинул помещение, князь перевел взгляд на Лиходеева.

– А что это нам даст? А, десятник? Только кончину оттянем, да может кто из баб да детей спасется.

– У тебя князь большая часть дружины под Ростовом обретается, да родственник поможет. Туда доберешься, а уж там решишь как быть.

– И то верно. Сам-то как?

– Выведу вас, а там уж от Курска какое-то время не отойду. Расчетец с должника взыскать потребно. Да и есть кое-какие задумки насчет, как жизнь захватчику усложнить, а то и укоротить. Уж очень я зол на новую администрацию.

– На кого?

– На черниговских бояр и князя

– Ну-ну!

Снова Лука указывал дорогу, вел Лиходеева в пересекающихся лабиринтах подземного хода. Ну, а вслед десятнику гуськом, то вышагивая в полный рост, то пригибаясь, а то и ползком, двигались тысячи людей с надеждой на скорое высвобождение из каменных мешков и коридоров. Детский плач сопровождал по всей дистанции. Где-то там, среди людского потока гридь несла своего князя и других раненых и увечных. Время тянется как патока. В однообразии мельтешения стен в призрачном мерцании факельных огней, тяжести потолков, кажется, будто оно вообще замерло. Эту иллюзию разрушали лишь голоса воев распределенных Любодроном по всей колонне. Уже не раз Егор останавливал движение, люди не роботы, им отдых необходим, тем более женщинам и детям. Только русские могут выдерживать такое. Будь то боярыня или смердка, народец привычный к проживанию на этой земле.