К поимке привлек полсотни безопасников. Три сотни воев Щуки оцепили городской конец, десяток варяг держал рядом с собой, на случай, если человек оборотится волком. Им не привыкать с берсерками дело иметь, так что и с волком справятся. Вон и сеть приготовили, если получится, живым возьмут. Прозор предоставил полсотни своих бойцов, сам же отправился с остальными за городские стены, на случай, ежели все же упустят татя внутри городского предела. Все бы ничего, только весь подчиненный ему служивый народ, сам на ходу чуть ли не засыпал, зевая готовился к самому худшему. И сделать ничего не получалось. Убери колдовство и можно лишиться внезапности.

Хибару, на которую указала Ксения, блокировал известный по всему воинству ловец татей, десятник Ёрш, с двумя десятками такими же как и он оторв. А он воин опытный, помимо логова оборотня, захватил под себя еще и подворья рядом, дотумкав до того, что тот может менять лежки.

Когда все уже было готово к захвату, на порог одной из изб черт вынес старика, страдавшего бессонницей, и никакое колдовство не могло ее побороть. Служивые Ерша по-тихому скрали старинушку.

– Слышь, дед, – зевая допытывался десятник, – пришлые в избах есть? Или только свои обретаются?

– Есть. Как не быть, онучек. Посля того, как ворог Курск пожег, много люда без крыши остались. Приютили, чай люди мы. Весна придет, отстроятся.

– Ну и где кто?

– Дак ясно где. Вон там, – указал пальцем, – у Марфы четверо. Все мужи справные и бронь наличествует. Марфа довольна, гроши платят и вдовицу словом и делом почитают.

– Четверо, говоришь?

– Ага. У Бажена, две семьи с дитями, но те смерды. Прижимисты на отдарок. Вон, на крайнем подворье Смеян с семейством проживает, так у него десятник Лихой обретается. У нас с бабкой…

– Стоп! Лихой говоришь? Уж не тот ли, что у князя Изяслава в особой сотне?

– Он самый.

– Мал, Зимовит, тащите деда к Злобе. Все слышали? Чую в сети нам большая рыбина идет!

Ёрш пораскинул мозгами. Как появился реальный след, сонливость слетела напрочь. Что это? Простая случайность или действительно они у цели? Как бы то ни было, ему начинать нужно именно с избы Смеяна.

Два десятка элитных бойцов, торя ногами сугробы снега, приблизились к дому. Часть из них, вышколено взяла под контроль проемы окон. Ёрш, со второй частью, прикрывшись щитом, был готов вломиться во влазню. Самый сильный, он же и самый здоровый, Крив, поплевав на ладони, отвел огромный молот для удара.

– Да-ай! – Не скрываясь, в голос подал команду Ёрш.

Сильнейший удар потряс входную дверь, сметая щеколду и куроча петли.

– Р-разом!

Подсвечивая себе огнем факелов, в избу ввалились упорядоченной толпой, застав просыпавшийся народ в непонятках. Долго не разбирались. Прошвырнулись по углам, загашникам и подполу, выяснив, что Лихого здесь нет, повязали всех и отбыли к другому пристанищу пришлых. Кому положено, придут следом и сами разберутся, кого казнить, кого миловать.

Изба Марфы, где устроили себе лежку четверо мужиков, не пойми с чего живущих, представляла собой большой пятистенок с чердаком. Внезапность утратила силу, поэтому пошли в полный рост, ни от кого не скрываясь.

Сама Марфа проснулась от шума доносившегося из соседнего подворья. Разбудила спавшего рядом Горыню, одного из четверых насельников.

– Что?

Впопыхах натягивая поневу, рывками выговаривала:

– У соседей в избу ломятся, … Буди всех…, неровен час, до нас доберутся! Буди!

Внезапно кто-то сильно заколотил в дверь. Двое полураздетых, кинулись по лестнице на чердак, Горыня с Ветром встали у Марфы за спиной, готовые в любую минуту пустить в ход меч и топорик. Еще теплилась надежда, что за дверью двое-трое человек, не больше. Не судьба! Вооруженные люди просто внесли Марфу в горницу. Куда там двоим сопротивляться? Скрутили. Разбрелись по закоулкам, впуская в нагретое жилище холод и выпуская из него детские крики. Те, что раньше полезли на чердак, попытались скрыться, спрыгнув в сугроб, но так как их ожидали, завязалась короткая сеча. Живыми они были не нужны и их зарубив оставили валяться в снегу. И такое было повсеместно. Кольцо сжимаясь, наполняло невод новыми насельниками поруба.

Прозор разместил свой заслон под стенами выступающих в поле башен, в месте наиболее вероятного появления татя, если конечно он выберется из города. Не бог весть, какое укрытие, но хоть ветер не так задувает. Лошадей, чтоб не помогли обнаружить его людей, решил не брать. Да и не мог тот выйти из такого кольца окружения, какое устраивал Злоба. Прозору если по чести сказать, еще учиться и учиться у боярина, тот дока в своем деле. Он с ленцой и не покидавшей его сонливостью, определил места несения службы каждому десятку, озадачил на местности старших. Мол, упустят курянина, шкуру сдерет. Один десяток, тот которым командовал Тихон, выставил поближе к реке. Тускарь покрылся льдом, но лед был еще тонким. Ветер сдувал снег к берегам, готовя открытие зимника к сезону зимы. Да-а, ни Тихону, ни его людям сейчас не позавидуешь. Небось промерзли уже на таком-то ветру, да при морозе.

Отвлекся, из под полы тулупа достал малую баклажку. Закоченевшей рукой поднес к губам, зубами извлек пробку из горловины. Приложился, большими глотками испил прохладную жидкость, чувствуя как зубы сводит во рту. Эх, хорош! Стоялый мед не сразу, а постепенно согрел душу, заставил в язык дать слабину. Народ десятка кутаясь, завистливо поглядывал на атамана, сверкая глазами в ночной темени, унюхали запах спиртного. Скосил глаза на Вторушу. Молод по понятиям Прозора, но хитрец. В десятники метит. Просил батьку, то есть его самого, поучить жизни. Ну-ну! Поучу, отчего и не поучить. Им время до утра коротать придется.

– Понимаешь, Вторуша, я ведь как и ты, не рожден в боярской семье. Самому до всего доходить приходилось, от других многое брать. В детстве я молил бога чтоб он дал мне коня. Часто молился и часто просил. Все думал, ну почему он не обращает внимания, ведь я такой хороший, у меня нет грехов за душой. Потом понял, что бог работает по-другому. Я украл у богача из конюшни самого красивого, самого сильного коня и стал молиться о прощении. С тех пор много воды утекло, но ничего не меняется. Понял ли ты подсказку?

– Понял! – Внезапно глаза бойца приобрели опешивший вид, даже в темноте было видно как расширились в размере, можно сказать, выползли на лоб. – Смотри, батька!

– Ты что, Вторуша?

Его боец указал пальцем на темнеющую вдали стену.

– Спускается!

– Где?

К ним присоединились и остальные воины, пытаясь вглядеться в серую стену в ночной мгле. Метель. Луны не видно. Куда там! Блажит парень.

– Да вон же! Ну? Все, спрыгнул.

Прозор заволновался. А вдруг?

– Ты уверен?

– Да точно, батька!

– Эх! Была – не была! Подавай сигнал!

Егор отпустил веревку и спрыгнув примерно с высоты двух метров в снег. Да! Это не город, намело знатно. Снег пушистый, морозный, оттого и принял в свои объятия мягко. Ветер аж завывает. Не успел осмотреться, когда по правую сторону, возле вынесенной от стены башни, засемафорили факелом. Ничего себе! Эдак если на лошадях, так и догнать могут. Чего он машет ним? Никак знак подает. Так! Тускарь вон в той стороне.

Развернувшись, припустил по снежной целине. Дыхалка работала как швейцарские часы, в этом мире сигарет нет, и слава яйца, не скоро будут. Снег набился в голенища высоких сапог, а из-под полушубка вместе с потом пышет мокрый жар распаренного тела.

«Вороти правее, – пробился в сознание голос Луки, – там на перерез двадцать оглоедов спешат!».

Понял, не дурак!

Чуть подправил направление, прибавил скорости. Не машина, тело молодое, но не казенное. Ему бы только до реки первым добраться, а там и лес. Попробуй ночью даже по следам побегать. Чай не парк Горького, выворотни, ямы, да коряги.

– Шух! Ш-шух, ш-шух!

Что за звук неприятный?

«Стрелами тебя окучивают! Только пока в слепую. Прибавь Лихой! Прибавь мила-ай!».