В результате советский майор был застрелен, а фон Дуфвинг арестован эсэсовскими частями. Когда же его в конце концов освободили, выяснилось, что кабель слишком короток. Обескураженный фон Дуфвинг доложил Геббельсу и Борману, что русские требуют безоговорочной капитуляции. Геббельс и Борман проинструктировали фон Дуфвинга, что он должен вернуться к русским и под любым предлогом увести оттуда Кребса. Когда фон Дуфвинг добрался до русского штаба и вызвал к телефону Кребса, тог приказал ему срочно попытаться протянуть кабель самым коротким путем, потому что русские в штабе ждут еще одного звонка из Москвы. Фон Дуфвингу удалось это дело, но как только вся операция была закончена, кабель был порван орудийным огнем. К тому времени, когда он вернулся и организовал связь с русскими, фон Дуфвинг узнал, что русские отпустили Кребса и он возвращается.
Это была не единственная попытка Геббельса и Бор мана спасти свои шкуры. Они надеялись, что их призна ют официальными представителями на мирных переговорах и позволят им вылететь к адмиралу Деницу в район Фленсберга подтем предлогом, что они предложат Деницу, как преемнику Гитлера, сдать Берлин советским войскам. Русские уже разгадали эту игру, тем не менее полковник В.С. Антонов, командовавший 301-й дивизией 8-го корпуса 5-й ударной армии, принял делегацию из четырех офицеров во главе с полковником, предлагавших условия сдачи как раз тогда, когда его войска атаковали Вильгельмплатц утром 1 мая. Антонов, как положено, сообщил об этой миссии, но получил приказ обстреливать Имперскую канцелярию и не вступать ни в какие переговоры. Антонов разрешил немецкому полковнику вместе с еще одним офицером вернуться и сообщить Имперской канцелярии о продвижении его части, но задержал двух других офицеров. Вся эта история продолжалась еще четыре часа, в течение которых огонь на этом участке был приостановлен.
В сумерках Антонов готов был атаковать Имперскую канцелярию, когда появился офицер с белым флагом и сообщил, что Геббельс мертв, а Дениц стал преемником Гитлера. Пока Антонов запрашивал дальнейшие инструкции, эта заминка позволила бегству продолжиться.
Другая причина, по которой бегство не началось раньше, это необходимость присутствовать на похоронах Магды и Йозефа Геббельсов, но вряд ли эта причина была истинной, судя по той поспешности, с которой обошлись с обгоревшими трупами четы Геббельсов. Более того, их дети остались непогребенными — нечто из ряда вон выходящее!
При отсутствии иных известных нам причин, запоздалое бегство остается приписать переговорам о перемирии.
Однако есть еще один момент, совершенно точно определенный в истории бегства: впоследствии Монке и другие утверждали, что бегство группы из Имперской канцелярии — людей из окружения и охраны фюрера — первоначально планировалось на вечер 30 апреля. Это предполагает, что руководство группы, включая Монке, знало, что Гитлер готовится совершить самоубийство или будет убит до этого времени, поскольку бегство такой большой группы, способной защищать фюрера, никогда не представлялось возможным.
Ограниченный характер бегства сам по себе является свидетельством того, что Гитлер уже был мертв, а намеченное первоначально время бегства предполагает, что обитатели бункера ожидали, что он к тому времени будет так или иначе, но мертв.
ОРГАНИЗАЦИЯ БЕГСТВА
Практически рассуждая, бегство из бункера вряд ли можно было считать военной акцией. Весь комплекс бункера обороняли примерно 700 эсэсовских охранников и 80 человек службы безопасности. Полагаясь только на собственные силы, они не могли рассчитывать прорвать?ся сквозь кольцо советских войск вокруг Берлина. Не было у них также никаких реальных шансов соединиться с какой-нибудь из разбросанных немецких воинских частей, которые представляли собой совершенно изолированные очаги сопротивления советскому наступлению. Связь между штабом Монке и немецкими воинскими частями как в самом Берлине, так и вне его носила отрывочный, хаотичный характер или вообще отсутствовала. Единственной действующей линией связи была связь Монке со штабом генерала Вейдлинга, расположенным в полутора километрах на Бедлерштрассе.
Монке даже не знал о расположении наступающих советских войск, не считая тех, которые действовали в непосредственной близости от него, хотя до него доносилась артиллерийская канонада с Унтер-дер-Линден, но о том, что происходило дальше на север, Монке не имел никакого представления. Генерал Густав Крукенберг позднее говорил: «Если генерал Монке не был в курсе расположения русских частей, то я знал, поскольку действовал на своем командном посту на станции метро «Штадтмитте», отступив туда с предшествующего командного поста на Унтер-дер-Линден».
Народился миф о том, что героический побег ставил своей целью соединиться с армией генерала Штайнера на западе. Это дало бы возможность создать внушительную силу из солдат и танков — соединение, которое немедленно привлекло бы внимание советских войск. Монке знал, что вокруг двенадцатиэтажного здания — противозенитной башни в Вединге — имеются отдельные танковые части, насчитывающие примерно от двадцати танков. Представляет известный интерес заявление Монке, сделанное им перед своими офицерами:
«Генерал Вейдлинг приказал прекратить в 11 часов дня активные боевые действия, все германские воинские части должны приготовиться прорваться сквозь железное кольцо Красной Армии, окружающее сейчас Берлин. Мы должны начать эту попытку малыми группами, нащупывая слабые звенья в этой цепи. Наше общее направление будет на северо-запад (65 км к северо-северо-западу от Берлина). Если это вам удастся, продолжайте движение. Это общий приказ, никаких более детальных указаний не будет... Никакого арьергарда не будет. Мы сами арьергард».
Число приближенных Гитлера сократилось теперь примерно до двадцати человек. Все они готовились к бегству.
Всю вторую половину дня 1 мая Монке обсуждал детали прорыва со своим заместителем подполковником Клингермейером. Они определили маршрут, сформировали десять отдельных групп и обсуждали время, когда начнется бегство. Монке принял на себя командование первой группой, Раттенхубер — второй, Вернер Наумен, личный помощник Бормана, взялся командовать третьей группой, в которой якобы уходил Борман. Они решили начать движение между 10.30 и 11.00 в этот вечер 1 мая и попробовать прорваться сквозь заграждения до утра.
Сократив размеры своих групп, Монке предоставил им большую или меньшую свободу. Его приказ являлся скорее данью военным традициям, а смысл сводился к одному: спасайтесь любой ценой!
Я подчеркиваю это обстоятельство потому, что существует множество свидетельств того, что все группы были в военной форме, даже секретарши были в шлемах и ботинках, с оружием. Хотя эти свидетельства работают на укрепление мифа, они находятся в вопиющем противоречии с другими показаниями, описывающими эти группы как разношерстную толпу: кто-то был в гражданской одежде, кто-то в военной форме, а солдаты все еще подчинялись военной команде. Показания тех самых гражданских лиц, например секретарш, утверждавших, что они переоделись в цивильное платье на следующем этапе бегства, свидетельствуют лишь о том, что под формой у них было гражданское платье.
Показания профессора Шёнка, который возглавлял «скорую помощь» в Имперской канцелярии, подтверждаг ют тот очевидный факт, что для гражданского лица будет позором, если его расстреляют за то, что он притворяется военным. Показания Шёнка касаются того времени, когда он добирался до сборного пункта тех, кто намеревался спасаться бегством, в коридоре, ведущем в подземный гараж рейхсканцелярии.
«Я прошел по длинному коридору, пока не оказался — в последний раз — в подвале, который я делил по крайней мере с дюжиной шишек нацистской партии; большинство из них, насколько я разобрался, из берлинского управления нацистской партии. Теперь они избавились от своей причудливой коричневой формы и ремней, от нарукавных повязок со свастикой. Некоторые были пьяны. Большинство же упаковывали громоздкие і юки, которые они наверняка унести с собой не могли».