И все же не следует утверждать, что советские партийные чиновники получают больше, чем заслуживают: им платит правительство, которое никому не переплачивает. Их вознаграждают не за труд ־— за услуги. И чем ближе они стоят к механизмам власти, чем больше у них возможностей влиять на аппарат власти, тем щедрее оплачивается их деятельность. И здесь не имеет никакого значения полезность этой деятельности, их ум, дарования, квалификация. Основное, а нередко единственное — лояльность к режиму.
И напротив, чем дальше отстоит от рычагов государственного управления тот или иной социальный слой населения, чем меньше у него влияния на политику, тем ниже его доходы. И здесь опять-таки не существенны социальная полезность и ценность трудовой деятельности.
Годовой доход почти 30 % семей в СССР не превышает 1600 рублей (в месяц на человека это где-то 32 рубля). Это главным образом колхозники и частично — рабочие совхозов. Эта категория населения и беззащитна более других и меньше других зарабатывает{4}.
Несколько больше семейный доход фабрично-заводских рабочих — 27 % населения. В год он составляет на семью 2300–2400 рублей. Доход на человека в месяц у 59 % рабочих семей меньше прожиточного минимума — 44 рубля, у 22 % колеблется в рамках прожиточного минимума, и только у 19 % семей он несколько превышает его — 53–57 руб.
Крайне низкая зарплата рабочих и крестьян в СССР является результатом монополии коммунистического правящего класса на власть и собственность. В СССР отсутствует рынок труда; существует только один предприниматель — партийная бюрократия, и трудящиеся вынуждены продавать ей свой труд на условиях, которые они находят выгодными и удобными для себя. Нет поэтому в СССР никакой связи между заработной платой трудящихся и прибылью, получаемой государством от их труда. Вместе с тем существует конкретная причина, налагающая определенный предел эксплуатации трудящихся, даже две причины: политическая и экономическая.
Рабочие и крестьяне — это классы, от которых зависит стабильность и эффективность государства, а стало быть благополучие доминирующей в нем советской элиты. Но именно рабочие и крестьяне больше других сословий не заинтересованы в результатах своего труда, не желают осваивать и обслуживать сложную современную технику. В результате — низкое качество продукции, падение производительности труда, износ оборудования и в итоге — замедленный технологический и экономический прогресс. Так что режим вынужден обращать минимальное внимание на улучшение условий труда рабочих, на совершенствование быта сельских жителей. Таким образом, коммунистическая система эксплуатации трудящихся имеет предел, но есть и предел заработка трудящихся, и он обусловлен выгодой правящего в СССР коммунистического класса и характером советского политического строя.
Другой фактор, ограничивающий эксплуатацию, — страх советского руководства перед трудящимися, страх, который не только питается безысходностью народных масс, толкающей их на неподчинение и пассивное сопротивление власти, но и стимулируется самой марксистской идеологией, традиционно привыкшей видеть в обнищавшем пролетариате и безземельном крестьянстве динамичную, склонную к бунтарству революционную силу.
Годовой доход 19 % семей: чиновников, низкооплачиваемых военнослужащих, инженерно-технических работников, мелких государственных, торговых работников, составляет около 2500 рублей — почти столько же, сколько в рабочих семьях. Однако в этих семьях на человека приходится в месяц несколько больше — сказывается малочисленный состав семей: 53–54 рубля.
Реальный доход в год на семью оставшихся 14 % населения — представителей свободных профессий — вновь падает, приближаясь к доходу рабочих или даже уступая ему: 2250–2400 рублей. Размер заработка этой категории населения коррелируется с ее социальным весом: учителя, юристы, врачи в СССР крайне разобщены, раздроблены, находятся в полной зависимости от власти, и та наделяет их самым малым заработком, необходимым только для воспроизводства рабочей силы{5}.
Общая цифра доходов рядовых советских граждан окажется еще меньшей, если принять во внимание, что к группе населения с прибылью ниже прожиточного минимума относится 44 % пенсионеров по старости или по инвалидности{6}. И в то же самое время правящий класс и обслуживающие его сословия среднего класса, составляющие 10 % работающего населения, получают доход на душу на 250–300 % выше прожиточного минимума.
Приведенные цифры дохода населения СССР ставят под сомнение справедливость официального советского утверждения, согласно которому трудящиеся зарабатывают 151 рубль в месяц{7}. При этом советские источники неизменно подчеркивают, что сумма в 151 рубль — средний заработок. И в этой обтекаемой оговорке — полная невозможность определить жизненный уровень различных социальных категорий советского общества.
Впрочем, если усреднить зарплату колхозника, получающего 60–70 рублей в месяц, с окладом младшего советского офицера, получающего 240–250 рублей в месяц (то есть соединить жалование колхозника и офицера и разделить на два), то вполне возможно получатся искомые 150 рублей. А если совместить заработок и колхозника, и ответственного партийного сотрудника (400–500 руб. в месяц), то «средняя» цифра зарплаты двух советских «трудящихся» окажется значительно выше 150 рублей. Еще больше увеличится средний заработок трудящегося, если обобщить зарплату рабочего или учителя с зарплатой министра, генерала, народного артиста. Но даже вернувшись к сумме 151 рубль, мы скоро обнаружим, что и эта цифра месячного заработка в Советском Союзе значительно ниже пособия по безработице на Западе.
Что касается безработных в Советском Союзе, то они до самого последнего времени не получали никакой компенсации. А между тем в последние годы не менее 10 миллионов людей выталкивались из производства — увольнялись, меняя работу. А поскольку для подыскания нового рабочего места требуется не менее месяца, то окажется, что в Советском Союзе всегда было больше безработных, чем в Англии или во Франции{8}.
А в ближайшее время, вероятно уже в 1986 году, программа модернизации производства, задуманная Михаилом Горбачевым, лишит работы еще 19–20 миллионов. И это — не предел. В СССР практикуется система найма рабочих, превышающая их реальную необходимость: несколько человек выполняют работу, с которой вполне мог бы справиться один. Сокращение штатов для высвобождения средств — эта цель уже заложена в советских планах — выбросит на рынок труда еще 20 миллионов человек. А 40 миллионов безработных замолчать советские власти никак не в состоянии. И в Советском Союзе вынуждены были (впервые за 55 лет) объявить о введении пособия по безработице, однако пособие по безработице по-советски не гарантирует рабочим даже минимума социальной защищенности. Во-первых, потому что оно является селективным — будет выдаваться «только некоторым категориям трудящихся, уволенным в связи с сокращением штатов», во-вторых, гарантирует выплату зарплаты только в течение трех месяцев. Так не состоялся еще один лозунг коммунизма, гарантирующий полную занятость населения. И с его падением перед советской идеологией возникли трудные проблемы. Международные — как отныне интерпретировать безработицу на Западе? Раньше она подавалась как неотъемлемая часть «загнивающего капитализма». И внутренние — как совместить безработицу с декларируемым правом на труд, и что делать со статьей уголовного кодекса, объявляющей тунеядство (уклонение от работы) преступлением? Подобные социальные парадоксы мы наблюдаем во всей советской действительности: возможности оборачиваются иллюзиями, права — обязанностями.