Их сыночек родился мёртвым, Анна была так слаба, что едва дышала, а муж всё не ехал… Женщина теряла сознание и возвращалась из забытья... А супруг не вернулся… Умер после падения с лошади...
Анна металась в послеродовой горячке и тогда, когда приехал доктор, и когда похоронили мужа и сына, и когда от начавшейся эпидемии умерли все родственники супруга и почти половина дворовых людей… Как не странно из господ живыми осталась молодая роженица и престарелая бабушка - тётушка её свекрови. Может потому, что они лежали в дальних комнатах и за ними ухаживала лишь одна горничная. Анна не осознавала этого, она впала в какую-то прострацию, винила во всём себя и тихо плакала…
Уже лежал снег и изрядно подморозило, когда в очередной раз приехал доктор. Он был уставшим, сильно исхудавшим, с измученным, но мудрым взглядом…
- Мои услуги, сударыня, Вам более не надобны, как и Вашей престарелой родственнице. Всё в руках Господа… - доктор, осмотрев женщин, с удовольствием доедал обед после предложенной ему рюмки настойки.
- У Вас хоть кто-нибудь из дальних родственников есть где-нибудь? Припомните, голубушка, в вашем положении это важно - неожиданно спросил лекарь серьёзно и пристально глядя ей в глаза.
- Право не припомню, всё так перемешалось и запуталось… в Твери, тётушка из маменькиного родства… штабс-капитанша Жуковская была у нас на венчании… - вначале оживилась, а на последних словах вновь опечалилась вдова.
Доктор посидел расслабленно, переводя рассеянный взгляд с одного предмета на другой:
- Да, теперь и я припоминаю, степенная и серьёзная госпожа… А напишите Вы к ней, сударыня. Вам категорически не желательно оставаться одной. Вот закончится зима и поезжайте Вы, голубушка, на Кавказ. Тамошние воды творят чудеса, рекомендации я подготовлю… И непременно навестите тётушку — она если не сама поедет с Вами, то поможет найти достойную компаньонку. Я уж заночую здесь, с Вашего позволения — утром поеду дальше, там ещё трое больных…
Вдова Берсенева думала о словах доктора всю бессонную ночь и утром, проводив гостя, села за письма…
И вот Анна здесь, в Пятигорске с упованиями на восстановление здоровья и в предвкушении от зарождающихся отношений с НИМ… поручик Балязин так обнадёживающе любезен и обходителен… Вдова удивлялась своей реакции на прикосновения рук Вольдемара, его проникновенный полушепот о каких-то милых пустяках отзывался учащёнными ударами её сердца. Женщина сердилась на себя и все же не могла сдержать радостной улыбки при виде этого мужчины...
Утро в усадьбе Преображенском-Спассе.
Елена проснулась от щебета птиц или шепота девиц… или от того и другого одновременно. Барышня потягиваясь и не открывая глаз повернулась всем телом в более светлую сторону комнаты. По шелесту листвы, пенью птичек, отдалённым неясным шумам было понятно - там окно. Сквозь полуоткрытые веки Елена увидела светлые занавески с кремово-салатным орнаментом, освещённые далеко не утренним солнцем.
Но пробуждаться окончательно не хотелось — лень с дремотою ещё не совсем покинули её. Так приятно было лежать под тёплым одеялом, на мягкой удобной постели, в одной лишь тонкой рубашке… после этих, казалось, нескончаемых дней почти неподвижного сидения в карете. Но девушка вспомнила о тётушке и решила узнать о её здоровье. Накануне они приехали так поздно вечером, что уже не разобрать было ни лиц, ни окружающей обстановки.
- Ну вот мы и дома, слава Богу… Елена, тебя обиходят как надо, люди здесь надёжные. Поешь, помойся и отсыпайся, я тоже… день-два отдохну… - глухим и утомлённым голосом сказала тогда Мария Павловна, пока им помогали снять верхнюю одежду. И женщина, высвеченная лишь колеблющимся светом свечей канделябра, удалилась со слугами. Елену же повели в другую сторону и она что-то поела пока, судя по звукам ей наполняли ванну. Девушка так измаялась в дороге, что покорно дала себя раздеть, её намыли как ребёнка, переодели и заснула барышня едва легла в постель.
Елена аккуратно села, опустив ноги. Уже привычного головокружения и слабости не было, отчего хорошее настроение ещё больше улучшилось. Сунула ноги в домашние туфли без задников, взяла с кресла халат и пошла было к двери, но остановилась… перед портретом.
- Маменька… шкатулка с медальоном наша… это были твои покои… - полувопросительно-полуутвердительно проговорила девушка с лёгкой улыбкой глядя на изображение красивой женщины.
Елена вышла из спальни в комнату, судя по обстановке - гостиную. Между диваном и креслами на полу сидели несколько женщин в деревенской одежде. Перед самой молодой стоял таз и кувшин для умывания. Остальные тоже держали в руках какие-то вещи. Первая, поднявшаяся ей навстречу оказалась Лукерья, остальные повскакивали и поклонились.
- Доброго дня, Елена Аркадьевна! Как ночевали, здоровы ли? Барыня вот в услужение определили Прасковью, Катерину и Дуняшу. Прасковья старшей будет за порядок отвечать, с Катериной они всё приберут и помоют, а Дуняшу я обучу к Вам в горниШные… - каждая из женщин ещё раз поклонились, когда о ней говорили.
- Ну, «началось в колхозе утро...» - подумала Татьяна. - Смотреть на их поклоны и преклонения, дай Господи мне терпения…
- Как Мария Павловна себя чувствует, как ночь провела? - тем временем спросила Елена.
- С вечера лекарств выпили… ночью, знамо дело с устатку, просыпались барыня, а сейчас почивают… - обстоятельно «доложила» Луша.
- Будьте при барыне постоянно, беспокоюсь я о здоровье её… известите когда тётушка сможет принять меня... - довольно твёрдо «приказала» барышня.
- Со старшей Хозяйкой пока Гликерья..., молодая Хозяйка умыться прикажут или в постели позавтракаете и ещё почивать будете? - отчиталась и за это Лукерья.
- Умоюсь, позавтракаю в гостиной и… какая там погода? Прогуляться немного хочу… - определилась с распоряжениями Елена.
- Простите, госпожа… Барыня просили передать, что бы без неё барышня от дому не отходили… Они потом всё сами покажут и обскажут… Если позволите, с верхней веранды вид хороший и воздух свежий, а мы с Дуняшей платье и шаль приготовим… - горничная показала на двустворчатую дверь между окон гостиной.
Девушка поела немного творогу с густыми сливками, сдобных лепешек и ватрушек с чаем.
Вид с верхней веранды усадебного дома и правда был изумительный. Дуняша накинула на плечи Елены теплую с красивыми крупными цветами шаль и барышня, обхватив себя руками за плечи, казалось поднялась на носочки восхищённо вглядываясь в открывшееся раздолье. Синей змейкой скользила река Полонуха в тёмно-зелёных руках хвойных лесов. Легкие белые облака бежали по небу следом за рекой, изредка затеняя то цветущие луга, то коричневые лоскуты пашен, то светлые рощи лиственных деревьев… Девушке захотелось всё здесь исходить, понюхать, потрогать, надышаться этой свободой и простором. Пока же Елена уловила лишь запах сирени и ещё каких-то цветов, посаженных во дворе. Въездная дорога пролегала широкой петлёй от ворот ограды усадьбы до крыльца дома. Кустарники, дорожки, цветники, скамьи - всё радовало глаз и барышня с удовольствием провела время до обеда на веранде: то пила чаю; то читала французский роман; то подолгу стояла у перил с каждой стороны открытой террасы, слушая сбивчивые от смущения рассказы Дуняши о том «што у Вас в имении, молодая Хозяйка, и где находится».
- Надеюсь все наши треволнения и огорчения позади и девица сможет окрепнуть здесь морально и физически настолько, что… подумала Татьяна, но отвлеклась на слово «родник».
- Где ты говоришь находится родник? Я бы хотела посмотреть. Покажешь мне его, когда тётушка разрешит? - переспросила Елена.
- Так я завсегда… только он аж у берега реки Полонухи, туда на телеге… ой, в пролётке Вам удобнее будет… ещё спуск к реке не очень крутой, но воду мы оттуда не берем… дальше вправо место поудобнее будет…
Словоохотливое «щебетание» горничной действовало на Елену Аркадьевну умиротворяюще и она почти дремала, сидя в удобном креслице у чайного столика...