Тебе-то какая забота?

Лука не ответил, а в следующий миг взрыв чувств в мозгу.

«Со стороны реки прямо на тебя больше десятка смертных бежит!».

Черт! Черт! Что делать?

Резко затормозил. Не раздумывая больше ни секунды, принялся срывать с себя одежду. А-а, мамина норка! В сапогах снежная прокладка, хрен сымешь быстро. Гори все огнем! Как был с голым торсом, но в портах и сапогах, так и кувыркнулся через голову.

Став на четыре кости, ощутил прилив новых сил, зрение и обоняние обострились. Выпрыгнул из портов с сапогами. Теперь он волк! Попробуй отыскать белое на белом. Вытянув морду вперед, волчьим ходом, раздвигая грудью снег побежал в сторону реки. Еще издали услышал запаленное дыхание толпы мужиков, матерок не свойственный мату людей двадцать первого века и запах человеческого пота. Фу, какая мерзкая вонь исходит от смертных! Раньше не думал об этом.

– Ш-шух! Ш-шух! Шух!

Стрелы пролетают в стороне. По площадям мечут. Остановился, залег в снежный сугроб на белой целине, сам превращаясь в белый бугорок. Стороной пройдут. Или нет?

Прошли бы, если б не нашелся один единственный. Не видит, прет прямо на него, сейчас споткнется. Свечей вверх, удар лапами в грудину. Когти разрывают мех полушубка и скользят по кольчуге. Челюсти смыкаются на горле и рывок на себя. Солоноватая струя наполняет пасть.

– Вон он!

Крик подстегивает, не хуже чем зверя лесной пожар. Вот и река!

– Ш-шух! Ш-шух, шух, шух!

Ощутил не слабый толчок в лопатку. Горячий уголек наполнил все тело болью. Прыжок через наметенный ветром снежный бугор, касание лапами темного стекла льда. Широкими прыжками к средине зимника. Силы уходят, как вода в песок.

– Ш-шух-х!

Стрела бьет в тело, заставив проскользнуть лапы на льду. Больно! Средина реки.

– Ш-шух!

Еще одна заставляет совершить кувырок. Тяжелое тело ломает лед на быстрине и проваливается в полынью. В последнюю секунду сознание отмечает конец.

С рассветом Прозор вошел в ворота княжьего детинца. Злой, замерзший и голодный. Как и ожидалось, его никто не встретил и не спросил о результатах ночных бдений. Все правильно, сам князь не будет размениваться по мелочам. Владимир, будущий князь Курский слишком вольно относится к жизни. Молод, горяч и самолюбив. Считает, вокруг него и отца вертится мирозданье. Бояре? Тех, что остались нужно еще учить работать на государство, а мечом размахивать, вон, и молодой гридень из молодшей дружины умеет. Направился к себе в выделенную безродному сотнику каморку, по пути заглянув на кухню, отловив полусонного поваренка. Единственная рука крепко держала мальца за ухо, пока тот вел его к оставленным с вечера яствам. Насытился и уже в более благодушном настроении отправился почивать.

Казалось только голову приклонил, стук в дверь вывел из сна. Одуряющее состояние не прибавило ни сил, ни желания вставать.

– Князь кличет!

Краснощекий, откормленный гридень вызывал неприязнь и жуткое желание дать кулаком в зубы, прямо в улыбку распылявшую сарказм. Сдержался. Куда денешься если за тобой нет большого клубка родичей. С помощью чернавки оделся, поплелся на аудиенцию.

В большом зале собралась добрая половина боярства, покров головы которой обеспечивали шапки из соболей, куниц и бобров, с той разницей, что золоченые ткани на низкой тулье разнились цветом. Князь в кафтане темно-синего цвета с высоким воротом, с облегающими рукавами, заканчивающимися золоченой парчой, в сапогах из зеленого сафьяна, с обручем власти на голове, восседал в кресле. Сын, разодетый под стать отцу, насупив лик, приподняв ко лбу соболиную бровь, стоял у правого плеча.

Невольно вспомнилось, что сам-то одет в потертый зипун, и голова не покрыта. Торопился. Единственный предмет достатка на нем, на широком кожаном ремне добрый клинок в дорогих ножнах. Разговоров-то будет потом. Вспомнят и то, что у него в Чернигове ни роду, ни племени нет. А-а! Плевать! Привык уже. Вон и Злоба не лучше. Лицо хоть и не кислое, но помятое, будто неделю от хмельного не просыхал.

– Н-ну! – Слегка растянув слово обратился владыка земель. – Что скажешь?

Что тут сказать? Смотрят все, уставились, будто на судилище попал.

– Выполнили твой наказ, княже. Не зря мерзли. Перед самым рассветным часом, с городской стены спустился тать означенный Ксеней.

– И с чего решил, что это именно он был?

– Как погнались, оборотился белым волком, пытался улизнуть.

– Поймали?

– Куда там! Верткий гад. Уворачивался от стрел, петлял. Уже у самой реки догнала каленая. Подранили. Сильный, до стремнины добежал, лед тонкий, а там еще две стрелы поймал в шкуру, да в полынью уже человеком ухнулся. Под лед ушел, а оттуда течением унесло.

– Искали? – Проявил не шуточную заинтересованность князь, даже из кресла приподнялся.

– До рассветных позывов. Поземка метет, ветер и морозно. Вымерзли как цуцыки! Видать в водоворот затянуло…

– Прозор, я тобой не доволен. Уж слишком много, в последнее время огрех на тебе.

– Дак..

– Единственное, что оправдывает тебя, так это то, что зимой в реке любая живность сгинет. Иди, не хочу тебя видеть!

Вот и награда за преданность и исполненный урок. Сотник поклонившись, неверным шагом вышел из залы.

Как спокойно и радостно.

Ещё вчера утром стоял перед терминалом Симферопольского аэропорта, а уже вечером пальцем жал кнопку звонка стоя перед дверью родительской квартиры. Остался за спиной отрезок войны и развод с женой. Радость встречи молодого лейтенанта с мамой и отцом переполняла душу, год их не видел. Так, на вскидку вроде не постарели, тоже довольны приездом чадушки. Хорошо! И стол ломился и соседи собирались. Посидели чин чинарём, отметили. Утром неокрепший организм потребовал допинг, голова как кадушка, благо дело всё по пути. Ещё в горах мечтал, как приедет, первым делом в лес за грибами пойдёт. Восток так надоел, просто вешалка какая!

В ста метрах от КПП жилой зоны военного городка, прилепилась к кустам будочка магазинчика под громким названием «Старт». Отоварился тремя бутылками пива. У самых дверей, залпом опорожнил первую стекляшку. Постоял, прислушался к ощущениям. Фух, вроде бы отпустило. Ну, вперед, труба зовёт! Пошёл отсчёт тридцати суток отпуска. Минуя наряд солдат на воротах, вышел за пределы городка. А вот и автобус. Ним пару остановок, а там и заповедные грибные места начнутся.

Углубившись в лесную зелень, диким кабаном ломанулся по кустам, зная, что метров через триста выйдет к березняку. О! Вот и первый гриб. Белый, большой и совершенно не червивый. А воздух-то какой! Лепота! Ещё гриб, и вон, и ещё. Это же просто праздник какой-то!

Шёл укладывая попадавшиеся грибы в пакет. Во набралось, пакет почти полный. Это что же москвичи за грибами ходить брезгуют? Хрен за мясо не считают?

Остановился. Вторая бутылка опустошалась в спокойном режиме, цедилась. В десятке шагов прошел местный абориген. Старик бросил косой взгляд на Егора, а углядев как тот бросил пустую посудину, подал голос:

– Молодой человек, вы бы не сорили, лес он живой, он…

– Слышь, дед, шёл бы ты…, куда шёл! Отпуск у меня. Понял?

Дед хмыкнул.

– Пакостить-то зачем? Эх, молодёжь, всему вас учить… Отпуск у него. Ну-ну. Значит торопиться некуда. Ладноть, гуляй отпускник.

Старого словно ветром сдуло. Вот он был, и уже нету. Ну и правильно, а то прикопался, лес видите ли живой. Куда пустую бутылку девать? Однако, домой пора.

Проблукал два с половиной часа. Везде лиственный лес. А ведь помнится, ельник в этом месте был. Обратно, трава под ногами, убей, не такая! Та, высокая была, насыщенная зеленью. Нет. Место не то!

Помыкавшись еще, плюнул, пошел обратно. Какое там! Солнце в зенит вошло, светит как ненормальное, в густом лесу не прохладно и сыро, а жарко как в парной. Он даже не вспотел. Взопрел. Есть захотелось. Ничего, выйдет, поест дома, там уж мама расстаралась.

Ну откуда здесь поляна? По этому лесу ещё пацаном бродил. Присел на пенек, охлопав карманы, достал пачку сигарет. Закурив, с большим наслаждением выпустил из легких клубок дыма. Рассеянный взгляд соскочил с сапог на траву. Заблудившаяся в черепной коробке мысль нашла своего хозяина. Трава-то, лазоревая! Огляделся. Вон край ельника, поляна, березы при ней вывернутые винтом. Тфу, чёрт дери, заблудился. Не успел подняться, как услышал ненавязчивое старческое покашливание.